Алексей Волков - По обе стороны фронтира
Тизенгаузен в способности спутника верил не особо, но и вреда от поездки не ждал. Хоть можно будет спокойно заниматься делом, не вслушиваясь в бесконечные рассуждения Вильгельма о роли поэзии в усовершенствовании человека. Найти ничего не найдет, так и профессору пока не удалось напасть на след чего-нибудь полезного.
Повозки оставили в приметном месте. Благо, они опять нуждались в мелком ремонте, а сами разъехались в разные стороны. Кюхля гордо восседал на смирной лошади, сам высокий, худой, какой-то нескладный. Что он надеялся увидеть близорукими глазами, оставалось тайной, и даже вечно сползающее пенсне вряд ли делало поэта более зорким.
Следом за ним двигался молодой казак Африкан. Словно для контраста демонстрируя, как надо сидеть в седле. Детям степей и прирожденным наездникам было немного смешно наблюдать за неуклюжим барином, но лицо служивого было практически бесстрастным. Барин, он барин и есть. Что еще ожидать от сугубо штатского, никогда не бывшего в воинской службе человека?
Мотаться без толку взад и вперед казакам давно надоело. Сказано было – сопроводить профессора до Калифорнии, по дороге выполняя приказания. Но кто же знал, что приказания те будут касаться почти исключительно движения по сторонам? Так никогда и никуда не приедешь. И, что странно, двое господ практически не ведали устали, тогда как казаки откровенно притомились и вымотались за чересчур долгую и бестолковую дорогу. Как вымотались и кони. Все же надо им иногда дневки давать. А то вперед да вперед, а на деле – в стороны. Как сейчас.
В самом начале Кюхельбекер то и дело останавливался, слезал с лошади, внимательно осматривал ту или другую кучу камней. Разок он даже попросил Африкана чуть покопать землю. Лопата на такой случай имелась, но почва оказалась твердой, высушенной солнцем, и за полчаса усилий родилась небольшая ямка. Кюхля заглянул в нее, извлек несколько кусочков земли вперемешку с камешками, поднес ближе к лицу, посмотрел сквозь пенсне, затем – без пенсне, помял, понюхал, да и отбросил в сторону. А потом еще пытался отряхнуть испачканные руки. Без особого результата.
Затем даже ему надоело то спускаться на землю, то забираться в седло. Результата не было, успех вдруг стал казаться призрачным и нереальным. Однако сдаваться Кюхельбекер тоже не хотел и ехал все дальше и дальше.
– Ваше благородие, в лагерь пора. Обед скоро, – напомнил задумавшемуся барину Африкан. – Умотали, почитай, за два десятка верст. Пока возвернемся…
В душе Кюхля был согласен повернуть немедленно. Но и терять лицо перед казаком, слушаясь его, как барчонок дядьку, не хотелось. Скажут, ездил непонятно куда и непонятно зачем. Вот найти бы хоть какой-то явный ориентир, мол, до него, а затем – назад…
Солнце палило, еще хорошо, что догадался нацепить на голову соломенное сомбреро, а то голову бы напекло до удара.
Да и Африкан вместо положенной папахи, пользуясь дорогой и отдаленностью власти, щеголял в подобной же шляпе. Даже чекмень снял, оставшись в одной рубахе с сабельной перевязью поверх нее.
– Там что-то блестит? – кивнул Кюхля чуть в сторону от первоначального курса.
Скорее блестело в глазах, но казак всмотрелся, затем не без уважения кивнул.
– Похоже, речушка.
– Доедем до нее, посмотрим. Заодно лошадей напоим, – с оттенком важности, словно большой начальник, объявил Кюхля.
Все-таки речку углядел он, а не глазастый молодой Африкан. Есть повод для гордости.
Места вокруг поражали безжизненностью. Даже трава росла какими-то клочками, а между тех клочков – один камень. Небольшие скалы, ни леска, ни поля. По утверждению профессора, именно посреди подобных пейзажей могло попасться что-нибудь ценное. Кюхля не без сожаления отметил про себя – неужели полезное и красивое настолько не сочетаются между собой?
На палящем солнце даже ручеек являлся откровенным подарком судьбы. А уж речка…
Разумеется, возражать Африкан не стал. Он вообще выглядел плоховато. Устал, перегрелся, ясное дело, тут мысли сразу переключатся на текущую воду. Упасть в нее и полежать хоть немного, вряд ли глубина позволит поплавать…
Насчет глубины так и оказалось. Речушка текла откуда-то с гор, но здесь и сейчас успела порядком измельчать. Обычно она явно бывала пошире, взгляд фиксировал ее прежнее русло. Только солнце иссушило все, до чего дотянулись жаркие лучи, и от берега до берега стало каких-то жалких четыре сажени. Глубина же едва достигала колена.
Пока Кюхля с наслаждением плескал водой в лицо и мочил платок, который намеревался положить на голову, Африкан, не мудрствуя лукаво, снял сапоги и пояс со всякими причиндалами да и плюхнулся в речку прямо в одежде. Все равно высохнет за четверть часа.
Вода была разве что слегка прохладной, и то относительно. Какое-то облегчение она приносила. Африкан по-доброму пожалел томящегося в своей господской одежде барина.
– Ваше благородие! Идите сюда! Тут хорошо!
Кюхля даже сглотнул от зависти. Почему казак, простой человек, может вести себя настолько непринужденно, а он, выпускник Царскосельского лицея, чиновник, поэт, должен томиться на берегу? Что ему мешает тоже спокойно улечься в воду, не задумываясь о производимом впечатлении? И кто его вообще увидит, кроме того же Африкана? Стоит ли оставаться в плену каких-то условностей?
Боролся с собой Кюхля долго. Потом не выдержал, по примеру казака разулся и ступил в воду. Ногам стало восхитительно приятно, даже разболевшаяся было голова и та вроде стала проходить. Несколько шагов выше по течению, опять колебания, а затем Вильгельм все же прилег на каменное дно.
В первый миг дыхание сперло от холода. Во второй – холод показался всего лишь приятной прохладой. В третий вылезать уже не хотелось, но вода почему-то заметно потеплела.
Сюртук мгновенно промок, стал тяжелым, словно из железа. Даже хуже. Лишь сейчас Кюхля с запозданием подумал – как раз сюртук можно было снять. Африкан, вон, без чекменя. И засунутый во внутренний карман на всякий случай пистолет упирается в тело, создавая дополнительные неудобства.
Кюхля неловко встал, пошел к берегу. Вода стекала с него ручьями. Вдобавок, стекла пенсне покрылись каплями, смотреть сквозь него стало невозможно, а вытереть – не обо что.
Глядя на барина, казак тоже поднялся. Но выглядел он не таким мокрым. Или же – просто вел себя так, что всякие мелочи не воспринимались.
Лошадь Африкана вдруг напряглась, повела ушами, и казак мгновенно подобрался, стал обозревать окрестности.
Поздно. Из-за скалы, застывшей в паре сотен шагов от купающихся, вдруг вылетело шестеро индейцев. Их небольшие кони шли наметом, и до сближения оставалось от силы пара минут.
– Барин! Уходим!
Африкан первым подскочил к своему скакуну. Зато Кюхля замешкался. Он даже не сразу понял причину поведения казака. Пенсне находилось в руках, пришлось близоруко вглядываться туда, куда кидал взгляды казак.
– Индейцы, барин!!!
Лишь теперь Кюхля заметался. Зачем-то бросился к оставшейся на камнях обуви, передумал, рванул к лошади, но смирное создание, должно быть, перепугалось несущегося к нему несуразного мокрого человека, отбежало в сторону.
– Барин! – Казак вертелся чертом. В руках у него уже было ружье, хотя пускать оружие в ход Африкан не спешил.
И дома, и в дороге они частенько сталкивались с индейцами. Дома коренные обитатели континента были мирными, люди как люди. По пути тоже пока везло, и встречи не приводили к схваткам. Однако оба мужчины прекрасно знали – немирных индейцев полно и на Великих Равнинах, и у гор. Вряд ли кто-то помчится наметом лишь для того, чтобы поздороваться и узнать, какими судьбами занесло путников в здешние места.
Близорукий Кюхля видеть этого не мог, но Африкан сразу обратил внимание на взятые на изготовку луки. Казак успел проклясть себя за купание, утрату бдительности и прочие ошибки, а вот исправить их… Будь он один, может, удалось бы уйти, но не бросать же доверенного ему барина!
Эх! Жизнь наша!
– Да лезьте же вы!
Африкан прекрасно понимал: поздно. Индейцы налетали неотвратимо. Практически дистанция стрельбы из лука, и тут уже уйти было проблемой даже для ловкого казака. Противники – тоже наездники не из последних. А от стрел далеко не ускачешь. Убивают не хуже пуль.
Сомнений в намерениях атакующих не было. Один из них, видно, самый нетерпеливый, выстрелил, но чуточку рановато, и стрела немного не долетела до Африкана.
Из какого племени были индейцы, казак так и не понял. Вместо привычных у многих народов перьев на головах некоторых из них были шкуры бизонов с торчащими рогами. Таких видеть не доводилось. Но велика ли разница в названиях, если скачущие были врагами?
Кюхельбекер наконец смог подойти к лошади и неловко вскарабкался на нее.
Не уйти.
Сразу несколько индейцев прицелились прямо на скаку, только расстояние теперь сократилось до уверенного выстрела.
