Вячеслав Коротин - Флоту — побеждать!
В хвосте колонны русские «полтавы» совершенно конкретно разносили вдребезги и пополам единственные оставшиеся в строю два броненосных крейсера. Их командиры Мацути и Ясиро продолжали держать генеральный курс, но отстреливались уже очень вяло.
А отряд адмирала Дева уже отворачивал избитый снарядами крейсеров Рейценштейна. Горели все трое. Все трое имели совсем непрезентабельный вид. Только подходящий Шестой боевой отряд спасал положение. Для адмирала Дева спасал — не для адмирала Того. Адмирал Того понял, что сегодня самый благоприятный для него вариант — унести ноги без потерь в броненосных кораблях.
— Сигнал эскадре: «Поворот влево на шесть румбов. Отходить в Чемульпо».
* * *— Разбиты! Отступают!! — восторженно заорал Кирилл Владимирович, наблюдая как «Микаса» принял влево, а «Асахи» с «Сикисимой» покатились за ним. — Виктория! Поздравляю вас, Степан Осипович!!
— Не с чем пока поздравлять, ваше высочество, — хмуро отозвался Макаров, не отрывая бинокля от глаз. — Ни одного броненосного японца не потопили…
— Смотрите — третий! — восторженно выкрикнул Щенснович.
Изо всех казематов «Сикисимы», ещё не успевшего лечь на курс отворота повалило чёрным дымом.
— Хрен я вас теперь отпущу, тамагочи долбанные, — зло подумалось Степану. Решение созрело мгновенно. — Поднять сигнал: «Поворот семь румбов влево вдруг. Иметь строй уступа влево. ФЛОТУ — ПОГОНЯ!».
Глава 14
Флоту — побеждать!Первым повернул на назначенный курс «Ретвизан», через полминуты то же сделал «Цесаревич», а подождав ещё столько начала поворачивать и «Победа». Во время изменения направления движения, огонь, конечно, пришлось прекратить, но как только три русских броненосца легли на боевой курс, пристрелка по всё более и более отстающему «Сикисиме» стартовала.
«Цесаревич» практически не обстреливался с самого начала боя — корабли противника предпочитали бить сначала по «Ретвизану», а потом по «Победе» с «Пересветом». Так что для комендоров броненосца это было не сражение, а просто именины сердца — знай себе аккуратненько определяй дистанцию до «Асахи», пристреливайся, когда чужие всплески не мешают, и открывай беглый огонь всем бортом. А тебе никто не мешает. Никто и ничто. Ни всплески вражеских снарядов, ни их взрывы на твоём корабле, ни дым пожаров — полигон да и только…
— Адмирал поднял сигнал «Иметь шестнадцать узлов», — крикнул сигнальщик.
— Думаю, что сможем, — пожал плечами командир броненосца и немедленно продублировал приказ Макарова в машину. — А вы, Дмитрий Всеволодович, я думаю, уже можете начинать всем бортом.
— Ждал только вашего приказа, — весело отозвался старший артиллерист лейтенант Ненюков, и немедленно стал передавать в орудийные башни соответствующие указания.
«Цесаревич» снова загрохотал всем бортом, к нему присоединился и «Ретвизан», а ещё через минуту подала голос «Победа». Расстояние до «Сикисимы» составляло уже двадцать два кабельтова и стремительно сокращалось. Японский броненосец засыпало снарядами, вокруг него стоял лес из всплесков, а на борту постоянно отмечались разрывы. На таком расстоянии облегчённые русские бронебойные снаряды прошивали уже почти любую броню…
Кормовая башня «Сикисимы» продолжала бить по «Победе». Только что в неё подняли очередную пару снарядов — белый с красной полосой (бронебойный) для левого орудия, и коричневый с жёлтой (фугасный) для правого. Прибыли и кокоры пороховых зарядов. Но как снарядам, так и зарядам, не удалось нанести хоть какой-нибудь ущерб ненавистным гайдзинам — двенадцатидюймовый привет с «Цесаревича» прошиб восьмидюймовую броню башни, ударился в противоположную её стенку, отскочил, упал на палубу… Замедлитель догорел… Взрыватель сработал…
От взрыва сдетонировали оба «родных» снаряда. Если в весьма ограниченном пространстве башни взрываются три двенадцатидюймовых, то, разумеется, там не остаётся не только ничего живого — даже просто органических веществ остаётся ничтожно мало. Огнём и дымом выбросило из амбразур, крышу наполовину выдрало и загнуло как у полуоткрытой консервной банки, но в погреба боезапаса огонь не проник.
— Во мудрёна мать! — ошалело пробормотал наводчик носовой башни «Цесаревича» Галузо, наблюдая «фейерверк» на юте вражеского корабля. — Вашбродь! Неужто это мы его так?
— Мы, — отозвался из под командирского колпака мичман Сполатбог, не особо скрывая свой восторг от столь удачного попадания. — Сам видел, как наш снаряд в этого гада угодил. Давай, братцы, заряжай! Утопим макаку к его японской матери!
* * *«Якумо» и «Асаме» пришлось лихо. После того как линию покинули «Ниссин» и «Адзума», по двум оставшимся со всей широтой щедрой русской души лупили аж целых три броненосца. Причём это была тройка лучших во всей артурской эскадре в плане артиллерийской подготовки. Два оставшихся в строю японских броненосных крейсера стало достаточно быстро засыпать сталью и взрывчаткой русских снарядов. А покидать кильватер без приказа было недопустимо. Ясиро и Мацути, видя, что противник пристрелялся, пытались разрывать дистанцию отворачивая с генерального курса, но их оппоненты Яковлев, Эссен и Успенский достаточно быстро парировали эти маневры, действуя по принципу старого артиллерийского анекдота:
— Что вы сделаете, если ваша пушка даст недолёт?
— Прикажу передвинуть её вперёд.
То есть, увидев, что противник отворачивает, русские броненосцы отвечали коордонатом на коордонат, и достаточно уверенно держали оба японских крейсера в накрытиях. Те горели, всё более вяло огрызались из своих орудий, но продолжали держать курс, следуя за броненосцами Того. Приказ адмирала к отступлению оба командира японских «недоброненосцев» восприняли как счастливое избавление. Не пытаясь следовать в кильватере за главными силами «Асама» и «Якумо» стали отворачивать от русских вдруг. Тем более, что скоро можно было соединиться с отрядом «подранков», которые уже вёл за собой «Ясима» несколько севернее. Почти удалось…
Двенадцатидюймовый с «Полтавы» пробил верхнюю и батарейную палубы, пролетел вдоль броневой, и через дымоход проник в котельное отделение «Асамы». Незваный «гость» повёл себя совершенно по-хамски — взорвался. Осколки пробили стенки котлов и те последовали примеру «визитёра». Перегретый пар разорвал стальные оболочки, удерживающие его в конкретном объёме на куски различного размера, и мгновенно заполнил собой всё доступное пространство. Те, кто ещё секунду назад были людьми, превратились в куски варёного мяса. А вырвавшаяся на свободу газообразная вода на этом не успокоилась — разорвав переборки, она ворвалась в соседние котельные и машинные отделения… Описывать подробно не стоит… «Асама» полностью утратил ход[7].
И, не отвлекаясь на удирающего полным ходом «Якумо», отряд Ухтомского начал множить на ноль «отца-основателя» японских броненосных крейсеров. Все командиры броненосцев прекрасно помнили наставления командующего флотом: «Подранков — добивать!».
Много времени не потребовалось — с убийственных пятнадцати кабельтовых никакая броня не могла служить защитой не только от тяжелых снарядов, но и от шестидюймовых. Не прошло и четверти часа, как «Асама», истерзанный попаданиями, стал заваливаться на правый борт. Ещё несколько минут, и только покрытое ракушками днище корабля возвышалось над волнами.
Восточнее три русских броненосца добивали «Сикисиму», а здесь назревала развязка ещё одного локального сражения сегодняшней генеральной битвы: крейсера Рейценштейна и Дева уже успели здорово потрепать друг друга, причём японцам досталось побольше. Здорово побольше, ибо русские шеститысячники и «Баян» серьёзно превосходили своих противников, как по весу бортового залпа, так и по боевой устойчивости. Но это сначала — потом к сражающимся крейсерам стал приближаться Шестой боевой отряд: «Акаси», «Сума», «Чиода» и «Идзуми». Каждый из этих корабликов, конечно, многократно уступал по силе любому из артурских, но их было четыре. А четыре гиены, например, могут одолеть льва… Тем более, что с востока на помощь спешил «Нийтака», который вообще ещё не успел принять участие в сегодняшнем бою. И вёл он за собой два авизо — «Яейаму» и «Тацуту». Тоже мелочёвка — «шакалы» — не более. Но и их некрупные пушки, вместе с остальными являются некоторой дополнительной неприятностью…
Третий боевой отряд был уже здорово потрёпан, его боевая мощь уменьшилась как минимум на треть — выбито по одной восьмидюймовой пушке на «Такасаго» и «Читосе», последний имел уже чувствительный крен на правый борт, а «Кассаги» не только здорово присел на корму, но и потерял первую трубу. К тому же на нём молчала практически вся батарея скорострелок.
