Александр Мазин - Варвары
Дружинники рикса спешились, Коршунов протиснулся вперед в тот момент, когда толстяк зычно провозгласил:
– Рад вновь видеть тебя, Одохар!
– И я рад, Стайна! – Особой радости в голосе рикса не чувствовалось.
Коршунов покосился на Агилмунда. Старший сын Фретилы, подбоченившись, надменно взирал на «охранников» Стайны. С неприкрытым вызовом. И он был не одинок. Подбородок Ахвизры был задран еще выше, чем у Агилмунда. Во взглядах «охранников» особой приязни тоже не читалось.
Тем бо́льшим было удивление Коршунова, когда широкое лицо Стайны вдруг озарилось искренней радостью. И именно в тот момент, когда маленькие, заплывшие жиром глазки остановились на Алексее.
– О! Как я рад! – воскликнул толстяк, устремляясь вперед и заключая опешившего Коршунова в могучие объятия и прижимаясь к его лицу влажной от пота щекой. Объятия разжались, толстяк слегка отстранил Алексея, оглядел его так, словно они были старыми друзьями, не видевшимися лет десять. – Какая честь! Аласейа! Герой, пришедший с неба! Как мы рады! – Он оглянулся, махнул рукой, и хор басов и баритонов «свиты» нестройно загудел: «Рады, рады…»
Цепкий взгляд зажатых между щеками и надбровными дугами глазок остановился на хронометре, в острых, как иголки, зрачках что-то блеснуло… Коршунов даже испугался, что толстяк сейчас сорвет у него с шеи игрушку и быстренько засунет в карман. Но вместо этого Стайна дружески хлопнул Алексея по плечу.
– Добро пожаловать, Аласейа! – провозгласил он, источая радость. – Будь моим гостем, небесный герой! Окажи мне великую честь!
Коршунов слегка растерялся. Имя Стайны он уже слышал раньше и знал, что тот – тоже вождь. И не меньшего уровня, чем Одохар. Но откуда Стайна знает имя Алексея и все прочее? И чему так бурно обрадовался?
– М-м-м… Я не один, – пробормотал он.
– Знаю-знаю! – воскликнул Стайна. – Герой слетел к нам и оказал всем нам великую честь, породнившись с родом моего друга Фретилы. Но должно герою жить в наилучшем доме бурга. А наилучший дом бурга принадлежит мне. Вели родичам своим везти на мой двор твои сокровища, дабы не затерялись они, а сам будь моим гостем, Аласейа! – Цепкие пальцы сжали локоть Коршунова. – В моем скромном жилище тебе будет хорошо! Раздели со мной трапезу, Аласейа! Лучшее в моем доме – твое!
Хм-м… «Скромное жилище» как-то не вязалось с понятием «лучшего дома в бурге». Но Коршунов не рискнул сказать «нет». Кто знает, может, таковы здешние обычаи?
Алексей покосился на Одохара. Лицо рикса было каменным… Зато на физиономии Рагнасвинты, слезшей с телеги и протиснувшейся в первые ряды, читалось неприкрытое удовольствие… И Коршунов принял решение.
– Благодарю тебя! – произнес он торжественно. – Я счастлив разделить с тобой трапезу, Стайна! Только позволь мне сказать слово моим родичам… – Он деликатно освободил локоть, подозвал Книву.
– Вам есть где поселиться в бурге? – спросил Коршунов вполголоса.
Сын Фретилы кивнул:
– Ты хочешь жить у Стайны?
– Пока только пообедать.
– Не вези твое добро в его двор, – совсем тихо проговорил Книва. – Стайна хитрый, а ты щедрый. Твое добро станет его добром.
– Уговорил, – так же шепотом ответил Коршунов. – Забирай Рагнасвинту (Коршунов решил не брать ее к Стайне. Интуиция?) и устраивайтесь. Справитесь?
– Если что – Агилмунд поможет. Подружись со Стайной, Аласейа. Стайна – большой человек. С ним не дружить плохо. Его голос в бурге везде слышен.
– Постараюсь. Езжайте.
Тем временем стоявшие у длинного дома смешались с дружинниками, сопровождавшими Одохара, а нагруженные фургоны тронулись, разъезжаясь в разные стороны.
Коршунов улыбнулся Рагнасвинте, кивнув на Книву. И направился к Стайне.
– Я готов следовать за тобой, – сказал он жизнерадостно.
– Это честь для меня! – расплылся в улыбке «большой человек» Стайна. – А где же твое добро?
– Что есть добро? – философски отозвался Коршунов. – Доброта людская – вот ценность!
Данная сентенция поразила Стайну. Он даже не нашелся, что ответить. Только проводил взглядом фургоны.
– Аласейа! – Коршунов обернулся. – Добра тебе, Аласейа! – Рикс Одохар кивнул ему и двинулся к большому дому. Его конь пошел за хозяином, как вышколенная собака.
В следующий миг Коршунова плотно окружила Стайнова свита. Его подхватили под руки и повлекли во двор. Совершенно незнакомые люди выражали необычайную радость от встречи с таким выдающимся человеком, как Коршунов. Любимый родич, возвратившийся после долгих лет отсутствия, не мог бы претендовать на большее. Чем-то эта ситуация была Алексею знакома…
Когда его, чуть ли не на руках, подняли на высокое крыльцо, Алексей вспомнил… Точно! Один к одному.
Дело было в ТОЙ жизни. Как-то подружка затащила Коршунова к одному гуру. А может, и не гуру, а проповеднику. Их, сектантов, столько в Питере развелось – хрен разберешься. Пришли Алексей с подругой на это самое сборище… Войти не успели, как на Коршунова целая толпа налетела. И все целуют-обнимают, радуются безмерно. Просто свадьба с цыганами: «К нам приехал, к нам приехал Лексей Викт-рыч да-раго-ой!» Под белы ручки берут, за стол сажают, кушинькать прямо в ротик кладут.
Коршунов сначала опешил, потом расслабился. Так тепло ему стало, приятно. Все тебя любят, понимаешь, и ты всех любишь тоже. Даже непонятно, как ты без них жил… Ну вроде как в хорошей компании – после второго стакана водки. Но без водки, что характерно. Короче, зацепило Коршунова. И стал он эти сборища посещать регулярно и с удовольствием. Приятно все же, когда тебя так уважают. Еще приятнее, когда полузнакомые, но симпатичные женщины мягкой грудкой к тебе прижимаются, в глаза заглядывают, слова заботливые говорят… А уж гуру этот, прочих «учеников» забросив, часами с Алексеем о жизни толковал. С большим пониманием. И книжку свою Коршунову подарил. С цветными картинками.
И пропал бы будущий космонавт Коршунов ни за грош, если бы не Генка Черепанов, который как раз тогда в гости в Питер приехал. Послушал Генка восторженные дифирамбы Алексея в адрес «замечательных духовных людей», хмыкнул и сказал:
– Познакомь.
Коршунов спросил разрешения у гуру, пояснил, что друг его, военный летчик, без пяти минут космонавт, очень даже заинтересовался…
Гуру тоже заинтересовался и немедленно дал добро.
На следующий день Черепанов нацепил свой парадный мундир с полным набором орденских планок… И Коршунов получил возможность полюбоваться действом «возвращение блудного сына» со стороны. Дружный коллектив в лице самого гуру и особо приближенных с радостными восклицаниями и бурными проявлениями любви налетел на Черепанова. Но тот не растаял и не умилился, а отреагировал совершенно неожиданно для Алексея. «Желанный гость» активно включился в процесс. Причем даже активнее хозяев. С радостным рыком «Как я р-рад! Др-руг! Др-ружище!» он облапил субтильного гуру и затряс его, как медведь – незадачливого охотника. Гуру сипел, хрустел ребрышками и пытался вырваться из борцовского захвата. Но у него не было никаких шансов. Когда объятия разжались, коленки у гуру заметно дрожали, а по лицу блуждала отрешенно-счастливая улыбка любителя пива, добравшегося до туалета. А спектакль тем временем продолжался. Выразив «любовь» к учителю, Черепанов взялся за теснившихся вокруг учеников и учениц. Его бас покрыл многоголосый хор славословий, а объятия раскрылись для публики. Особы женского пола были поочередно оттисканы и перецелованы под громогласные заверения в вечной любви. Особы мужского пола были приветствуемы гулкими хлопками по спинам и рукопожатиями, после которых нормальное кровообращение восстанавливалось минут через пять. Нельзя сказать, что «сектанты» сдались без боя в этом соревновании «вселенской любви». Но где уж им конкурировать в скорости с пилотом «сушки»? «Излюбленные» до потери ориентации, они остались на «поле боя», а победитель, подмигнув Алексею, подхватил пару самых аппетитных «сектанточек» и двинулся в «помещение для совместных медитаций», где околачивались «неофиты» вроде Коршунова. И навел там такой шухер…
Коршунов осушил чашу и со стуком опустил на стол. Тотчас слева появилась смуглая тонкая рука с ковшом. Пиво, пенясь, полилось в чашу. Алексей быстро оглянулся, но успел увидеть только черную «баранку» косы и полную грудь, обозначившуюся под вышитой тканью рубахи. В следующее мгновение женщина повернулась к нему спиной, наполнила чашу Стайны и собралась уйти, но хозяин поймал ее за пояс и развернул.
– Поприветствуй моего гостя, Стайса! – воскликнул он.
Ее глаза были – как небо. Черное небо. Такое, как за облаками, за стратосферой. Абсолютно черное небо космического пространства. Такого не увидишь, пока не побываешь там. Но если долго смотреть в такие глаза, то покажется, что они не выпуклы, а вогнуты, а их блеск – не отражение света, а сам свет. Но этот взгляд не был долгим. Миг – и глаза спрятались за бахромой ресниц.
