Станислав Сергеев - Достойны ли мы отцов и дедов Часть 3
Но гибель истребителя дала возможность поврежденному транспортнику и второму самолету сопровождения уйти на большое расстояние, недостижимое для наших средств ПВО. А тратить вторую 'Иглу' было расточительно. Прошло несколько секунд и транспортный 'Юнкерс' и сопровождающий его истребитель скрылись из виду.
'Твою мать, так засветиться. Срочно восстанавливать 'Шилку'. Видя все это, я сразу стал ругаться. Но в данной ситуации это было бы самым оптимальным результатом. Не позволять же безнаказанно себя расстреливать.
После такой засветки пришлось в срочном порядке уносить ноги, и колонна, пополнившаяся аэродромными заправщиками и несколькими машинами забитыми продуктами и боеприпасами, двинулась в обратном направлении, оставив в качестве заслона трофейный Т-III, под командой старшего лейтенанта Шестакова и приданных ему двух десятков бойцов. Они даже умудрились поднять одну из зенитных автоматических пушек и подготовить ее для отражения возможной атаки противника. Парочку таких уцелевших пушек мы забрали с собой, прихватив несколько полугусеничных тягачей, для организации подвижных засад.
На трассе, которую оседлал Левченко, уже вовсю шел бой. Около батальона при поддержке артиллерии и бронеавтомобилей попытались прорвать оборону, но напоролись на засаду, понеся значительные потери, отошли, но при этом постоянно нащупывали слабые места обороны, обстреливая из пушек и минометов позиции русских, что говорило о том, что командование корпуса начало использовать против нас фронтовые части, имеющие боевой опыт.
Пустив колонну грузовиков по второстепенной дороге под охраной БТРа, сами на танке, БМП и нескольких грузовиках, забитых поредевшей пехотой, попытались выйти во фланг атакующего позиции Левченко, противника. Видимо немцев посетила та же идея, потому что на небольшой грунтовой дороге, идущий в голове Т-64 буквально нос к носу столкнулся с немецким бронеавтомобилем. Немцы среагировали первыми, и автоматическая малокалиберная пушка прошлась метлой по лобовой броне советского танка. В ответ раздался всего один выстрел, но для немцев он оказался фатальным. На таком расстоянии фугасный снаряд только за счет массы и скорости пробил противопульную броню и взорвался внутри бронеавтомобиля. Взрыв оказался настолько сильным, что идущий следом грузовик просто снесло с дороги.
Я, полуоглохший от близкого взрыва, закричал в микрофон радиостанции.
— Дровосек, дави, пока не очухались!
Васильев рванул танк вперед прямо через горящие обломки бронеавтомобиля, и пока немцы не оклемались, протаранил еще пару грузовиков на дороге, буквально вытолкнув их с дороги и прижав к деревьям. За ним практически летел БМП, вертя башней и расстреливая из курсового пулемета перевернутые машины. Пехота, как горох посыпавшаяся с машин уже привычно с матом, дико крича, обошла горящие машины, и вломилась в толпу немцев, разбегающихся от огрызающихся огнем русских танков. Пришлось закричать экипажу БМП, чтоб не стрелял по своим, но оглушенные и деморализованные немцы почти не оказывали сопротивление озверевшим от крови и ненависти бывшим русским военнопленным. Минут через пять, добив последних раненных и собрав необходимое оружие и боеприпасы, колонна пошла дальше по дороге в сторону атакующего позиции капитана Левченко противника. Для этого танку пришлось сталкивать с дороги горящие остовы немецкой техники, чтоб дать возможность проехать нашим грузовикам.
На связь вышел Левченко.
— Феникс, на связь.
— На связи, Питон.
— Феникс, это вы там шумите?
— Да есть такое дело. Тут Дровосек целую колонну раскатал. Сейчас идем во фланг вашим гансам. Готовьтесь поддержать нас огнем.
— Вас понял Феникс.
Не доходя километра до позиций немцев, где периодически грохали гаубицы, колонна остановилась. Вперед выслали разведку и попытались по радио связаться с Шестаковым. Тот вышел на связь после шестой попытки и доложил, что к аэродрому подошли около двух взводов немцев и завязался бой. Потеряли троих человек, но немцев отогнал. Я ему приказал бросать все и идти за нами, немцы побоятся преследовать дальше аэродрома, а тут лишний танк не помешает.
Пока ждали подхода Шестакова, пехота покинула грузовики и в пешем порядке, развернувшись в цепи, стала продвигаться к границе деревьев, занимая позиции перед атакой. Я шел вместе с ними и волей неволей смотрел на этих людей. Только вчера они были безвольными военнопленными, доведенными до состояния рабочего быдла. Сейчас, после нескольких победных боев, это снова были воины держащие в руках оружие, готовые идти вперед и крошить врага, напавшего на родину. Они не знали, что большинство боев у нас пишется на видеокамеры, имеющиеся почти у каждого бойца, и если возникнут неприятности с органами госбезопасности СССР, видеозаписи, в качестве доказательства всегда будут под рукой. Хоть в такой малости, мы им поможем. Как с такими солдатами, готовыми рвать противника зубами, смогли допустить немцев чуть ли не Москвы? Дайте им цель, дайте нормальных командиров, возможность и снабдите всем необходимым, и никто не захочет снова нападать на нас, просто некому будет. Я видел пустые глаза освобожденных пленных, в которых уже не было надежды, теперь рядом со мной шли воины, такие же как те, кто прошел через Альпы с Суворовым, такие же как те, кто разгромил Наполеона и потом гулял победителем по улицам Парижа, такие как те, кто прибивал щит к воротам Царьграда. Сейчас я шел рядом с ними, держа в руках автомат Калашникова, облаченный в камуфляж конца двадцатого века, но при этом чувствовал умиротворение, когда молчит совесть и ты уверен, что делаешь нужное дело.
Шестаков вышел на связь и доложил, что проехал место побоища в лесу. Значит, до атаки оставались несколько минут. Рядом, с таким же автоматом Калашникова в руках, присел Егор Карев, все время находившийся рядом со мной и выполняющий обязанности телохранителя. Я глянул на его лицо и увидел такое же спокойствие, как и у всех остальных.
'Как там сказал товарищ Сталин? Наше дело правое. Так оно и есть, правое. А кто не спрятался, я не виноват' — скаламбурил про себя.
За леском, в котором мы притаились, грохотали гаубицы и хлопали минометы. Несколько раз на связь выходил Левченко, и спрашивал, когда мы будем атаковать, а то немцы уж слишком давят.
На дороге долгожданно послышался шум работы двигателя трофейного танка. Вот он сам показался в сопровождении грузовика, везущего легкую зенитную пушку.
'Вот ведь хозяйственный этот Шестаков. Надо будет отметить. Все теперь снова атака.'
— Всем это Феникс. Вперед.
Глава 2
Глава Абвера, адмирал Канарис сидел на земле и тихо ругался, позволяя перевязывать санитару разбитую при падении самолета голову. Такого провала с ним еще никогда не было, еле унесли ноги, потеряв при этом самолет сопровождения. Профессиональная злость, подогреваемая недавно испытанным паническим страхом, заставляла его терпеть боль и мысленно придумывать кары всем, кто допустил, что самолет начальника военной разведки Германии чуть не уничтожили на полевом аэродроме Люфтваффе в глубоком тылу немецкой армии.
Чувство, что события вышли из-под контроля пугали Канариса и заставляли мобилизовать весь свой интеллект и жизненный опыт разведчика на решение возникшей задачи. В отличие от нескольких офицеров разведки и охраны сопровождающей его в этом полете, он увидел то, что не заметили другие. По роду службы, адмирал был в курсе большинства технических разработок и в Германии и в мире, и о зенитных ракетах давно шли разговоры, но все упиралось в системы наведения и управления. А тут, при уничтожении истребителя, пущенная с земли русскими ракета, сама изменила траекторию полета и сбила самолет. Такого оружия он еще не видел и оно в состоянии изменить всю расстановку сил на фронте, и побить один из главных козырей немецкой армии, фронтовую авиацию, которая играла одну из важнейших ролей в разгроме противника. При облете разгромленного аэродрома он разглядел на поле несколько неизвестных бронемашин и что особенно поразил его так это тяжелый танк, с приплюснутой башней и необычно длинной крупнокалиберной пушкой. Даже мельком брошенный взгляд вселил в него мысль о силе и мощи бронированного 'мастодонта'.
Канарис не сомневался, что он снова встретился с Зиминым, или теми, кто за ним стоит. Уже при подлете к аэродрому пилот пожаловался на отсутствие связи с истребителями сопровождения и с руководством полевого аэродрома Люфтваффе. А когда подлетели и увидели разгромленную и горящую технику, адмирал, уже понял, кто его встречает, и кто так хитро умеет давить радиосвязь, немедленно дал команду уходить. Плотный огонь русских сделал свое дело и в бортах военно-транспортного 'Юнкерса' появились множество пулевых отверстий. Два человека из сопровождения шефа Арбвера так нашли себе смерть в воздухе, а сам Канарис отделался всего лишь сильной ссадиной на голове и вероятным сотрясением мозга при аварийной посадке поврежденного самолета. Им повезло и 'Юнкерс' практически упал на поле невдалеке от полевого госпиталя Вермахта, где высокопоставленному пациенту сразу оказали медицинскую помощь. Связавшись по телефону со штабом корпуса и выслушав информацию о разгроме станции, аэродрома, нарушении радиосвязи и сильной группировке русских в тылу действующей армии, Канарис выругался, прошел в дом, где благодаря расторопности и услужливости начальника госпиталя его ожидал обед. Во время приема пищи он попытался осмыслить ситуацию, тем более, после перенесенного стресса его пробил сильный голод.
