Владимир Ступишин - Моя миссия в Армении. 1992-1994
Бурбулис и Грачев договорились с президентом Армении юридически оформить статус российских войск на территории Армении.
Я же для себя решил очень важную проблему временного размещения посольства: прямо за столом, посовещавшись с премьер-министром и спикером парламента, президент принял решение предоставить в наше распоряжение гостевой домик в расположении бывших цековских дач в Конде. Это известный всем район Еревана. Тут же рядом гостиница «Раздан», где нашли приют посольства Франции, США, Ирана, других стран. Но главное не это: дачи в Конде стали жильем для президента республики, главы правительства, председателя Верховного Совета, силовых министров, некоторых иностранных советников, и такое соседство, да еще под охраной автоматчиков, нас более, чем устраивало. Нашим хозяйственникам, пытавшимся подбирать здание для посольства в апреле, этот вариант казался желательным, но несбыточным. Там, как и во всем Ереване, не было газа, были перебои с электричеством, во всяком случае до весны 1993 года, отсутствовало центральное отопление, но мы могли начинать нашу посольскую жизнь в тесноте, да не в обиде. И я был очень признателен Левону Акоповичу за доброе расположение к российскому посольству, которое в ноябре 1992 года угнездилось в удобном месте, в десяти минутах езды от президентской канцелярии, Парламента, Совмина и МИДа, да еще подняло российский флаг не у входа в гостиницу, как все другие, а над одной из дач в Конде. Но это произошло через несколько месяцев, а до того пришлось решать проблемы посольства в Москве вместе с моими товарищами, возглавившими посольства в других странах СНГ и Балтии.
Получив временное помещение, мы не забывали о постоянном. Среди проектов на первом месте стояло здание бывшего горкома КПСС, занятое МИДом, который рассчитывал на переезд в более удобное для него здание и потому с готовностью уступал нам «горком». Но дело с переездом затянулось на целый год и, когда стало ясно, что нам не светит осуществление варианта, с которым мы вроде бы свыклись, я попросту начал ругаться. И тогда, как по мановению волшебной палочки, появилось новое предложение, за которое я ухватился обеими руками: мне показали недостроенное девятиэтажное здание на улице Григория Просветителя, рядом с горсоветом и главным проспектом столицы, большим рынком и стадионом, на участке не меньше гектара. Этот вариант мне показался отвечающим всем требованиям, которые только можно предъявить зданию для посольства, где надо разместить все службы, включая консульский отдел, и жилье. Этот вариант я, в конечном итоге, и пробил в Москве и в Ереване.
Однако вернемся в 1992 год. После беседы группы послов с Шеловым-Коведяевым в начале июня нас, наконец-то, осчастливил своим вниманием и г-н Козырев, но принял всех зараз, на каждого в отдельности, как это водилось у его предшественников, у него времени не оказалось, хотя тогда он еще не вошел во вкус порхания по западным (в основном) столицам. Состоялась эта «историческая» встреча 4 июня. Мы изложили наши первые соображения, в основном по зарплате. Министр вроде бы поддержал, рекомендовал поплакаться прессе, обещал встречу с руководством Верховного Совета. Уже 6 июня послов принял первый зампред Верховного Совета Сергей Филатов (Руслан Хасбулатов был в это время в Турции). Филатов всех нас внимательно выслушал и пообещал «всю необходимую поддержку и законодательное содействие» со стороны парламента, а заодно сделал «царский подарок» в виде списанных начальственных «Чаек», которым, по-моему, никто из послов так и не воспользовался. Во всяком случае, в Ереван везти «членовоз» самолетом мне было не с руки, и я очень скоро официально отказался от «подарка».
Первым в прессе, не дожидаясь рекомендаций министра, начал высказываться посол в Киеве Леонид Смоляков, который раньше всех приступил к выполнению своих обязанностей и столкнулся с трудностями организации посольства без денег и штатного расписания. 9 июня в пресс-центре МИДа на Зубовском бульваре была устроена встреча с журналистами, получившая отражение в «Вестях», «Эхе Москвы», Би-Би-Си, а также в «Московском Комсомольце» и, возможно, в некоторых других газетах. Отвечая на вопросы, касающиеся положения в Закавказье, Вальтер Шония, назначенный в Баку, говорил осторожно, но в общем с проазерских позиций, которые он в последующем ужесточил, открыто поддержав притязания Азербайджана на территорию Нагорного Карабаха. Я тоже тогда еще не заострял свои публичные высказывания, хотя изначально считал, еще в 1988 году, что Карабах – земля исконно армянская и имеет все юридические, исторические, этнические и прочие основания стремиться к освобождению от азербайджанского господства, установленного над ним в результате предательства большевистской России в 1921 году. В пресс-центре я заявил, что урегулирование карабахского конфликта вижу исключительно путем поиска мирного компромисса, но на основе естественного права любого народа на самоопределение, права свободно распоряжаться своей судьбой при непременном уважении прав человека с тем, чтобы люди могли жить и спокойно растить детей и виноград на своей земле. С Шонией найти общий язык оказалось невозможным и в тиши мидовских кабинетов, оглашавшихся во время наших споров его воплями о том, что он вообще не нуждается ни в каких аргументах, так как армяне… И дальше обычно следовала полуцензурная брань, поскольку аргументов ни у него, ни у его подзащитных никогда не было и не могло быть, если не считать аргументами «факты» из фальсифицированной истории в духе писаний ныне покойного академика Буниятова. К сожалению, в МИДе Шония находил куда больше сочувствия, нежели посол в Армении, которого объявили большим армянином, чем сами армяне, не желая вникать ни в мои аргументы, подкрепляемые историческими фактами и юридическими документами, ни в мою принципиальную убежденность в том, что стратегический союз России с Арменией необходим для российских государственных интересов. Обо всем этом я так или иначе стал говорить в своих интервью корреспондентам «Московских Новостей», «Российской газеты», «Армянского вестника», «Республики Армения». Ну а свою позицию в защиту Нагорного Карабаха я впервые изложил еще в 1989 году в интервью, опубликованном степанакертской газетой «Советский Карабах». В период моего посольства в Армении я эту позицию лишь развивал, углубляя ее теоретическую базу.
На той же встрече с журналистами в пресс-центре меня спросили, почему именно я был выбран для назначения в Ереван. Я высказал предположение, что, по всей видимости, свою роль сыграл мой опыт работы и в странах «третьего мира», и в Европе, ибо Армения, находясь географически в Азии, всей своей культурой и историей тяготеет к западным, христианским ценностям. Да и свои симпатии к армянскому народу я никогда не скрывал, имея друзей-армян и в Москве, и в Париже, и в Милане, и на острове Св.Лазаря. А вот каким образом возникла моя кандидатура на пост посла в Армении, я мог только гадать тогда, да и сейчас с полной уверенностью свои предположения подтвердить не в состоянии.
Раньше было проще. Я оказывался либо назначенцем управления кадров (стажером в Камбоджу в 1956 году), либо меня хотел взять к себе посол (так я поехал в Марокко в 1963 году и второй раз во Францию в 1979 году), либо меня выдвигал территориальный отдел, где меня хорошо знали (Первая Европа в Париж в 1972 году и в Милан в 1989-м). Кто предложил меня на роль посла в Армению, точно не знаю, но ясно, что МИД.
26 мая Б.Н.Ельцин подписал мои верительные грамоты, и я начал согласовывать через постпредство Армении в Москве время моей поездки в Ереван для их вручения президенту Левону Тер-Петросяну.
К этому моменту никаких сотрудников у меня еще не было. Но уже был в активе Владимир Степанович Стариков, который работал исполнительным секретарем советско-турецкой погранкомиссии и охотно согласился на должность советника-посланника посольства. Ко мне просились и более опытные дипломаты, но мне нужен был в тот момент не столько аналитик, способный писать соответствующие телеграммы, – эту функцию на первых порах я полностью взял на себя. Мне был нужен человек с административно-хозяйственной жилкой. Таким человеком мне показался Стариков, и я не ошибся: он освободил меня от многого того, что мне пришлось бы вытягивать самому в ущерб политической работе. И с ним вдвоем плюс небольшая консульская служба (сначала два, а потом три человека) мы и составили рабочее ядро посольства. Весной добавились политсоветник и завканц. Чуть позже – военный советник. И были еще у нас помощник посла, бухгалтер и завхоз, а также принятые на месте переводчик для обработки армянской прессы Людмила Сергеевна Ванян, очень грамотная, интеллигентная и милая женщина, и шофер Манташ Наполеонович Манташев, потомок тех самых Манташевых, которые славились своей предпринимательской деятельностью на всю Россию, прекрасный водитель и милейший человек.
