Рудольф Баландин - «Встать! Сталин идет!» Тайная магия Вождя

Но все-таки русский язык остается в потенции все тем же. У части русских он не изменился. Вопрос лишь в том, как им пользуются. С развалом социалистического содружества государств и расчленением СССР престиж русского языка упал. Однако сам он сохраняется и будет жить, пока останутся люди, для которых русская культура родная.

Вот и Сталин на вопрос, каковы характерные признаки языка, ответил: «Язык относится к числу общественных явлений, действующих за все время существования общества. Он рождается и развивается с рождением и развитием общества. Вне общества нет языка…

Язык есть средство, орудие, при помощи которого люди общаются друг с другом, обмениваются мыслями и добиваются взаимного понимания. Будучи непосредственно связан с мышлением, язык регистрирует и закрепляет в словах и в соединении слов в предложениях результаты работы мышления, успехи познавательной работы человека и, таким образом, делает возможным обмен мыслями в человеческом обществе».

Сталин писал: «Общепризнано, что никакая наука не может развиваться и преуспевать без борьбы мнений, без свободы критики. Но это общепризнанное правило игнорировалось и попиралось самым бесцеремонным образом. Создалась замкнутая группа непогрешимых руководителей, которая, обезопасив себя от всякой возможной критики, стала самовольничать и бесчинствовать».

Эти слова могут вызвать недоумение или усмешку. Разве Сталин не знал, что господствует в общественных науках и философии учение марксизма? Да и в любых науках существует не только свободная борьба мнений специалистов, искателей истины, но и острое соперничество различных школ и направлений, возглавляемых одним или несколькими авторитетными учеными.

У Сталина нашлись оппоненты.

Завершает его работу ответ «товарищу А. Холопову». Начинается уважительно: «Ваше письмо получил. Опоздал немного с ответом ввиду перегруженности работой». И называет два его предположения глубоко ошибочными. В их суть он не стал вдаваться, предпочитая, как поучал Козьма Прутков, смотреть в корень.

Вопрос: Маркс и Энгельс пришли к мысли о невозможности победы социалистической революции в отдельно взятой стране, а создание СССР доказало обратное; значит, основоположники марксизма ошибались?

Нет, отвечает Сталин. Они были правы, но с позиций своего времени. Изменилась ситуация в мире, преобразился капитализм, а потому потребовалось пересмотреть их выводы с учетом новых реалий. По той же схеме он комментировал и положение Энгельса об отмирании государства после победы социалистической революции. Эта идея верна для своего времени и требует корректировки для конкретной обстановки XX века.

А. Холопов «поддел» вождя, сопоставив два его высказывания. В докладе на съезде партии в 1930 году Сталин говорил, что после победы социализма в мировом масштабе национальные языки сольются в один какой-то новый язык. А в статье «Относительно марксизма в языкознании» утверждал, что в результате скрещивания двух языков один выходит победителем, а другой отмирает, без появления нового языка.

Сталин с издевкой пишет: обнаружив такое вопиющее противоречие, «т. Холопов приходит в отчаяние». Намекнув на его принадлежность к числу начетчиков и талмудистов, вождь пояснил, что в одном случае речь идет об эпохе до окончательной победы социализма, а в другом — после оной. Обе формулы справедливы, — каждая для своего времени.

Расправившись с оппонентом, Сталин завершает:

«Начетчики и талмудисты рассматривают марксизм, отдельные выводы и формулы марксизма, как собрание догматов, которые «никогда» не изменяются, несмотря на изменение условий развития общества. Они думают, что если они заучат наизусть эти выводы и формулы и начнут их цитировать вкривь и вкось, то они будут в состоянии решить любые вопросы в расчете, что заученные выводы и формулы пригодятся им для всех времен и стран, для всех случаев в жизни».

Что тут возразишь?

«Марксизм, — поясняет Сталин, — есть наука о законах развития природы и общества, наука о революции угнетенных и эксплуатируемых масс, наука о победе социализма во всех странах, наука о строительстве коммунистического общества».

Вот тут-то возразить хочется. Получается, будто марксизм поистине наука всех наук. Но такого быть не может. Есть сотни наук о природе. Разве может марксизм претендовать на решение проблем географии, геоморфологии, геофизики и геохимии, тектоники и стратиграфии, палеонтологии, экологии, микробиологии… Нет, конечно. Конкретным наукам марксизм не указ. Это одно из философских учений. Его претензии на познание законов природы и общества не имеют серьезного основания.

Став опорой официальной идеологии, это учение превратилось в религиозное, окаменело в догматизме. Наукой в общепринятом смысле его называть некорректно из-за неопределенности объекта исследования, распространяемого на всю природу и на общество.

Впрочем, обратим внимание на завершение сталинской работы: «Марксизм не признает неизменных выводов и формул, обязательных для всех эпох и периодов. Марксизм является врагом всякого догматизма».

Складывается впечатление, что дискуссия по вопросам языкознания при целом ряде более или менее конкретных тем имела некоторую сверхзадачу. Появление этой работы Сталина большинство советских ученых, в первую очередь гуманитариев, восприняло со вздохом облегчения. Высказанные в ней суждения Сталина избавляли ученых от постоянной оглядки на догмы господствующей идеологии, приспособления к ним в любых случаях.

Например, в 1932 году в «Известиях Академии наук СССР» была напечатана статья В.И. Вернадского «Проблема времени в современной науке». Тотчас последовало резкое опровержение ее основных положений с позиций марксизма A.M. Дебориным. Он обвинил Вернадского в «ползучем эмпиризме», открывающем «двери мистицизму» (сослался, хотя и некстати, на некоторые высказывания Сталина о темпах развития народного хозяйства). И сделал вывод, что «оздоровление научной атмосферы, невиданный настоящий подъем научной мысли возможны лишь сознательным поворотом к философии диалектического материализма».

В ответ Вернадский откровенно заявил: «Я философский скептик. Это значит, что я считаю, что ни одна философская система… не может достигнуть той общеобязательности, которую достигает (только в некоторых определенных частях) наука». «Я как философский скептик могу спокойно отбросить без вреда и с пользой для дела в ходе моей научной работы все философские системы, которые сейчас живы».

Последовали какие-нибудь «организационные выводы» в отношении Вернадского? Нет. А ведь тогда начались репрессии не только в связи с коллективизацией и ее противниками. Прокатилась чекистская операция «Весна», когда арестовали тысячи царских офицеров и генералов, прежде сотрудничавших с большевиками, а теперь обвиненных в стремлении свергнуть существующую власть. Набирала силу кампания против «русских националистов» и «пособников буржуазии». Продолжались репрессии все теми же революционными методами. (Почти все, кто их осуществлял, понесли суровое наказание в 1937–1938 годах.)

Некоторые ученые, в частности из окружения В.И. Вернадского, подверглись репрессиям. Судя по всему, его судьба решалась на самом высоком уровне, и Сталин не дал его в обиду, так же как М.А. Булгакова. Конечно, можно обвинить вождя в том, что он создал репрессивную систему. Но в действительности она возникла — по объективным причинам — значительно раньше, чем он обрел едва ли не самодержавную власть. С середины 1930-х годов он стал все более активно бороться против революционных методов в управлении обществом.

Недруги Советского Союза утверждают, будто Сталин допускал свободу мысли, суждений только для себя и не терпел возражений. Это неправда. По свидетельству многих, кто с ним общался в разные годы и подчас в экстремальных ситуациях (во время Отечественной войны или, как в его дискуссии с Михаилом Шолоховым, в период коллективизации), со Сталиным можно было спорить и он умел учитывать мнения, расходящиеся с его собственным.

Иосиф Виссарионович на старости лет с глубоким огорчением убедился, что научная и философская мысль в СССР находятся под тяжким гнетом окаменевших догм марксизма. Он запретил устраивать дискуссию по вопросам физики, на которой настаивали некоторые марксисты, в частности занимавшийся философией физики А.К. Тимирязев.

Часто говорят, что в СССР были запрещены генетика и кибернетика, готовились запреты на квантовую теорию, специальную и общую теорию относительности. Но следует отличать конкретные научные данные от их толкования. Другими словами — теоретическую и техническую науку от философии науки.

Некоторые фанатики, такие как Т.Д. Лысенко, стремились всеми правдами и неправдами утверждать свои взгляды. Но к генетике в те годы марксисты предъявляли претензии главным образом в связи с философскими обобщениями на их основе, а также из-за распространения идей евгеники — выведения гениев, лучших представителей рода человеческого, путем искусственного отбора, подобно породистым животным. После «разгромного» 1948 года многие отечественные генетики продолжали свои исследования.