Андрей Гончаров - Яд для императора
И он крикнул, обращаясь в сторону еще одной двери, расположенной в углу комнаты:
– Эй, Художник, хорош на печи лежать! Айда к нам, тут гости приехали!
Послышались шаги, и в комнату вошел еще один человек. Углов и Дружинин смотрели на него с особым интересом (впрочем, старательно его скрывая). Наконец они видели перед собой человека, которого так долго искали!
Художник, он же Григорий Кругликов и негоциант Кузьмищев, был человек среднего роста, худощавого телосложения. Лицо его было лишено особых примет; узнать его в толпе было нелегко. Примечательными были лишь глаза: они у бывшего царского лакея были словно два буравчика – как вопьются в интересующего человека, так и просверлят насквозь.
– Садись, где место найдешь! – призвал его Карлик.
Углов, сидевший к вошедшему боком, поспешил подвинуться, так что возле него образовалось место, и Художник сел. Для предстоящей операции это было очень кстати. В общем, операцию уже можно было начинать. Углов уже и стакан под руку поставил – его было удобно метнуть в окно, подав условный знак полиции. Однако руководитель группы решил подождать, дать всем сесть. «Так их брать будет легче», – подумал он.
Едва Художник уселся, отворилась дверь, и Купчиха внесла сковородку с шипящими на ней котлетами.
– Ну-ка, давайте, отведайте моего угощенья! – приговаривала она, примериваясь, куда водрузить сковороду. – Вот, поближе к моей Маше дорогой поставлю! Дай-ка взглянуть на тебя, а то давно не видела…
Тут стряпуха взглянула на Катю, да так и застыла со своей ношей в руке.
– Постой, да ты кто такая? – воскликнула она. – Энто вовсе не Маша – я Машу в Москве видела, знаю! Ты куда Машу мою дела, гадюка?!
Сковорода грохнулась на стол, котлеты посыпались в разные стороны. Дальше откладывать не имело смысла; статский советник схватил стакан и наметился метнуть его в окно. Однако ему помешал сидевший рядом Фонарь – как видно, он соображал быстрей остальных. Ударив статского советника по руке, он выбил у него стакан, а сам выхватил откуда-то нож и воскликнул:
– Так вы, значит, все тут легавые?! Ах ты, гнида! Сейчас порешу!
Тут и до остальных бандитов дошел смысл происходящего. Карлик смахнул со стола свечи, и в комнате наступила темнота; лишь из коридора падал слабый свет. В этом свете Углов заметил, как справа от него метнулась к выходу тень – это Художник спешил покинуть комнату, ставшую ловушкой. Не обращая внимания на нож в руке Фонаря, руководитель группы метнулся за убегавшим и в дверях настиг-таки. Настиг, сделал подсечку и повалил на пол. Бывший лакей отчаянно сопротивлялся, однако Углов смог вывернуть ему руки за спину и связать заранее припасенной веревкой (наручников эта эпоха еще не знала).
Вокруг орали бандиты, потом раздался тонкий женский крик («Катя!» – тревожно пронеслось в мозгу статского советника), затем грохнул револьверный выстрел и еще один – это в дело вступил Дружинин. Зазвенело разбитое оконное стекло, на лестнице послышался топот множества ног, и над головой Углова раздался знакомый голос полицмейстера Глухова:
– А ну, стоять, мазурики! Вы меня знаете! Стоять, я сказал! Синицын, посвети!
Загорелся фонарь «летучая мышь». Он осветил лежавшего на полу бывшего лакея Кругликова, еще двоих бандитов, валявшихся у другого конца стола; вокруг одного из них, Фонаря, уже натекла лужа крови. Еще фонарь осветил Игоря Дружинина. Технический гений группы, с револьвером в руке, почему-то стоял на коленях возле стула, на котором продолжала сидеть Катя Половцева. Она была странно неподвижна. Лишь приглядевшись, Углов понял причину этой неподвижности: в груди у кандидата исторических наук торчал нож, вошедший по самую рукоятку.
Глава 31
– Нет, вы это оставьте, Игорь Сергеевич, голубчик, – мягко произнес полицмейстер, удерживая Дружинина. – Зачем же вам в морг ехать? Екатерине Дмитриевне вы уже ничем не поможете, к вскрытию вас не допустят – да вы, чай, и сами не захотите. Там у нас есть хорошие такие женщины, они ее и обмоют, и к погребению приготовят. Отпевать будем, наверно, в церкви Воскресения, она тут близко. А хоронить… Скажем, на этом же Волковском кладбище, что тут рядом находится. Или ее родственники приедут, они и решат?
– Нет, родственники не приедут, – твердо заявил Углов.
Разговор происходил уже на улице, возле полицейской телеги для перевозки трупов, на которой покоилось тело Екатерины Половцевой. Рядом, в закрытой карете, сидел арестованный бывший лакей.
– Родственников не будет, – согласился с товарищем Дружинин. – Так что решение будем принимать мы. Вы сказали – на Волковском кладбище? Там, кажется, есть место, где писателей хоронят?
– Писателей? – удивился полицмейстер. – Нет, не слышал… Разве что критика Белинского не так давно погребли. Это место я знаю.
– Вот-вот, оно самое! – воскликнул Дружинин. – Белинский, Добролюбов, Писарев… Вот там Катю и надо положить. Ей бы это понравилось…
– Хорошо, я распоряжусь, – кивнул Глухов. – Сегодня 10-е, стало быть, хоронить будем 12-го. Так?
– Хорошо, пусть 12-го, – согласился Углов. – Но только чтобы утром, не позже десяти часов. Я, видите ли, спешу – мне надо прибыть… с докладом.
– Хорошо, я батюшке скажу и на кладбище распоряжусь, – согласился Глухов. – Что ж, если этот вопрос мы решили, давайте займемся арестованным. Сейчас время позднее, допрос проводить уже, пожалуй, не будем. Сейчас его отвезут к нам, в полицейское управление. Там есть камеры предварительного заключения, там до утра посидит. А утром прошу пожаловать ко мне в кабинет, там снимем с нашего злодея допрос по всей форме. Хорошо?
– Нет, откладывать нельзя! – твердо заявил Углов. – Вы же слышали – он и сейчас твердит, что никакого отношения к убийству Государя не имеет. А за ночь он в этом своем упрямстве еще укрепится, придумает отговорки… Допрашивать надо сегодня, сейчас!
– Ну, хорошо, если вы так настаиваете, давайте сейчас, – пожал плечами Глухов. – Я привык ночами работать. Садитесь вон в ту пролетку, вместе и поедем ко мне в управление.
– Нет, так тоже не пойдет, – остановил его Дружинин. – В управлении он точно так же будет запираться, как и здесь, когда мы объявили ему о причинах ареста. Нам нужны особые средства, совсем особые! Надо, чтобы он признался, чтобы все выложил. Все, что знает!
– Не пойму, о чем вы говорите! – нахмурился полицмейстер. – Что за особые средства такие? Если вы о пытках, так они запрещены еще указом императора Александра Павловича, уже полсотни лет тому назад…
– Ну, почему обязательно пытка? – пожал плечами Дружинин. – Просто такие особые средства… У нас нет времени, чтобы уламывать этого субъекта, ходить вокруг него на цыпочках. Нужно такое место, где бы у него быстро развязался язык. Скажем, если там будет гореть огонь… Кузница или доменная печь…
– Нет, кузница не подойдет, – покачал головой Углов. Как видно, он думал о том же самом. – Там будет слишком похоже на обычную пытку, и Никита Фомич воспротивится.
– Обязательно воспротивлюсь! – воскликнул полицмейстер. – Я вас решительно не понимаю! Почему вы так спешите? Почему обязательно хотите нарушить законодательные установления?
Члены оперативной группы переглянулись. Надо было обязательно убедить полицмейстера Глухова в своей правоте. Без этого они не могли добиться нужного результата. Не похищать же бывшего лакея, чтобы допросить его в укромном месте! Это могло закончиться провалом.
– Поймите, Никита Фомич, мы имеем дело не с обычным злодеем, каких вы видите каждый день, – обратился к Глухову статский советник. – Это государственный преступник, пошедший на невиданное дело – хладнокровное убийство императора! К тому же, как мы подозреваем, совершивший это преступление по заданию какой-то из европейских держав. То есть у него имеется множество причин, чтобы скрывать свое подлинное имя и имя того, кто его послал. В таких случаях обычные нормы дознания не действуют! К тому же у меня имеется Высочайшее распоряжение закончить расследование непременно к 12 мая. Вот почему титулярный советник Дружинин настаивает на особых условиях допроса. Я тоже полагаю, что…
– Придумал! – внезапно перебил его Дружинин. – Вокзал, вот что нам нужно!
– Вокзал? В каком смысле вокзал? – удивился Глухов.
Углов же, видимо, понял замысел своего товарища, потому что заявил:
– Да, Никита Фомич, нам необходим именно вокзал! Распорядитесь, чтобы преступника отвезли на Николаевский вокзал. И мы туда же отправимся.
– Ну, хорошо, поедем на вокзал, – пожал плечами полицмейстер. – Но учтите, что вы меня не убедили, и недозволенных мер воздействия на арестованного я не допущу.
– Все будет в рамках закона, – успокоил его Углов.
