Тринадцатый апостол. Том I (СИ) - Вязовский Алексей

— Примас, значит, род бен Анна воду мутит…

— А что ты хотел? — усмехаюсь я — У людей такие финансовые потери!

— И не только финансовые. Пилат же их всех турнул из Храма, лишил власти в Иерусалиме.

Пленник терпеливо ждет, пока мы обменяемся своими догадками. Тиллиус дает ему знак продолжать

— Ионафан велел послать кого-нибудь в лагерь зилотов и передать, что ему срочно нужно встретиться с Елизаром.

— Их лагерь расположен недалеко от вас? А почему он сам туда сразу не поехал?

— “Ревнители” прячутся в горах, до них нелегко добраться. Скалы, узкие и крутые горные тропы…. Поэтому в таких случаях мы просто посылаем кого-то из мальчишек до их ближайшего поста, а дальше они уже сами.

— Понятно. И что было дальше? — я незаметно почесался. Под лорикой нестерпимо зудело пропотевшее тело. Эх, когда еще опять доберусь до римских терм?! Хоть бы в речке сходить ополоснуться.

— Фарисей остановился в моем доме, пока ждал Елизара. Со мной почти не разговаривал, попросил только ему воды принести, чтобы освежиться после дороги, да перекусил немного. Но тем, что с собой привез.

— А чего ж так скромно?

Авраам запнулся и скосил глаза на скрижаль

— …Мы ессеи вообще с фарисеями не очень ладим, живем замкнуто и стараемся держаться от них подальше. У нас …расхождения с ними в обычаях и вере.

Мы с Тиллиусом понятливо переглядываемся. Да уж… ессеи — это особая секта иудеев со своими особыми правилами, и первое из них — никому не сообщать догматы ессейского учения. Так что расспрашивать на эту тему Авраама бесполезно, он все равно промолчит. А мне в принципе и нет нужды спрашивать — читал я про них когда-то. Знаю, что не просто так ушли ессеи из шумных городов и поселились вдали от них закрытыми общинами, занимаясь земледелием и скотоводством. Строгие правила ессеев шли вразрез с тем, как вели себя фарисеи и саддукеи, нарушая заветы Торы. Наиболее близки им по духу, если только ученики Иоанна Крестителя и Христа, а со всеми остальными они даже в Храме не общаются. И что мне особенно нравится в догматах этих сектантов — так это отрицание рабства, неприятие жертвоприношений и презрение к незаконной прибыли. А еще терпимость к властям и отказ брать в руки оружие. Елизар ессеев явно пригнал сюда только для массовки, или уж скорее, как пушечное мясо. Толку в бою от них никакого.

— Что же было дальше?

— Потом явился Елизар со своими людьми. Мне они велели уйти, а с фарисеем о чем-то долго спорили и разговаривали. Когда жара немного спала, Ионафан сразу же отправился в обратный путь. Елизар дал ему двух своих людей.

— И ты не слышал, о чем они говорили?

Авраам замолкает, потом смущенно признается

— Сам не слышал. Но знаю от одного из братьев, который нечаянно подслушал их разговор. Среди пленных зилотов, которых вы схватили в Храме, есть старший сын Елизара.

Опачки…! А вот это уже серьезный прокол фрументария — не знать, кто у тебя неделю в казематах дворца сидел. То-то Тиллиуса так сейчас перекосило…! Хотя понятно, конечно, что из пленных никто бы и под страхом смерти его не выдал. И сам Авраам не сказал бы. Если бы не скрижаль. Потому как первенец для иудея — это особый случай. Так вот она, пожалуй — главная причина безрассудного нападения зилотов. Ну, и богатая добыча, естественно.

— Ионафан обещал отдать Елизару часть храмового золота?

— Да. И все остальное, что они смогут здесь захватить. Особенно зилотов интересовали римские доспехи и оружие.

— Губа не дура…! — усмехаюсь я. Кто-то, похоже, серьезно готовится к восстанию, пополняя свой арсенал — Авраам, а вас-то как угораздило в это вляпаться? Ессеи же вроде оружия в руки не берут, не приемлют насилия и против властей никогда не выступают?

— Все так, римлянин. Но что ты сделаешь, когда зилоты грозят уничтожить твою общину и разрушить твои дома? Мы даже не успели отослать свою молодежь — отряд зилотов пришел за нами рано на рассвете.

— И много вас здесь?

— Со мной двенадцать.

Прямо как апостолов Христа… Ну, что же мне делать-то с этими праведниками? Почти свои. Рабства они точно не заслужили. Да, и скорее умрут, чем смирятся с ним. Придется уговорить легата Марона отпустить еще и их. А нет — так постараюсь их всех выкупить, когда придем в Кессарию, Тиллиус не откажет мне, поможет. Но сначала…

— Поклянись мне на скрижали, Авраам, что ни один из вас не убил и не ранил римского солдата. Тогда я попробую уговорить легата отпустить всех ессеев.

Рядом тяжело вздыхает Тиллиус. Ему явно не по натуре такое самоуправство. Но пока молчит.

— Ессеи не приемлют клятв, римлянин — гордо вскидывает голову иудей — Тем более на нашей святыне. Я просто честно говорю тебе: никто из нас не замарал своих рук кровью.

— Хорошо. Этого тоже достаточно — соглашаюсь я — и скажи мне вот еще что: вы не видели, случайно, кто продает и доставляет оружие зилотам? Может, греческие купцы проезжали через вашу деревню?

— Нет — задумчиво покачал головой иудей — у нас бывают только люди Елизара. И к нам они приходят только за едой.

— Платят или все даром забирают? — оживился Тиллиус

— Делают вид, что платят. Но плата такая, что…

Ага… вроде как и заплатили мирным ессеям, чтобы откровенным грабежом не выглядело, а на самом деле обложили их постоянной данью. Продразверстка, блин! Мало ессеям налогов, собираемых римскими мытарями, так еще и эти дармоеды присосались. И ведь не откажешь.

— А какими монетами они с вами расплачиваются?

— Разными. Чаще всего римскими. Но один раз зилоты закупали у нас много скота — расплатились серебряными драхмами.

— Парфянскими драхмами? — тут же делает стойку Тиллиус

— Да, ими.

А вот это уже очень интересно… Конечно, в Иерусалиме много какие монеты на рынке встретишь, все же Иудея — перекресток торговых путей, но у зилотов-то драхмы откуда? И Тиллиус, похоже, ухватился за эту ниточку, взял след как гончая. От ессея нам больше ничего не узнать, но фрументарий уже горит нетерпением допросить теперь и других пленников.

— Ладно, Авраам. Не будем задерживать Туллиуса, у него еще много дел. А ты иди, отдыхай, завтра утром увидимся.

Я не задумываясь, протягиваю ессею руку, помогая ему подняться с колен. Тот, помедлив, принимает мою помощь. Получив подтверждающий кивок толстяка, легионер ведет пленника на выход из шатра. На пороге иудей оборачивается

— Римлянин, можно узнать твое полное имя?

— Можно. Если оно тебе что-то скажет. Я Марк Луций Юлий Цезарь Випсаниан. Но здесь и в Иерусалиме многие называют меня Примас.

— Я буду молиться за тебя, римлянин Марк — и, помолчав, добавляет — Примас.

Глава 15

Удивленно смотрю вслед ессею, потом перевожу взгляд на Тиллиуса.

— Надо приложить все усилия, чтобы освободить ессеев. Пусть эти иудейские аскеты и мало управляемы, но зато они безобидны и вполне могут стать будущими союзниками христиан.

— Упертые еврейские фанатики… — недовольно ворчит фрументарий. Но это он скорее для вида.

— Зато не агрессивные. И в спину не ударят. Ты, наверное, хочешь еще кого-то из пленных допросить? Так иди, не жди меня. Только если не трудно будет, попроси кого-нибудь из своих подчиненных принести мне воды побольше — надо привести себя в порядок перед встречей с легатом.

— Воду тебе сейчас принесут, Примас, можешь прямо здесь располагаться — фрументарий машет рукой в сторону большого, серого шатра, который собрали прямо на моих глазах в центре лагеря — И ковчег пусть здесь на ночь остается. К легату я попозже подойду, а ты с Аппием Мароном будь в разговоре поосторожнее — предостерегает меня римский безопасник — змей он еще тот!

Ага… а ты, можно подумать, херувим безгрешный. Все вы хороши! Интересно было бы почитать, что вы друг на друга в своих доносах в Рим пишите, небось, уже целые тома настрочили.

Тиллиус ушел, отдав распоряжение своим помощникам. А я, выглянув из шатра, подозвал Гнея.