Наталья Болдырева - У обелиска (сборник)
Гвардеец тяжело дышал, опираясь о стол обеими руками и низко уронив голову. На неутомимого он сейчас никак не походил.
– Т-так точ-чно, ваше высокопревосходительство. – Гвардейская выучка, тем не менее, взяла верх. – Закончил. Маяки все. Но и сильна ж эта баба, будь я неладен! Дикая магия, точно. Водяница, ундина, русалка, мавка – как хотите, так и зовите.
– Ундина, значит, – многозначительно хмыкнул Иннокентий Януарьевич. – Дикая магия, значит? Вот и отлично. Она-то нам и сгодится. Будет Георгий Кон… то есть товарищ Константинов, – он ухмыльнулся, – премного доволен.
Свитские безмолвствовали, только бородатый Феодор протянул молча Мишелю плоскую фляжку. Тот благодарно кивнул, сделал добрый глоток, крякнул.
– Казачий полк всегда знает, где лучшей выпивкой разжиться. Это вам не наркомовские сто грамм.
– Какой там казачий… – начал было бородач, но гвардеец только рукой махнул.
– Не притворяйся, Федя, «красным командиром», плохо у тебя это выходит, друг мой.
– Разговорчики, – недовольно свел брови Иннокентий Януарьевич, и разговорчики действительно мигом стихли. – Бабу эту и пустим.
– Ее? – с оттенком беспомощности переспросил Феодор. – Ваше высокопревосходительство… Иннокентий Януарьевич… Она ж женщина как-никак…
– Она большевичка, – фыркнул Мишель. – Ей сам бог велел. За родину, за партию, за товарища Сталина…
– Все лютуешь, Миша, – покачал головой казак. – Все Крым забыть не можешь?
– Чего я уж им забыть не могу, Федя, это дело мое, приватное, – отрезал гвардеец. – Но с Иннокентием Януарьевичем согласен. Баба эта пострашнее «ангелов» выйдет, коль вразнос пустить.
– Вразнос… – казак вздохнул, покачал головой. Остальные свитские тоже угрюмо понурились.
– Эх, воспитание дореволюционное, – криво ухмыльнулся Мишель. – С волками жить – по-волчьи выть, господа. Мы в Россию большевистскую вернулись? Вернулись. В Красной Армии нерушимые ряды вступили? Вступили. Полковничьи погоны носим, пайки особые получаем? Квартиры старые в Москве да Петрограде вернули, бронь от уплотнений выхлопотали? Вернули, выхлопотали. Ну так отрабатывать пора. По-ихнему, по-большевистски. Без сомнений и колебаний. Надо на смерть человека послать – пошлем. Надо батальон, полк, дивизию – тоже пошлем. Мы-то тогда мямлили, колебались, ни туда ни сюда, а они свою линию гнули – вот и победили. Вот и носим теперь, господа-товарищи, погоны без вензелей.
– Так погоны-то почти такие же, Мишель, – не выдержал молчаливый усач Севастиан. – Разве что звез-дочки побольше. Да и остальное… Школы, как встарь, форма та же, грамматика с арифметикой те же самые. Словесность… ну, да, иная. Раньше пели «так за царя, за Русь, за нашу веру», а теперь – «так за Совет Народных Комиссаров». А музыка та же, да и слова не шибко поменяли! Строчку одну всего!
Гвардеец только отмахнулся.
– Вы, господа, мое мнение знаете. Сейчас большевики нужны, чтобы Россия не исчезла. Кость сломанную в жесткий гипс заключают, который подчас и железными винтами скреплять приходится. Но не ждите, чтобы я и гипс, и винты полюбил бы нежной любовью.
– Побеседовали, уважаемые? – сварливо осведомился Иннокентий Януарьевич, резко оборвав все и всяческие разговоры. – Тогда, господа, слушайте мою команду. Оборону прорывать будем здесь. Я об этом товарищу Константинову отпишу немедленно. Время – завтрашняя ночь. За день, господа, заклинательницу эту доведите мне до кондиции. Чтоб ни сомнений, ни колебаний. Как вы это сделаете – на месте разберетесь, по мелочам вам указывать не стану. А я пока еще одного человечка в пару к ней поищу. Бабенка эта хороша, спору нет, но есть у меня одна мыслишка, так, пустячок некий, как эффект получить еще больше, чем даже Мишель рассчитывает. Потому что вразнос-то она вразнос, да у немца тут всякого богатства припасено. Так что… На всякий случай… сами знаете – с товарищем Константиновым шутки плохи. Защита у него стоит такая, что пальцами уже не прищелкнешь, как с моим Илюшенькой. Спецы ставили, – губы его брезгливо скривились. – И я до них пока что не добрался, господа, да-с, не добрался, поэтому соблюдаем осторожность. Ну-с, а теперь за дело. Мишель, Сева, Феодор, Игорь – вы с бабенкой разбирайтесь, а вы, Семен, со мной пойдете.
* * *Старший сержант Сергей Петров считался родившимся в рубашке. Школу он закончил как раз перед двадцать вторым июня, двадцать четвертого уже стоял в бесконечной очереди добровольцев перед военкоматом, а в августе уже воевал.
И всякий раз выпутывался из, казалось бы, совершенно безнадежных ситуаций.
Его дивизия угодила в котел под Киевом и почти вся там осталась – Серега вывел свой взвод после того, как погиб их лейтенант, оказавшийся единственной потерей.
Новую часть перебросили на Западный фронт, как раз к немецкому наступлению на Москву; новый котел, на сей раз – вяземский, и вновь Сереге везет. Вокруг него, ефрейтора, сбивается кучка отчаянных и злых, ночью штыками и гранатами прокладывает себе дорогу через немецкий заслон и вновь выходит к своим, притащив два трофейных пулемета.
Серегу отправляют на курсы младших лейтенантов, куда он отчаянно не хочет – как же так, Родину защищать надо, а тут за парту! Но приказ есть приказ, ничего не поделаешь; эшелон, однако, попадает под налет, бомбы ложатся рядом, никто не погиб, но паровоз разнесло. Документы к тому же очень удачно потерялись, и, пока суд да дело, немцы опять в наступление поперли, так что сержант Петров дерется с ними уже в излучине Дона. И снова окружение, прорыв, отход, приказ 227, «ни шагу назад!», и Сергей с остатками роты отражает отчаянный натиск фрицев уже в самом Сталинграде. Дом накрывает тяжелая артиллерия, под обломками остаются почти все его товарищи, а Серега ухитряется выползти.
Вот тогда-то его и приметил сам товарищ Верховенский. Генерал-лейтенант в ту пору, член Военного Совета Сталинградского фронта. Приметил – и взял в свою охрану. Правда, не в самую ближнюю, которой командовал старлей Илья Загиблый, носившую малиновые околыши. Нет, во второй взвод – армейских автоматчиков. Как уж товарищ генерал-лейтенант это себе устроил, по каким штатам все это проходило – Серега уразуметь не мог. Да и не его ума это было дело.
Служба, впрочем, оказалась хоть и сытая, но скучная. Нет, товарищ член Верховного Совета по тылам не отсиживался, лазил по-над передовой, но вот стрелять было уже не в кого.
По счастью, и арестовывать никого не приходилось – этим занимались молодцы Загиблого. Между двумя взводами, особистов и армейцев, приязни особой не имелось, хорошо еще, что до мордобоя не доходило.
Честно говоря, больше все это походило на прислугу. Денщиков Серега презирал – он, сын трудового народа, комсомолец, он боец, не из худших, и «За боевые заслуги» есть, и «За отвагу» в сорок втором так просто не вручали, а состоит при пожилом генерал-лейтенанте (сейчас уже генерал-полковнике), который, болтали, контре всякой служил, чуть ли не самим министрам-капиталистам во главе с Керенским, тем самым, что в женском салопе от Красной Гвардии в Октябре удирал.
Не раз и не два подавал Серега рапорты, прося направить его в боевую часть, да только оставались они все без ответа. Вернее, с одним-единственным ответом – «Отказать».
Так вот и шла служба – не служба, а насмешка одна. Друзья-приятели все воюют, кровь проливают за Родину, а он, словно квартирмейстерская команда, все с хозяйственными поручениями бегает. Из автомата уже и забыл, когда последний раз стрелял.
Хотя да, не поспоришь – заботился товарищ генерал о своих людях по первому разряду. Чтобы какое довольствие задержали, не выдали или выдали не первого сорта – ни в жисть.
Но все равно – скучно. Недостойно. Пусть тому радуются Загиблый и его мордовороты, что скоро в двери проходить не смогут, такие хари наели. Он, Серега Петров, тверич, боец Красной Армии, на фронте воевать должен, а не сапоги ваксить по два раза на дню.
И сейчас сидел он с еще двумя бойцами своего отделения, как было приказано, не спуская глаз с «гражданочки», которую товарищ генерал-полковник препоручил их заботам.
Гражданочка та, ясное дело, была не простая. Магичка, заклинательница, а может, ворожея. Когда сам служишь у могущественного мага, волей-неволей насобачишься в этих делах, хоть немного, а все-таки. Порой Серегу завидки брали, что у него самого – никаких способностей, но тут уж ничего не поделаешь, у кого есть – у тех есть. Да и то сказать, как на тех же магов-некромантов посмотришь, что с погибшими да похороненными (ну, или непохороненными) дело имеют, так и убежать захочешь от всей этой магии, глаза закрыв и уши зажав.
Заклинательница только на первый взгляд казалась жуткой, уродливой старухой, какой Серега ее увидал на днепровском берегу. Привезли ее откуда-то люди Загиблого, и выглядела женщина тогда совершенно безумной. Потом, правда, несколько оклемалась, и товарищ генерал-полковник даже добился, чтобы она что-то там на берегу Днепра учудила. Что именно – Серега не знал, правда, пока она там волшебничала, его по спине словно ледяным гребнем проводили. Ох, не к добру все это выходило, не к добру.
