Нил Стивенсон - Золото Соломона

Всю недолгую дорогу до шлюпа Чарльз Уайт сидел напротив мистера Бейнса, колени в колени, рассеянно перебирал коллекцию вяленых ушей на часовой цепочке и вслух прикидывал, как быстро «Аталанта» доберётся до Тауэра, где есть полный ассортимент первоклассных пыточных орудий. Он даже обсудил с курьерами, не проще ли для скорости протащить мистера Бейнса под килем, и если да, то стоит ли сделать это там (в ста ярдах ниже по течению), где в Темзу впадает Флитская канава; другими словами, лучше или хуже мистер Бейнс заговорит, когда наглотается нечистот; или, может быть, протащить его под килем сейчас, а богатый инструментарий Тауэра применить позже. Потому как государственные изменники, зная, что их в любом случае повесят не до полного удушения, оскопят, выпотрошат и четвертуют, часто не видят стимула разговаривать.

Тут один из лейтенантов Уайта — молодой человек, вероятно, выбранный на эту роль за белокурые волосы и нежное девичье лицо — выдвинул контрдовод: а что, если мистера Бейнса не будут расчленять на Тайберне, поскольку ещё не доказано, что он государственный изменник? Лейтенанта тут же ошикали. Однако через минуту он вновь поднял ту же тему и, наконец, получил разрешение объясниться.

Хитроумный адвокат, сказал он, сможет возразить, что мистер Бейнс на самом деле — верный подданный королевы.

Погодите, погодите, вовсе не абсурд! Вот доктор Уотерхауз — честный подданный, с целью раздобыть нужные сведения притворявшийся, будто хочет выйти на связь с монетчиками. Не сможет ли адвокат мистера Бейнса заявить о нём то же самое?

Это смехотворно, возразил Чарльз Уайт к отчаянию мистера Бейнса, которому уже чудился проблеск надежды.

Ибо (продолжал Уайт) мистер Бейнс не представил никаких сведений и скорее всего просто ими не располагает. Так что его точно выпотрошат и четвертуют, вопрос лишь в том, сколько сил потребуется затратить на этого субъекта в застенках Тауэра.

Даниель имел несчастье во время всей приведённой беседы сидеть на носу шаланды, лицом к корме. Он отчётливо видел широкую спину Чарльза Уайта и лысого, беззубого мистера Бейнса, который постоянно тянул шею вверх или вбок, силясь отыскать хоть одно сочувственное лицо.

Даниель, может быть, и понимал, что всё это фарс, призванный сыграть на страхах мистера Бейнса и сломить его без всяких пыточных тисков. Однако мистер Бейнс — единственный зритель спектакля — верил каждому слову. Сценическое действие проняло его до глубины души. Не было сомнений, что он сломлен, волновало другое: осталась ли в нём хоть толика разума?

Сумел бы Даниель в его ситуации так легко разгадать уловку? Вряд ли.

Хотя, возможно, он в той же ситуации, и спектакль адресован ему не меньше, чем мистеру Бейнсу.

Кал, вышедший из него в гальюне «Аталанты», был шедевром: ровно две образцовой формы колбаски, которые погрузились под воду без всплеска, словно свинцовый лот — свидетельство, что кишечник будет исправно работать даже тогда, когда в остальном возраст возьмёт своё. Хотелось посидеть несколько минут голым задом на прекрасно отполированном деревянном круге, растягивая миг торжества, как учил его делать после мочеиспускания покойный Самюэль Пепис, однако звуки из-под палубы напомнили, что есть ещё и долг: не только перед королевой, но и перед мистером Бейнсом.

Произошло то самое, чего опасался Даниель. Курьеры королевы отлично умели хватать изменников, но в сценическом деле были сущими дилетантами и совсем не чувствовали публику. Они затянули спектакль и превратили мистера Бейнса в хнычущего идиота, от которого теперь никто не смог бы добиться толка.

Даниель натянул штаны и двинулся к корме. У трапа, ведущего вниз, он едва не налетел на человека, который поднимался из каюты подышать воздухом. Не столкнулись они лишь потому, что у человека были белые волосы, и Даниель успел приметить их сияние в лунном свете.

Он отступил на шаг, пропуская Исаака на палубу.

— Мистер Хокстон полностью себя разоблачил, — заметил Исаак.

— Чем? Тем что сбежал?

— Разумеется.

— Если бы он остался, чтоб его протащили под килем, вздёрнули на дыбу, выпотрошили и четвертовали, мы бы знали, что он — честный малый, да?

Лицо Исаака выразило лёгкое недовольство.

— Ничего такого с ним бы не случилось, если бы он выказал готовность служить королеве.

— Единственное, что может Питер Хокстон делать для королевы — и для вас, — доставлять мне сведения из воровского подполья. Если бы он не сбежал, то провозгласил бы себя предателем воровского мира и утратил всякую для нас ценность. Скрывшись вместе с Энгусом, он значительно упрочил свою репутацию.

— Не имеет значения. Ваша роль сыграна. И сыграна неплохо. Благодарю.

— Зачем вы послали дымовой сигнал, не дожидаясь, что выболтает Бейнс?

— Он и так сказал больше, чем следовало, — ответил Исаак, — и, поняв свою ошибку, перевёл разговор на вашу историю. Я знал, что истории у вас нет, во всяком случае такой, в какую поверит однорукий иностранец или хотя бы мистер Бейнс. И принял решение: наступаем!

— Что вам нужно от мистера Бейнса, дабы продолжить наступление?

По настоянию Даниеля Чарльз Уайт и его молодчики на несколько минут оставили мистера Бейнса в каюте, правда, сковав его по рукам и ногам, чтобы он не избежал правосудия, покончив с собой.

Даниель выждал под дверью каюты, когда мистер Бейнс перестанет рыдать и всхлипывать, медленно сосчитал до ста (поскольку ему самому надо было успокоиться), отодвинул засов и вошёл, неся зажжённую свечу.

Мистер Бейнс сидел на скамье, уронив голову на стол; руки его были скованы за спиной. В первый миг Даниель подумал, что он скончался от удара, потом заметил, что плечи арестанта медленно вздымаются и опускаются, как мехи ирландской волынки.

Даниель почти позавидовал спящему. Он сел за стол и несколько минут сонно клевал носом в неярком свете свечи. Однако стук сапог и звяканье шпор над головой напоминали, что они не в какой-нибудь тихой бухте, а всего в нескольких ярдах от Блэкфрайерс, бывшего монастыря Чёрных братьев в Лондоне.

— Проснитесь.

— Э?… — Мистер Бейнс дёрнул скованными руками, но тут же об этом пожалел. Он выпрямился, и спина его захрустела, как старая мачта под порывом шквального ветра. Рот был сухой дырой, разверстой, как рана. В глаза Даниелю мистер Бейнс старался не смотреть.

— Вы согласны поговорить со мной?

Мистер Бейнс промолчал. Даниель поднялся из-за стола. Мистер Бейнс искоса наблюдал за ним. Даниель сунул руку в карман. Бейнс съёжился, готовый к страданиям. Даниель вытащил кулак, разжал и протянул на открытой ладони деревянные зубы мистера Бейнса.

У того расширились глаза. Он метнулся вперёд, как кобра, разинув рот. Даниель скормил ему зубы, и Бейнс всосал их дёснами и губами. Даниель отступил на шаг, вытирая руки о штаны. Мистер Бейнс сел прямее, преображённый.

— Вы добрый джентльмен, сэр, добрый джентльмен, я сразу это понял, как вас увидел.

— На самом деле я не джентльмен, хоть и могу быть добрым. Мистер Чарльз Уайт — вот кто джентльмен. Он уже объяснил, как намерен с вами поступить. Таких слов на ветер не бросают — я удивлен, что у вас по-прежнему оба уха. Спасите свои уши и себя — расскажите мне, где и когда должны встретиться с одноруким иностранцем.

— Конечно, вы понимаете, что меня убьют.

— Не убьют, если вы исполните свой долг перед королевой.

— Тогда меня убьёт Джек-Монетчик.

— А если не Джек, то старость, — отвечал Даниель, — а может быть, тиф или апоплексия. Если бы я знал способ избежать смерти, я бы поделился им с вами и со всем миром.

— Говорят, сэр Исаак знает.

— Нести алхимическую дребедень — не лучший способ подольститься ко мне. Скажите, где найти однорукого иностранца.

— Вы правильно напомнили, что все мы смертны. Я боюсь не за себя.

— А за кого же?

— За дочь.

— Где она?

— В Брайдуэлле.

— Вы боитесь, что месть падёт на неё?

— Да. Подполье про неё знает.

— Уж, наверное, мистер Чарльз Уайт в силах вытащить одну девушку из Старой Несс, — задумчиво проговорил Даниель и осёкся, поймав себя на том, что говорит, как преступник.

— Да, прямиком оттуда в свою спальню, дабы затем, пресытившись, достойно похоронить её во Флитской канаве!

Вообразив эти ужасы, мистер Бейнс пришёл в такое состояние, как будто наблюдал их воочию. Его била дрожь, деревянные зубы стучали, из одной ноздри текло.

— А в мою порядочность вы, значит, верите?

— Я уже сказал, сэр, вы человек добрый.

— Если я дам слово, что пойду к Пряхам и позабочусь о вашей дочери…

— Умоляю, не так громко! Если мистер Уайт узнает о её существовании…

— Я опасаюсь его не меньше вашего, мистер Бейнс.

— Тогда… вы даёте слово, доктор Болторот?

— Да.