Каждый мародер желает знать… - Саша Фишер
— Ползуновы? — спросил я. — Это он паровую машину построил лет двести с чем-то назад?
— Паровую машину? — Стас нахмурился, все еще пытаясь вытащить что-то застрявшее в трубе. — Ну, и машину тоже... «Инженерная артель Ползунова» много чего построили и изобрели. Правда, после баниции деятельность в Сибири свернули и сбежали в Империю. Где их, ясное дело, с распростертыми объятиями приняли. Родственники мои за это Ползуновых не очень уважают. Дядя Кеша до сих пор строит планы, как бы с ними поквитаться.
— Я слышал только про того Ползунова, который работал в Барнауле на сереброплавильном заводе, придумал паровую машину, а потом умер от туберкулеза, — сказал я. И тут же дал себе мысленный подзатыльник. Это там, у меня в мире была такой Иван Ползунов, гений, не доживший до запуска своего изобретения. А здесь история могла быть совсем другой...
— Странно, — Стас посмотрел на меня и наморщил лоб. — Может это какой-то другой Ползунов? Про первого из династии Ползуновых, конечно, всякие легенды ходят, но он прожил до ста с лишним лет, и наплодил полтора десятка детей от трех жен. И с Демидовыми схлестнулся за владение рудниками и заводами. Целая война была в восемнадцатом веке, с промышленными шпионажем, саботажем и обличительными публикациями в газетах. О, получилось!
Стас вытащил из трубы продолговатый цилиндр толщиной как раз в руку. Сверху и снизу — латунные крышки, само тело — из зеленого бутылочного стекла. Через которое просвечивал свернутый в тонкий рулончик лист бумаги.
— Это, наверное, от прежних хозяев осталось, — сказал Гиена. — Куда этот-то мог письма слать, тут же сгорело все нахрен...
— Ну вот сейчас и посмотрим, — Стас взялся за крышку, и она стала неожиданно легко откручиваться. — Да нет, похоже все-таки недавно закрыто. Было бы этой капсуле сто лет, она бы приржавела вся.
— Да может просто резьба была хорошо смазана, — сказал Гиена, но шагнул ближе и вытянул шею. — Ну раскручивай уже быстрее, чего ты копаешься?!
— Уже почти, — Стас открыл капсулу и вытащил из нее бумажку. На столетнюю она никак не была похожа, выглядело так, будто письмо написано всего-то несколько дней назад. Я бросил взгляд на письменный стол. Что там мне сказали братья-физруки? Сыч умер за письменным столом, уткнувшись носом в недописанное письмо? Интересно, где оно? Кто-то из первых мародеров в прямом смысле этого слова, а не в переносном, скрутил из него козью ногу? Или оно где-то здесь валяется тоже? Среди груды бесполезных по словам Стаса книг?
— Так что там написано-то? — нетерпеливо спросил я у Стаса.
Глава 20. Нельзя так просто не думать о белой обезьяне
Остро резануло чувство опасности. Волосы на затылке зашевелились, кожа покрылась ледяными мурашками. Я одним прыжком подскочил к Стасу, вырвал у него из рук бумажку и быстро сунул себе в карман. Огляделся. Что еще? Капсула!
Я схватил стеклянно-латунный цилиндр и попытался сунуть обратно в трубу. Твою ж мать, этот хренов паз слишком точно сделан, с неплотно закрученной крышкой она не влезает. Да мля...
Чуть ли не ломая ногти я сорвал крышку и запихал в трубу обу части по отдельности. Сначала саму капсулу. С тихим шелестом она скользнула вниз. А потом крышку. Звяк...
— Ты чего? — спросила Натаха. Я прижал палец к губам и переместился к куче книг.
— Гиена, ты же прихватил из машины бечевку? — намеренно громко сказал я. — Надо же как-то упаковать эти книги, не по одной же их носить...
— А что письмо... — начал Гиена.
— Молчите... — одними губами сказал я. Потом продолжил вслух. — И не надо мне рассказывать, что это все дешевое бесполезное чтиво! Например, вот этот том издан восемьдесят лет назад. А на полях, как мы видим, есть пометки того, кто читал эту книгу. Труд историка состоит в том, чтобы по коротким письменным замечаниям восстановить историческую правду. И неважно, что за книга, хоть детские сказки...
— Так что там про письмо? — раздался от двери голос Альгиса.
— Какое письмо? — я простодушно поднял брови.
— Мне показалось, вы какое-то письмо нашли, — взгляд лысого цепко обежал всю комнату.
— Хорошо бы, но пока только книги, — я развел руками. — Они тоже могут оказаться источником ценной информации, и я как раз сейчас объяснял, что письмо на полях может рассказать больше, чем печатный шрифт. Мы же можем забрать книги, верно?
— Этот хлам? — Альгис мотнул заплетенной бородой в сторону кучи на полу. — Забирайте, я же вас для этого сюда привез.
— Гиена, будь любезен, принеси моток бечевки из машины, — сказал я.
— Так мы же договорились о работе? — вдруг спросил Альгис. — О доставке?
— Договорились, — легкомысленно кивнул я. — Про деньги условия в силе?
— Что, бумажного хлама недостаточно, мародер? — Альгис заржал. — Да в силе, в силе. Все будет оплачено, честь по чести, не ссы. И тут можешь еще пошариться, если времени не жалко.
— А чей это дом был? — спросил я.
— Сыча, я же говорю, — Альгис хмыкнул. Он выглядел настороженным самую малость. И самую малость же разочарованным.
— А до него? — я присел рядом с книгами и принялся укладывать их в аккуратные стопки. — Дом ведь был пустующим, когда он его занял. Но кто-то же его построил! И да, сама усадьба давно сгорела?
— А шут его знает, — лысый пожал широкими плечами. — Сколько я себя помню, тут Сыч жил. Может из стариков кто больше знает, можешь расспросить, если не лень их брехню слушать.
«Нда, история здесь явно не в чести», — подумал я.
Интересный был человек этот Сыч, похоже. Даже если судить по тому немногому, что в этом особняке сохранилось. Больше всего информации к размышлению дал подвал, конечно. Из мебели там осталось кресло, похожее на зубоврачебное. И полки с множеством запыленных стеклянных банок. Вроде солений, только закатаны в них были не огурчики-помидорчики, а что-то довольно мерзкое на вид. В желтой жиже плавали то недоразвитые младенцы, то как вроде бы печень, но какая-то не очень правильная, а то вообще какие-то длинные черви. Могу понять мародеров,
