Александр Михайловский - Дорога в Царьград

   Берусь за ТПУ, и вызываю своего наводчика, - Кандауров!

- Да, тащ капитан? - глухо отзывается в наушниках.

   - По фрегату, осколочно-фугасным!

   - Это корвет, тащ капитан! - слышу, как этот негодяй хихикает.

   - Ну, значит по корвету, одна хрень, лишь бы горел! - хочеться и материться и смеяться одновременно.

- Так точно тащ капитан, готово! - слышу, как внизу лязгает механизм заряжания.

   - Огонь! - пушка ухнула и... Снаряд угодил в разложенные на палубе холщевые мешочки с пороховыми зарядами.

   Вы никогда не плескали ведро бензина в почти потухший костер? - Зрелище, я вам скажу, замечательное. Огонь стеной до неба. Пересохшее дерево корпуса этого корвета вспыхнуло, как облитое бензином. А по берегу с палящими по нам башибузуками ударили пулеметы и автоматические пушки. Правильно, это были именно башибузуки, ибо видно, что одеты они не в синюю форму регулярной турецкой армии, а кто во что горазд. Самодельные воины Аллаха все куда-то попрятались, сразу после того, как пару человек разнесло в кровавые клочки прямыми попаданиями 30-мм снарядов, и еще сколько же было убито и ранено более банальными способами.

   И вот гусеницы цепляют за дно, и мы, машина за машиной, выходим на берег. Если верить древнегреческим мифам, где-то в этих краях впервые вышла на берег богиня Афродита. И хоть наши БМП не столь красивы, но рады им местные куда больше, чем какой-то там Афродите.

Мои парни спешиваются, и рассыпаются по окрестностям. Узкая улочка, змеей поднимающаяся в гору приводит нас на небольшую площадь... Место власти, три в одном: дом раиса, небольшой базарчик, и эшафот с расставленными вокруг кольями, на которые были насажены головы казненных. Между прочим, там были и женские, и даже детские головы. Оттоманская Порта во всей ее красе!

   Ну, тут мне казачья кровь в голову и ударила. И кстати не мне одному! Все вокруг стало багровым, в ушах заревело, - Бей их, гадов!

   Помню, что моя БМП молодецким ударом вынесла ворота в доме, и ворвалась во двор. Подхватив автомат, выпрыгиваю из люка и кидаюсь в драку. Выстрелы из древних пистолей, и короткие автоматные очереди в ответ. Орущие бородатые лица, падающие мне под ноги после каждого выстрела и пуля из древнего пистоля, угодившая в грудную пластину бронежилета. Ух-ты, больно-то как, будто конь лягнул!

   Отбираю у глупой девки разряженный пистоль, потом кинжал. Безоружная, она визжит, царапается и кусается, как дикая кошка. Но ничего, у нее это пройдет. Придавливаю на шее мало кому известную точку, и дочка раиса мешком оседает на пол. - Почему дочка? - Да одета она слишком шикарно, и украшений на ней на целую ювелирную лавку. Рев в ушах стихает.

- Тащ капитан! - передо мной стоит старшина Ячменев, - Все, кончилось, всех... - он замялся, - порешили!

   - Отлично! - я провел рукой по оцарапанному лицу, - кого-нибудь кроме этой стервы живьем взяли?

   - Толстяка, одного - местные говорят, что он здесь начальник... Ну, и еще пару слуг, которые сныкались и не отсвечивали.

   - Постой, Ячменев, ты что, и по-гречески умеешь? - не понял я.

   - Да нет, тащ капитан, - Ячменев пожал плечами, - там в подвале - зиндане здешнем - один грек сидит, то есть, сидел. - Так он говорит, что купец, до войны в Одессе часто бывал. По-русски болтает будь здоров, только вот странно как-то. Диметриос Ок..., Он..., Ом... - Блин, не помню дальше...

   - Может Онассис? - пошутил я, - Тоже купец, между прочим, был знатный. - Ну что же веди к своему Диметриосу.

   Меня должны казнить завтра на рассвете. Во всяком случае, так сказала мне эта жирная скотина, Саид-бей Миринский. Он долго и старательно перечислял все муки, которые должны пасть на голову "неверной собаки", то есть на мою. Ну, терять мне было нечего, и я сказал ему, что лучше сто раз быть молодой и злой собакой, чем один раз старой жирной свиньей.

   Перечисление моих завтрашних мук прервал мальчик-бача, который принес хозяину новость о том, что к Мирине подходят два корабля... Скорее всего из флота инглизов, ибо в турецком флоте таких больших и красивых кораблей нет.

   Кряхтя, бей встал с мягкой, обшитой шелком подушки, на которой он восседал, и приказал своим слугам бросить меня в земляную яму, где содержатся враги султана и его, а сам... Нет что вы, этот бурдюк с жиром давно никуда из дома не выходит, и покинет его он только на погребальных носилках. А встречать английские корабли он послал своего младшего сына Селима. Ну, а меня снова бросили в зловонную яму распорядившись, - Не кормить и не поить христианскую собаку.

   - Ну что ж, - решил я, когда над моей головой со скрипом опустилась ржавая решетка, - раз уж меня оставили в покое, то стоит попытаться поспать, ибо завтра будет трудный день. - И я улегся на кучу грязной вонючей и сырой соломы.

   Но сон не шел. И я начал вспоминать свое детство. Отца, Ивана Антоновича Никитина, таким, каким он был во времена моего детства - артиллерийский офицер, красавец, душа компании... Мать, Елена Ономагулос, статную черноволосую гречанку, дочь купца и рыбопромышленника.

   История любви моих родителей изобиловала совершенно шекспировскими страстями. Но, все обошлось счастливее, чем у Ромео и Джульетты. Строгий командир полка дал разрешение на женитьбу поручику Никитину, и суровый отец простил свою юную дочь, посмевшую влюбиться в молодого русского офицера без его ведома и разрешения. А ведь время тогда было еще то, 1847 год, царствование государя-императора Николая Палыча. Строгость нравов жесточайшая.

   На следующий год, аккурат через девять месяцев после свадьбы, родился и я. От отца мне достались серые глаза и четкий очерк скул, от матери - густые вьющиеся черные волосы и смуглая кожа. Следом за мной родились Мария, Леонид, Александр, Елена...

Но сначала была война. В 1854 году мы бежали из Евпатории от высадившихся там турок, англичан и французов. Мне было семь лет, Марии - четыре, а маленький Леонид только-только родился. Дядька Егор, отставной солдат, которого отец выбрал мне в воспитатели, едва успел запрячь бричку, подхватил на руки Марию, мать - Леонида, и мы побежали... Где-то на полпути к Симферополю нас едва не поймали татары, которые с приходом англичан позабыли о том, что они подданные русского царя.

   Что они могли с нами сделать? - Да все что угодно... Ограбить, убить, продать в рабство... Мать бы наверняка изнасиловали, в те годы она была очень хороша собой.

Лошади неслись во весь опор, сзади визжа и улюлюкая нас нагоняли татары. Дядька Егор выпалил в них из старых, еще со времен войны с Наполеоном пистолетов. Один татарин свалился с лошади, но остальные лишь сильней завизжали, и стали яростно махать над головами кривыми саблями.

   И тут, из-за поворота дороги, огибавшей холм, выехал казачий разъезд. Донцы-молодцы, спасители наши. Все как на картинке, синие кафтаны, барашковые шапки, бородатые лица, и пики с красными флажками. Команда хорунжего - и уставив перед собой пики, казаки сорвали лошадей в галоп.

   Страшна сшибка конных, особенно тогда, когда одни всю жизнь готовились к войне, а другие - мечтали пограбить и поизмываться над слабыми и безоружными.

   Казачки ловко насадили несколько татар на пики, а потом начали рубить их шашками, знаменитым, как позднее стали называть его, "баклановким ударом", разрубая супостата чуть ли не пополам, от плеча к бедру. С той поры я и решил, что когда вырасту, то обязательно стану русским воином. И не просто воином, а офицером, чтобы все враги наши так же боялись меня, как эти татары - казаков. Отец мой всю войну провел в Севастополе, сражался на знаменитом Четвертом бастионе, был несколько раз ранен. А мы с матерью полтора года жили в Мелитополе у деда, старого Александроса Ономагулоса. Там то я и научился бегло говорить по гречески...

   Потом я упросил отца, чтобы он отправил меня в кадетский корпус. Как сына георгиевского кавалера и участника обороны Севастополя меня туда приняли на казенный кошт. Потом было Михайловское артиллерийское училище. И вот, весна 1871 года, подпоручик Никитин - строевой артиллерийский офицер, закончивший училище с отличием. И предложение графа Игнатьева, от которого я не смог отказаться.

   Русской военной разведке был нужен человек хорошо владеющий греческим языком, внешне похожий на уроженца Эллады, и имеющий подготовку артиллерийского офицера. Ну, и само собой, преданный России.

   Шесть лет мы готовились к этой войне, шесть лет мы собирали сведения о Турецкой армии. - Сайд-бей дурак! Если бы он знал, что спрятано на моем корабле... А спрятаны там не много не мало, как сведения о турецких гарнизонах в Проливах, кроки укреплений Босфора и Дарданелл, расположение артиллерийских парков и пороховых складов. Я ведь специально дразнил эту тупую скотину, чтобы к тому времени, как они начнут грабить мой каик, и найдут эти бумаги, я буду уже мертв. Спасибо судьбе хоть за это...