Тафгай. Том 9 - Владислав Викторович Порошин
С головы сорвал ветер мой колпак.
Я хотел любви, но вышло все не так.
Знаю я, ничего в жизни не вернут,
И теперь у меня один лишь только путь.
Разбежавшись, прыгнуть со скалы.
Вот я был, и вот меня не стало.
И когда об этом вдруг узнаешь ты,
Тогда поймешь, кого ты потеряла.
— Это, товарищи студенты, разборная картонная коробка, — в полной тишине я показал, будущую упаковку под оловянных индейцев и ковбоев.
— А чьи это были стихи? — спросила одна из девчонок.
— Это малоизвестные стихотворные строчки Пастернака, — соврал я. — Он жил тут недалеко во Всеволод-Вильве и посвятил их одной крестьянке.
— Зыкинские стишки, — ляпнул хиляк, который, скорее всего, шестерил на местного авторитета.
— Некогда сейчас говорить о поэзии! — заорал я, перекрикивая снова загудевший зал. — Производство такой коробочки с наклеенной этикеткой, и восемью фигурками оловянных солдатиков внутри, стоит 50 копеек. За смену каждому реально собрать 20 таких коробочек.
— И нам выплатят по 10 рублей за смену? — выкрикнул с первого ряда какой-то очкарик, наверное, местный отличник.
— Молодец! — обрадовался я. — И чтобы работа не помешала вашему образованию, мне в экспериментальный цех требуется три бригады по 30 человек каждая. Смену после уроков отработал, два дня отдыхаешь и учишь уроки. Я думаю, что 100 рублей в месяц лишними не будут.
— А вы не обманите? — спросил очкарик, когда зал ещё сильнее загудел.
— Всё что будет прописано в договоре, всё будет с точностью выполнено! — закричал я. — Задавайте вопросы, а то мне ещё нужно успеть к художнику.
— А вы женаты? — раздалось от компании девчонок.
— Женат на американке, — кивнул я, — но это отношения к солдатикам не имеет.
— А если сделать за смену больше? — опять спросил очкарик.
— Форма оплаты сдельная, — махнул я рукой. — Что это такое, поинтересуйтесь у бухгалтеров.
— А девочек вы тоже берёте? — спросили девчонки.
— Беру в цех всех кроме бездельников, тунеядцев, алкоголиков и учеников первого курса, — сказал я, а сам подумал, что взял бы и первый курс, но многие «старшики» у детишек заработанные деньги начнут отжимать, и разгребать десятки подобных конфликтов времени просто не будет.
— А бригадир в цех не нужен, за отдельную плату? — криво усмехнулся местный авторитет.
— Паразиты мне не нужны! — рявкнул я. — А если кто-то думает, что силой или угрозами сможет отнимать часть зарплаты у честных трудяг, то сразу хочу огорчить: сначала поймаю, затем поломаю. Ещё вопросы?
— И кондитеров в цех возьмёте? — пискнула какая-то толстенькая девушка, наверное, большой специалист по пирожкам.
— Кондитеров возьму в первую очередь, — хохотнул я. — Выпечка тортов и отливка солдатиков — это практически одно и то же. Всё! — гаркнул я, когда зал снова зашумел невнятной какофонией разномастных голосов. — Завтра после учёбы всех желающих буду ждать в рабочей одежде на проходной завода!
— Мы сразу же начнём отливать солдатиков⁈ — докричался до меня местный отличник.
— Почти! Я познакомлю вас с особенностями производства и распределю по бригадам, — сказал я вслух, а про себя добавил, что завтра вы мне ещё разгребёте весь хлам из бывшего складского помещения, где будет наш экспериментальный цех.
* * *
— Голова просто гудит, — пожаловался я молоденькой учительнице английского, когда вместо художника, с которым надо было порешать вопрос по этикетке для солдатиков, забежал на часок домой.
У Виктории тоже выдался один свободный час посреди занятий в школе, поэтому мы и договорились провести это время с пользой для души и особенно для тела. Тем более старик Харитоныч сегодня допоздна застрял на заводе, ведь я лично для него выбил в заводоуправлении нормальную светлую художественную мастерскую. И сегодня, наконец-то, я и Вика остались наедине.
«Помнится, на советском телевидении прозвучала такая фраза, что в СССР секса нет. Так вот, в СССР для секса было всё, кроме подходящего места и времени из-за удручающего квартирного вопроса, который испортил не только москвичей, но жителей других городов», — подумал я, скидывая пальто и снимая пиджак, при этом успевая на тридцать секунд слиться в поцелуе со своей очаровательной подругой и посмотреть на наручные часы.
— У меня осталось всего пятьдесят минут, — выдохнула она, тоже отбросив в сторону пальто и сняв сапоги. — Как тебе твои новые работнички из ПТУ? Не появилась ещё желания кого-нибудь задушить?
— Мы ещё посмотрим, кто кого, — хмыкнул я, избавившись от рубашки, майки и расстегнув брюки. — А ваша директриса со мной даже и разговаривать не стала. Как только услышала, что я хочу старшеклассникам дать подзаработать, так сразу пригрозила горкомом КПСС.
— Мегера, — захихикала Вика, сняв через голову платье.
Затем мы опять слились в поцелуе, выбросив из головы производственные вопросы и думы о выполнении очередного пятилетнего плана, я по солдатикам, Виктория по успеваемости. Так же на задний план улетели и мысли о том, хорошо ли я поступаю или нет. И лишь где-то в глубине души, я получил чуть заметный укол совести.
— Хочу как в прошлый раз, — мурлыкнула девушка.
Однако я чуть присел, приподнял свою подругу на руки и прижал спиной к стене.
— Ой, — ойкнула она, прикусив нижнюю губу, когда наши тела резко соединились в единое целое.
— Некогда как в прошлый раз, — прорычал я, — мне ещё к художнику бежать.
— А ещё куда? — очень часто и глубоко задышала моя подруга.
— Потом на репетицию.
— А куда ещё?
— Потом на тренировку, — выдохнул я, – могу рассказать расписание вплоть до Нового года. Хочешь?
— Даааа, — простонала Вика, — только заткнись.
И на какое-то время в доме старика Харитоныча были слышны лишь стоны и всхлипы. Но лишь стоило мне закрыть глаза, чтобы погрузиться в чувственное восприятие пьянящей действительности, как вдруг перед моим внутренним взором вспыхнула картинка из будущего. Это был рок концерт на большом стадионе, где горела огромная чаша олимпийского огня. Я моментально догадался, что это Лужники. А затем я увидел бегающих по сцене волосатиков, услышал очень запоминающийся характерный гитарный риф и рассмотрел смазливого солиста с химзавивкой на голове, и понял, что это «Бон Джови». И если мне не изменяет память, то этот концерт
