Александр Мазин - Рубеж Империи: Варвары. Римский орел
Цвета снега и огня были паруса. Снега и крови. Красивые.
Мужчины на берегу стояли. Никто не решался к посланцу приблизиться. А ну как встанет он из топи? Ежели даже шлем его боевой – повыше дома, то каков же тогда сам посланец?
Даже отсюда видно было, что лишь недавно вышел шлем из горнила. Вон как жаром небесной кузни попятнан. Книва неотрывно смотрел на дивную громаду. Связанные руки мешали смахнуть со лба мокрые волосы, облепившие лицо. Когда их с Нидадой гнали сюда через брод, два раза в воду упал Книва. Поднимали, ставили на ноги и в спину толкали: иди давай.
Рядом тяжело дышал Нидада. Голова квеманки, Книвой убитой, за волосы к поясу привязана. А квеманова голова – к поясу Книвы. Нидада тоже на диво уставился. Что-то шептал себе под нос. Только не разобрать было что. И скалился радостно.
Квеманские духи нечистые завладели Нидадой. Только недавно выл, извивался, всех заесть хотел. А теперь радуется.
– Гляди-ка, оно в топь-то уходит, – пробормотал Вутерих. – Стало быть, и этих надо туда же – в топь.
Но Хундила Вутериха осадил. Если не так сделаешь, разгневаются боги. Сперва понять нужно, чего они хотят.
А старый Ханала сказал: неспроста все это. Испытывают они нас. Не стали бы ни с того ни с сего воина посылать. Могли бы на топь показать и иным путем. Молнией или как-нибудь иначе.
А Нидада, ужом извернувшись, в лицо Ханале заглянул угодливо. И засмеялся вдруг, головой в сторону дара мотнув. Рябой Хиларих его древком копья ткнул. Нидада замолчал. Понурился.
И снова воцарилось молчание. Лишь комары надсадно звенели. Стояли сельчане, переминались с ноги на ногу, пытаясь постичь загадку богов.
– Боги любят людей испытывать, – пробормотал Ханала.
Ханалу сюда через реку на руках перенесли. Совсем стал слаб. Сам уже не смог бы брод одолеть.
Тут в Вутерихе смелость взыграла. И пошел он, по грязи хлюпая, прямо к гигантскому шлему. На дивный ало-снежный парус ступил, запятнал его грязью, копье поднял и – хорошо хоть, сообразил! – не жалом, а древком в опаленный шлем ткнул.
И вспыхнул на шлеме глаз лютый! И закричал утопший воин-великан истошным голосом, надрывно, как чайка кричит… Как кричала бы чайка, будь у нее крылья в полнеба.
Высоко, по-заячьи подпрыгнул Вутерих и в грязь шлепнулся. И на карачках, потеряв копье, прочь засеменил. Так, на карачках, до самого села и семенил бы, но Травстила его за пояс поймал, придержал.
Смешно это было, но никто не смеялся. От крика неистового у Книвы все внутри переворачивалось. А тут еще страшный глаз светом плевался: то синим, то алым.
И ждал Книва: вот-вот разверзнется топь – и встанет из нее страшный посланец: головой под самые облака. И так страшно было, что уже почти жалел Книва, что не пожрали его квеманские духи, как пожрали они хихикающего Нидаду. И глядел Книва на опаленный великаний шлем, и видел, что он весь какими-то шишками и наростами усеян. А на боку – таинственные руны. И трепетал Книва. И все трепетали…
– Это вместилище, – вдруг сказал Травстила-кузнец.
Все повернулись к нему.
– Ну да, не шлем это, а вместилище, – уверенно повторил Травстила. – Вон там, крышкой запечатано.
– А ведь точно, – растерянно протянул Вутерих, с четверенек поднимаясь. А бесноватый Нидада задышал часто.
Тут Вутерих, путаясь в словах – не умелец он был словеса вязать, – говорить стал:
– У боранов, племени лукавого и разбойного, – тех, что за герулами на полдень живут, – у них зерно от мышей и прочей потравы хранят в огромных горшках. И крышками закрывают. А когда потребность в зерне возникает, то открывают крышку и берут зерна из горшка, сколько надо. Так вот, видом те горшки с дивом божьим сходны. Точно вам говорю, – бормотал Вутерих, от волнения бородку в кулаке комкая.
– Чушь! – отмахнулся от Вутериха Хундила и перевел взгляд с вместилища на Книву с Нидадой.
– Точно, – поддержал Хундилу Герменгельд, брат Вутериха. – Не боранский это горшок.
Возразить на это было нечего. И вправду, не могли бораны такое диво сотворить и сюда, в топь, швырнуть. Вот если бы они ограбили или убили кого, тогда да, это на них похоже.
– И не квеманы это, – встрял рябой Хиларих. – Слишком злокозненны квеманы, чтобы что-то путное сотворить.
– Ты богов-то побойся! – рявкнул на него Герменгельд. – Башкой думай! Дар богов перед тобой, а ты, дурак, о квеманах толкуешь.
– Вместилище не вместилище, – решил наконец Хундила, – а все равно оно в топь уходит. Стало быть, надо так. И этих двоих – тоже в топь.
– Не спеши, старейшина, – нахмурился Травстила-кузнец. – Не один в селе живешь.
Хундила аж побагровел. Хоть и кузнец Травстила, но нехорошо Хундиле так… Неуважительно.
Тут опять Ханала голос подал. До этого стоял молча, опираясь на палку. Подслеповато щурился, рассматривая дар богов.
Теперь все лица к Ханале разом повернулись. Мудр Ханала. Так мудр, что в мире мало кто с ним в мудрости может сравниться. Все повидал Ханала, что только можно повидать. И если говорит Ханала, то только дельное.
Но ничего не успел сказать премудрый Ханала.
От дара богов вдруг звук донесся. И…
Как всегда, прав оказался кузнец Травстила!
В самом деле – вместилище.
Крышка с рунами, которой вместилище было запечатано, вдруг откинулась. Затаив дыхание, все смотрели в черный проем.
Книва тоже смотрел. Сердце бешено колотилось.
Из черного проема вдруг вылетел какой-то светлый увесистый тюк и упал на красную часть паруса. Следом еще один тюк, побольше, на белую часть упал.
Книва облизал пересохшие губы.
– Дары, – прошептал кто-то сзади.
– Тихо! – цыкнул Хундила.
В круглом проеме показался лик. Божество! Боги сами пришли!!!
Божество выпросталось из люка и тяжело спрыгнуло на землю. Что-то проговорило. Следом показалось второе. Также выбралось наружу.
Они стояли возле вместилища и смотрели на сельчан. Не больно велики оказались боги, Книва и то повыше ростом…
И тут Книва ощутил, как все оборвалось внутри.
Это были чужие боги!
– Блатф! – вскрикнуло хрипло второе божество.
И замерло в ожидании. Выговор у божества – чужой. Но слово понятное. Кровь.
– Мстить пришли! – не произнес – выдохнул Вутерих. – Квеманские боги.
– Заткнись, – отрывисто приказал Хундила. Сорвал с пояса Нидады голову, дал Вутериху: – Верни им!
Вутерих поглядел на голову, что щерилась провалом рта, размахнулся и бросил ее божеству, не решаясь приблизиться.
Голова упала рядом с божеством. То замерло, всматриваясь. Может, узнало кого из своих? О чем-то заговорило с другим божеством.
Видно было, что чужие боги недовольны. Вон как гавкают друг на друга.
Одно из божеств направилось к выброшенному тюку. Подняло его, озираясь окрест. Другое тем временем скрылось во вместилище.
– Гляди, гляди, снова вылезает! – пробормотал рябой Хиларих.
Нидаду опять колотить начало. Надсадно хрипя, он извивался на земле, пытаясь освободить связанные за спиной руки.
Второе божество приблизилось к первому. Подало ему что-то.
Отсюда было плохо видно, что творили на болоте чужие божества. Из-за камыша. Склонились над чем-то. Вот одно выпрямилось, ногой голову брошенную подвинуло.
И вдруг там, где колдовали чужие божества, вспыхнуло пламя. Необычное это было пламя, не такое, какое в очагах горит. Яркое, как солнце.
Жирным дымом потянуло с болота. Будто с погребального костра.
И яснее ясного стали намерения чужих богов.
Вот тогда и завыл-закричал Нидада. Звериным был этот вопль. Люди так не кричат. То квеманский болотный дух, который в него вошел, свободу потребовал.
Хундила-старейшина посмотрел вопросительно на Ханалу. Тот помедлил было, потом кивнул.
– Давай. – Хундила показал Вутериху глазами на бьющегося в корчах Нидаду.
Вутерих нахмурился. Подошел к Нидаде. Схватил его за волосы. Извернувшись, Нидада сумел ударить его связанными ногами в бок. Вутерих ойкнул.
– Помогите ему, – велел Хундила.
К Нидаде кинулся было Сигисбарн, однако ветхий Ханала с неожиданной ловкостью преградил ему путь.
– Не ты, – сказал. – Он. – И палкой показал на Герменгельда.
Дюжий Герменгельд подошел к воющему Нидаде, ухватил сзади под мышки. Вутерих, все еще морщась от боли, поймал за ноги. Вдвоем они оттащили Нидаду туда, где начиналось топкое место.
Чужие боги смотрели на них.
Книва смотрел на богов. Его охватило какое-то странное безразличие. Только сейчас он осознал, что боги безбороды.
Чудно́.
Он перевел взгляд на Нидаду в могучих лапищах Герменгельда. Вот Вутерих подходит и запрокидывает Нидаде голову. Нож в руке. Короткое движение…
Вой Нидады оборвался. Герменгельд быстро наклонился вперед, чтобы хлещущая из перерезанного горла кровь ушла в топь.
Чтобы квеманский болотный дух вышел на свободу и к себе ушел. Чужие боги могут быть довольны.
Тело Нидады дернулось несколько раз и обмякло. Герменгельд медленно опустил его лицом в топь.
