Владимир Поселягин - Командир
Слушая пояснения старшины, я осматривал боевое отделение. Казенник пушки, укладка со снарядами. Осмотрел место командира. Повернувшись к Карпову, велел подогнать полуторку и приступить к заправке, потом залез в танк. Сев на командирское место, покрутил штурвал наводки и задумался:
«Надо подобрать экипаж. Ну Суриков с Молчуновым — это понятно. Командиром я, а вот заряжающим Манкова поставлю. Он был заряжающим на Т-28».
Подготовив танк к маршу и поужинав сухим пайком, мы двинулись в обратный путь и спустя некоторое время благополучно присоединились к своим. До пяти утра осталось всего три часа.
«Хоть немного отдохнут», — подумал я, отправляя людей спать, а сам последовал за встретившим нас лейтенантом.
— Докладывайте, — приказал полковник, протирая глаза. По-моему, он так и не ложился.
— Танк в полном порядке. Бэка полный, экипаж подобран, рация исправна. Танк к бою готов.
Жестом велев мне садиться, Соколов указал на карту, расстеленную на сколоченном из ящиков столе и освещаемую давешним лейтенантом:
— Слушай сюда, капитан. Твоя задача такая: брод наши саперы облазили весь и утверждают, что мин нет. Передовой дозор был на том берегу — немцев там тоже нет, но посты я приказал выставить. Выдвигаемся в пять утра. Ты в передовом дозоре с ротой капитана Савельева. Переправитесь, займете оборону на этом холме. Будете прикрывать нас. При пересечении брода вас прикроет взвод сорокапяток. Все ясно?
Отправляясь спать, я услышал за спиной его тяжелый вздох:
— Эх, если б не раненые, мы бы уже к своим вышли!
— Товарищ капитан, пора! — тряс меня за плечо Манков. Я вылез из танка и спустился на землю. Солнце еще не взошло, но видно было все прекрасно. Подбежал Молчунов с пачкой галет в руках:
— Вот, товарищ капитан, сухпай дали, немного, правда…
— Все нормально, сержант. Все продовольствие раненым. Так, быстро завтракаем и готовим танк к бою!
Через десять минут появился связной: пора!
«Тридцатьчетверка», рыча двигателем на высоких оборотах, забиралась на бугор. Впереди шли красноармейцы роты, с которой мы будем прикрывать переправу. Командир роты в шлемофоне заряжающего стоял на броне рядом с башней и излагал свои соображения:
— Там на холме большая яма. Мои бойцы расширили ее, получился отличный капонир с круговым обзором. У меня там сейчас дозор с пулеметом находится, — кричал он. Мы непроизвольно морщились. Ну сколько раз объяснять, что благодаря чувствительности микрофона на шнуре его и так прекрасно слышно?! Все равно капитан непроизвольно повышал голос, пытаясь перекричать рев двигателя.
Окоп и правда оказался неплохим, скрывая корпус так, что наружу торчала только башня.
— Глуши! — скомандовал я. — Манков, проверь сектор обстрела.
Танк, напоследок рыкнув дизелем, заглох. Послышался звук катков, когда башня повернулась вокруг своей оси. Наступила тишина, нарушаемая только скрипом, лязгом и матюгами — рота окапывалась. Повращав башней, Манков доложил:
— Норма, товарищ капитан. Но склоны холма в мертвой зоне.
— Ну тут мы вас прикроем, ни один немец не подберется, — успокоил капитан. Вернув шлемофон башнеру, он спрыгнул на землю и пошел к своим бойцам, придерживая на ходу планшет.
Достав бинокль, я уселся на край люка и стал вести наблюдение. От брода, на котором уже показались разведчики на полуторке, проселочная дорога, огибая холм, пробегала мимо небольшой рощи, пересекала поле, засеянное рожью, и уходила прямо в лес, видневшийся в полутора километрах. Пропылив мимо холма, разведка скрылась за рощей.
Делать пока было нечего, и мне пришло в голову послушать эфир, благо «тридцатьчетверка» оказалась оборудована радиостанцией. Передав Манкову бинокль вместе с соответствующими инструкциями, я согнал с места радиста и принялся крутить настройки, вслушиваясь в треск и шорох эфира.
— …зведка прошла на хол… — неожиданно раздалось в наушниках. Говорили на немецком, который прекрасно знал Швед. — На холме русский тяжелый танк и до взвода пехоты. Даю наводку: квадр…
«Черт, черт! Немцы не ждали нас у брода, а просто отошли на два-три километра, оставив разведку и корректировщиков с рацией, которых я сейчас только что слышал. Как только наши втянутся в ловушку, меня накроют тяжелые орудия. От прямого попадания никакая броня не спасет! Черт, черт. Черт!!!»
Я вылез из танка и побежал к пехотинцам. Их командир, выслушав новости, нахмурился, но на мое предложение покинуть холм отрицательно покачал головой:
— У меня приказ обеспечить проход. Без приказа не уйду. — И тут же крикнул: — Тухватуллин, ко мне! Беги к нашим, передай, что немцы устроили засаду. Скажи, что танкисты уловили по рации разговор корректировщиков. Брод не переходить, ты слышал? Брод не переходить! Передай, что жду приказов. — И, взмахом отпустив бойца, повернулся ко мне: — Что делать думаешь?
— Погибать под снарядами за просто так не собираюсь! Рвану вперед. Этого они от меня точно не ждут. Может, прихвачу сколько-нибудь немцев.
— Может, успеем к нашим отойти? После получения приказа?
— Не дадут нам отойти. Единственный шанс — это вперед.
Внимательно посмотрев на меня, капитан протянул руку:
— Не погибай зря и помни: мы победим!
Потом мы обнялись, и я рванул к танку, крикнув на ходу, чтоб заводили.
Экипаж на изменение обстановки отреагировал практически единодушно — руганью, после чего старшина Суриков высказался от имени всех:
— Приказывай, командир.
— Значит, так. Спускаемся по правому склону. Он крут, но спуститься сможем. Потом обходим рощу до тех стогов. Очень уж они для наблюдения стоят удобно. Дальше — по полю за полуторкой, слева от дороги. Ну а там дальше видно будет. Все, вперед, поехали!
Прежде чем закрыть крышку люка, я оглянулся на стоящего у выезда из капонира капитана, отдающего нам честь. Эта картина запомнилась мне надолго…
Рыча двигателем, машина спустилась с холма и, набирая скорость, рванула к роще. Манков, лязгнув затвором, зарядил осколочным. Объехав рощу, мы рванули к стогам и стали их давить один за другим. От четвертого вдруг брызнули в стороны люди в форме мышиного цвета. Коротко протрещал пулемет радиста. Развернув башню, я дал очередь из башенного пулемета.
«Три — ноль, наши ведут!» — мелькнула мысль.
Один за радистом, два за мной, сколько за мехводом, не знаю. Развернув танк, мы погнали прямо по полю в сторону леса. Подъезжая к опушке, я открыл люк и выглянул. В приборы наблюдения ни хрена не видно, поэтому приходится высовываться, чтобы оценить обстановку. Оглядевшись, заметил направленную на дорогу маленькую противотанковую пушку, около которой суетились немцы. Заорав: «Пушка справа!» — стал быстро разворачивать башню, но не успел. Танк подпрыгнул, вминая орудие в землю, и, скрежеща металлом о днище, мы рванули дальше.
Я снова выглянул наружу, чтобы оглядеться. Метрах в трехстах от нас дорога ныряла в лес, и сквозь рев двигателя до меня отчетливо донеслись звуки стрельбы. Скомандовав мехводу двигать в ту сторону, захлопнул люк и стал наблюдать в перископ. Полуторка разведчиков слетела на обочину и уткнулась капотом в куст. От кузова отлетали куски, из открытой кабины свешивалось тело водителя. Вдали было отчетливо видно дульное пламя пулеметов.
— Стоп! — заорал я и, наведя перекрестье прицела под правый пулемет, нажал на педаль спуска. На позиции немцев вырос куст разрыва. — Осколочный!
— Готово!
После трех выстрелов вслед отходящим гитлеровцам мы тоже сдали назад и заехали в кусты: хоть и похоже на то, что противотанковая пушка тут была только одна, но береженого бог бережет. Я откинул ремень и, чуть приоткрыв люк, осторожно выглянул — не хотелось бы получить пулю от какого-нибудь недобитка. Осмотрелся. Со стороны кювета к нам перебежками направлялись два бойца в пограничных фуражках — один с МП, другой с ППД в руках. Уже смелее открыв люк, выскользнул на землю, оставив шлемофон на сиденье.
— Вовремя вы, товарищ капитан. Спасибо. Еще бы немного, и нас гранатами забросали, — сказал тот самый старшина-пограничник, которого я видел, когда очнулся.
— Еще живые есть?
Старшина только головой покачал:
— Только мы, товарищ капитан. Остальных наповал, почти в упор били. Хорошо еще, что Журов их заметил и успел руль вывернуть. — И добавил: — Разрешите документы у наших забрать?
Кивнув, я задумался, что делать дальше. Но долго думать мне не дали. Километрах в трех вдруг залпом ударили пушки.
«Стопятимиллиметровки, — подсказала мне память Шведа. — Черт! Да они же наших перемалывают!»
Указав подбежавшим погранцам на танк и подождав, пока они заберутся на моторное отделение, приказал мехводу двигать прямиком в сторону немецкой батареи.
