Елена Асеева - Коло Жизни. Средина. Том второй
– Мне надобно вас оставить. Родитель желает со мной поговорить, и это впервые после обряда, потому вельми интересно и волнительно, – молвил Перший, останавливая взмахом руки толкования Велета и прислушиваясь к шипению змеи в венце, коя нависнув над его ухом, теперь вгоняла вглубь него свой язык.
Старший Димург зримо волновался и сказал свою речь с легким трепетанием в голосе, ибо понимал, что прибытие Мора и Велета могло привести к его отлету из Млечного Пути… Отлету который ни Яробор Живко, ни тем паче Крушец сейчас не смогли бы спокойно пережить.
– Ярушка, – мягко обратился он к мальчику, которого уже спустил с рук Атеф, поставив подле своих могучих ног. – Побудешь здесь с Богами, покуда меня не будет? Или отнести тебя в комлю, право молвить Кали-Даруги ноне занята, и сможет к тебе прийти несколько позже.
– Нет, не пойду в комлю, останусь с Мором и Велетом, – спешно отозвался юноша, оно как совсем не желал оказаться в комле, да еще и с Кали, которая вновь поднимет пред ним вопрос о занятиях.
– Хорошо, – верно, уловив мысли мальчика дыхнул Перший и слегка качнул головой, тем самым, то ли высказывая недовольство, то ли просто направляя змею на положенное место в венце.
Змея незамедлительно вытащила из уха Господа свой раздвоенный язык, и, приподнявшись на хвосте, вздела вверх свою треугольную голову, дюже внимательно обозрев не только залу, Мора и Велета, но и самого юношу, точно запечатлела их образ. Засим она также неторопливо скрутилась в спираль в навершие венца, пристроив голову на хвост, и ядренисто пыхнула зеленью своих очей. Перший, мысленно послав веление сынам приглядывать за мальчиком, развернулся и неторопко покинул залу.
Глава третья
Поколь рябью поигрывали от ухода старшего Димурга зеркальные стены, очевидно, все еще храня в себе его серебристый цвет сакхи, Мор степенно направился к единственному креслу, и, воссев на него, резко вздел вверх руку. Он тем рывком, вроде как содрал со свода огромный пласт колеблющегося облака, на чуть-чуть живописавший фиолетовую поверхность, и скинул его вниз. Ком облака, подобно болиду преодолел расстояние от свода до пола, да гулко плюхнувшись на него, в мгновение ока образовал могутное серое кресло, присыпанное сверху мельчайшей голубоватой изморозью. Велет полюбовно огладил волосы мальчика, и, двинувшись к созданному для него креслу, очень нежно молвил:
– Благодарю, милый малецык, – Атеф не менее степенно опустился в глубины кресла, и те слышимо пухнув, живописали враз под его руками облокотницы, а под ногами, выкатившись из сидалища, долгий лежак. – И, что же ты желал поведать, мой любезный. Я не очень понял твое сообщение, ибо оно дюже спонтанно прозвучало, а переспрашивать не решился, або почувствовал, что ты взволнован. И зачем понадобилось малецыку Усачу срочно все бросать и лететь в Северный Венец?
– Чтобы забрать Стыня, – коротко отозвался Мор, и гулко вздохнув, смолк.
Яробор Живко с интересом оглядел замерших Богов, не сводящих с него трепетно-полюбовного взора, и принялся шевелить белые низкие испарения укрывающие местами черную гладь пола, разгребая их комковатое полотно правой ногой, стопа которой была обута в серебристую сандалю.
– Малецык Стынь поколь находится в Северном Венце, – все также значимо недовольно и почасту вздыхая продолжил пояснения Мор, явно нуждающийся в слушателе. – Туда оногдась прибыл Китоврас, и он присмотрит за малецыком, покуда его не заберет Усач. Там же Усач сам решит передать ли Стыня Асилу, Дивному или все же Воителю, как того сам желал милый малецык. А торопил я тебя и Усача, потому как боялся, что коли задержусь, Родитель наново передумает и пришлет в Млечный Путь Воителя взанамест меня. Сам же знаешь, как было по первому Родителем решено. Вежды мне сказал, ономнясь связавшись, чтобы я все бросил и незамедлительно прибыл в Млечный Путь. Ибо он поколь в Отческих недрах и возможно не скоро сможет забрать Стыня, так как предполагает, Родитель его накажет. А как бросить, коли не куда пристроить Стыня. А вдруг у бесценного малецыка случится отключение, надобно чтобы подле был кто из старших и знал как помочь. Мерик после посещения кремника на Хвангуре несколько отупел, как мне кажется… лучше бы продолжал красть чем то, что ноне происходит с ним… Всего боится, трясется и даже исполняет поручения несмело, словно не уверен в своих способностях. Совсем испортили черта эти тупоголовые криксы-вараксы, такая неприятность… такая… Посему я и обратился к тебе и Усачу за помощью. Зная, что Усач никогда не откажет мне, коли попрошу, да и ты тоже… Не решился, однако, беспокоить старших Богов или Воителя, поелику он поколь не выяснит, что? как? зачем? почему? никогда не прилетит. А так Усач заберет Стыня и сам же его доставит к Воителю в Блискавицу али к Асилу в Геликоприон… И вообще, знаешь Велет, порой возникает такое ощущение, что кроме меня и Вежды в нашей печище все призваны только расстраивать Отца… Уж я не говорю о том, чтобы помогать.
– Ну, ну, мой любезный, – Атеф, наконец, перевел взгляд с мальчика и очень ласково воззрился на Димурга, а мышцы на его плечах перекатились туды… сюды так приметно, что заколыхалась материя сакхи, словно жаждая порваться. – Что ты такое говоришь, как это так призваны расстраивать нашего дорогого Отца. А потом недолжно тебе, моя драгость, забывать, что ты и Вежды старшие сыны… А скоро ответственность и вовсе многажды возрастет, стоит нашему бесценному малецыку переродится… Ты должен быть к этому готов… Готов, что забота о Стыне перейдет в целом на тебя. Поколь малецык будет восстанавливаться, возрастать и Отец, и Вежды будут большую часть времени подле него. И тебе в основном придется участвовать в жизни Стыня, поддерживать Темряя и Опеча. Эт, конечно, не значит, что я иль иные старшие Боги не будут вам помогать, но ты должен осознавать свое взросление… свое особое… существенное место средь Димургов.
Велет говорил достаточно неспешно, точно соизмеряя каждое свое слово, включая в речь не только наставление, успокоение, но и всю нежность, каковую испытывал к младшим членам печищ, и особенно к Димургам… К Димургам, в печищу которых, также как и Седми, когда-то желал вступить.
– Я это понимаю, и готов к тому, – отозвался все также досадливо Мор, и провел перстами по грани своего раздвоенного подбородка. – Но это бы еще и иные понимали, те самые, каковые вмале сделаются средними Зиждителями и ответственность на которых будет лежать не меньшая… Ты вот говоришь, не досадуй на Опеча, а как на него не досадовать… как? Замкнулся в своей Апикальной Галактике, ибо, видите ли, занят новыми творениями, которые ему позволил создавать Отец… Представляю, что он натворит там, после пережитого. Непременно, создаст какого-нибудь нового антропоморфа с коим окромя Воителя никто и не справится.
– Ну, зачем ты так? Зачем? – мягкость в певучем, объемном басе Велета принялась нарастать, вроде он желал той звучащей мелодичностью снять напряжение с весьма гневливого Димурга. – Не надобно на Опеча серчать. К нему итак придирчиво относится Стыря, и до сих пор натянуто общается. Отчего малецык Опечь страдает… Посему надо нам старшим проявить миролюбие и разумность. И поступать как Словута али Усач.
– Миролюбие, – произнес совсем надсадно Мор и резко въехал головой и спиной в ослон кресла, чем вызвал его порывисто качание. – Куда еще больше миролюбия. Привез ему Стыня, дабы срочно надо было побывать в Сухменном угорье. Магур-птицы доложили, что в этой Галактике нарастает давление в одной из систем. И попросил Опеча! попросил его, пригляди за малецыком, никуда от себя не отпускай. Так нет же, Опечь взял и отпустил нашу бесценность к Темряю, да еще и на сумэ. Но сумэ создано было надысь, и поколь слабо опробовано в чревоточинах, а вдруг что-нибудь случилось с судном, и драгоценный малецык пострадал. Но это часть беды… Хуже, что он отпустил Стыня к Темряю. Я понял бы если Опечь отпустил нашу кроху к Усачу, Стыре, Воителю или к Словуте. Но к Темряю… это все равно, что к Огню или к Дажбе. Хотя, верно, к Дажбе стало менее задачливо. – Мор нежданно резко дернул головой и махом на его лице дрогнули все жилки, по-видимому, он был чем-то весьма опечален. – Спрашиваю у Опеча, где Стынь? А Стынь давно уже у Темряя… Темряй замечательный малецык, но лишь тогда, когда не экспериментирует… А когда он экспериментирует, да еще подле него Стынь, – теперь Димург горестно вздохнул. – Если бы ты Велет видел, что они там создали. Я просто уверен в том принимал участие Стынь и, вероятно, еще кто-то… Так предполагаю, это был Словута, хотя на него не очень похоже, но некие единицы наследственной информации явственно соответствовали его созданиям. А по поводу Стыня, так малецык почасту вносит в коды такое, что ощущается, наша драгость все еще больна и не оправилась от хвори. И то благо, что Отец сие не видел и Родитель был занят лучицей, иначе незамедлительно бы наказал Темряя… Темряя и Отца, конечно же. Ведь в тех созданиях, коли их так можно назвать, были нарушены все генетически информационные покодовые носители. А когда они принялись пожирать саму планету, допрежь того съев всю растительность, животных, птиц, и большую часть людей… я опешил…
