Новый путь (СИ) - Большаков Валерий Петрович

Деревья слева разошлись, вежливо уступая место обширному лугу, полого спускавшемуся к Потомаку. Трава стелилась курчавым бурым ковром, а выше по склону ее раздвигала серая ноздреватая глыба, смахивая на окаменевший пень.

— Чем не стол? — молодецки воскликнул Даунинг, торжественно накрывая скальный останец одноразовой скатертью.

Пакеты с бутербродами и два термоса — с чаем и какао — придавили ее, вспархивавшую под ветерком.

— Ох, ты… — поморщился куратор. — Забыл свою sidushku! Я быстро, джентльмены.

Он бодро поспешил к стоянке, а Фолви, накинув капюшон, взгромоздился на широкие перила. Нахохлился, и лишь изредка потягивал из крошечной плоской бутылочки — для сугреву.

— Не расслабляйтесь, — тихо сказал Призрак Медведя. — В ста ярдах от нас, в леске… Не оглядываться! В леске засели двое с биноклями, рациями и прочими причандалами. Они нас не слышат, но хорошо читают по губам. Поэтому все глупое и невинное, что подобает пикнику, говорите в их сторону. А если хотите сказать что-то иное, поворачивайтесь к реке.

— По-моему, Чак, на том берегу тоже кто-то есть, — негромко измолвил Вальцев, выставляя на «стол» стопку картонных стаканчиков.

— Два снайпера, — подтвердил индеец. — Они просто стерегут… охраняют нас, и не опасны.

— Скажите, Чак, — Максим потянулся, оборачиваясь к Потомаку, — мне чудится или вы действительно расположены к нам? Или к русским вообще?

Гоуст Бир присел, подобрал оброненную сигарету, и заговорил, вставая:

— Я служил во Вьетнаме вместе с Пегом. Однажды он попал в плен. Его держали на базе в горах Аннама, и меня послали на выручку — я ведь похож на туземца. На базе мне встретились русские летчики. Они улыбались, угощали красным супом… сейчас вспомню… borshch. А вечером всем показывали кино — под навесом, на белой простыне. Фильм назывался «Апачи», про вождя Ульзану. И все русские переживали за краснокожих, а бледнолицых считали врагами! Ночью я освободил Пегготи, но ту встречу с пилотами запомнил. — Повернувшись лицом к лесу, Чак закурил, и четко проговорил: — Это с реки холодом тянет. Стаканчик виски — и согреетесь, хе-хе…

— Нет уж! — непринужденно рассмеялся Вакарчук. — Лучше я чайку…

Ливанув из термоса в стаканчик, он с показным удовольствием отпил.

— М-да. Шоколад! Но тоже неплохо… И горячий еще! Макс!

— Плесни мне.

— О`кей…

Все трое сделали разворот «кругом», уставясь на речные перекаты.

— Вы хорошо шифруетесь, но вы не предавали свой народ, — Призрак Медведя внимательно обшарил глазами окрестности. — А мой народ… его загнали в злые земли — вымирать. Американцы — наши враги. Хау.

На мостках показался Даунинг, бубнящий в плашку рации. Куратор шел не один, рядом вышагивал молодой мужчина в длинной кожаной куртке.

— Что-то не то… — глухо обронил Вакарчук.

Обычно открытое и улыбчивое лицо «Айвена» пугало замкнутостью, как сигнал тревоги. Джек будто невзначай, заученным движением шерифа с Дикого Запада, распахнул куртку — тускло блеснул «кольт» в кобуре.

— Позвольте представить Фреда Вудроффа, — ровным голосом сказал он, приблизившись. — Фред возглавляет опергруппу ЦРУ нашего генконсульства в Ленинграде.

За спиной Вакарчука выразительно клацнули затворы винтовок.

— Вы арестованы, tovarishchi! — хищно оскалился Вудрофф.

Тот же день, позже

Балтимор, Мэриленд-авеню

Мидтаун-Белвез здорово смахивал на Арлингтон, разве что этажей побольше, а так все то же самое — чистенько, опрятненько, скучненько. А в салоне «Линкольна» — тесненько.

Сбоку Вакарчука зажимал капитан Хартнелл, а напротив в рядок сидели Вудрофф, Фолви и Смок Парнелл.

— …Мы вытрясли из информатора всё, вычислили каждую мелочь, — довольно щерился Фред. — Даже то, tovarishch старший лейтенант Вальцев, что горбинку вашему носу придал хирург! Кстати, поздравляю с повышением в звании.

— Благодарю, — в ледяном тоне Максима скорей угадывались, чем слышались нотки сдержанной злости и унизительной беспомощности.

Степан опустил веки. Провал.

Второй раз в жизни Вакарчук ощутил всю жуть этого существительного. Провал — и почва под ногами разверзается, и нутро выворачивается наизнанку от томительного падения…

«Переживем и это! — подумал он упрямо. — Если доживем…»

«Линкольн» тряхнуло. Огромная машина еле вписалась в ворота внутреннего дворика — за стеклами проползла кирпичная кладка.

— Райф! Запрешь ворота! — резко скомандовал Даунинг. — Смок! Разверни колымагу. Чарли, Пег! Обоих наверх.

— В «лабораторию», сэр? — осведомился Призрак Медведя с бесстрастностью английского слуги.

— Да, пожалуй. Фред, на пару слов…

Сжав зубы, Степан миновал высокие узкие двери с претензией на готику, и поднялся в «лабораторию» — небольшую комнатку с парой стрельчатых окон. Бледные лучи, падая наискосок, оскальзывались на гладких панелях приборов, и спотыкались о вороха проводов.

— Сюда, — мрачно буркнул Пегготи.

Степан с содроганием плюхнулся на жесткое кресло, напоминавшее электростул. Чак ловко снял с него «браслеты», но лишь для того, чтобы пристегнуть руки и ноги фиксирующими ремнями.

— Спасибо, капитан, — сухо поблагодарил Даунинг, возникая в дверях. — Проверьте тут все, и расставьте людей.

— Есть, сэр!

Дверь закрылась с негромким щелчком, и Макс процедил:

— Допрос третьей степени?

— Допрашивать буду не я и не здесь, — бесцветным голосом ответил куратор, и скривился: — Ч-черт! Такие планы из-за вас рухнули! Ну, вот что мне теперь делать?

Степан не выдержал.

— «Айвен», — глумливо ухмыльнулся он, — а это уже не ваша забота. И не ваш уровень. Тут свое веское слово должен сказать мистер Форд!

Даунинг по-коровьи глянул на него, печально моргая, и молча вышел. За дверью послышалась короткая возня, а мгновеньем позже порог переступил Призрак Медведя.

— Уходим! — обронил он.

Быстро отстегнув ремни, Чак освободил обоих.

— За мной!

Степан даже спрашивать не стал, куда. Обстоятельства менялись настолько стремительно, что сознание не поспевало за ними, и откровенно тупило.

— Быстрее!

— А эти?

— Забудь!

Вакарчук ссыпался с лестницы, замечая сникшего Фолви, прикованного наручниками к перилам. На лбу опера-хиппи наливался багрецом здоровенный синяк.

Индеец выскочил во двор первым и завел «Линкольн». Степан, чуя железный привкус во рту, нырнул в салон, едва не стукнувшись лбами с Максом.

— Гони!

Мотор взревел, покрышки шаркнули, и лимузин с ходу растворил хлипкие ворота, круша никелированный бампер. С визгом развернув огромную машину, Чак направил ее по Мэриленд-авеню.

— Куда мы? — крикнул Вальцев, хватаясь за поручень.

— В Нью-Йорк! Машину сменим по дороге. Держитесь!

«Линкольн Континенталь» пошел в разгон.

Воскресенье 29 ноября 1975 года, день

Нью-Йорк, 255-я Западная улица

Дроздов отпустил желтый кэб, не доезжая до жилкомплекса «Ривердэйл». Обычно, если приходилось задерживаться на работе, то он не рисковал зря — гулять вечерами по Бронксу опасно для здоровья. Но сегодня управились на удивление рано. Или в МИДе тоже считали дни до Нового года?

Утром Юрий Иванович садился в большой комфортабельный автобус — и выходил у совпредства или возле ООН. А вот обратно не всегда получалось — работа резидента под прикрытием постоянного представителя плохо сочетается с четким графиком. Бывало, на всю ночь задержишься, как тогда, с гадом Шевченко. Впрочем, то была ночь праздничная — ему поверили! Взяли голубчика Аркашу — и посадили в рейсовый «Ил»!

Дроздов поежился. Канадская меховая куртка, вроде, теплая, но эта дурацкая кепка… Как они только в таких ходят? Ушаночку бы родимую, но лучше не рисковать — Голливуд приучил местных отличать русских по зимним шапкам. А коммунистов тут не любят.

Юрий Иванович неторопливо зашагал по неширокой, тихой улочке. Застройка вокруг малоэтажная, и деревьев хватает. Не то, что Манхэттен. Неоновые джунгли… А вот и «Ривердейл» выглянул.