Александр Михайловский - Крымский излом
А сейчас наше боевое задание - налет на один из немецких аэродромов под Киевом, там на ночь опустилась одна из немецких бомбардировочных авиагрупп, срочно перебрасываемых на юг, для заделывания бреши, которая образовалась в результате действия наших потомков. Командир авиагруппы полковник Хмелев, показался мне стариком. Ведь ему уже сорок два, почти физиологический предел. Так вот он, излагая задание группам, сказал такую фразу, - Летят, ..., как мотыльки на огонь. А мы светим только своим, а чужих жжем. - Свои... - волшебное сладкое слово, означающее семью, дружбу, помощь, месть, в конце концов. Кого не смогли спасти, за них теперь надо отомстить. Сосем недавно, над аэродромом Сталино, я задумался над тем, сколько самолетов могли устроить такой разгром... Я думал, что работало не меньше дивизии. Оказалось, удар наносили всего три самолета, три Су-33, которые конечно чуть крупнее и тяжелее чем Миг-29, но не намного. Зато каждый из них несет шесть с половиной тонн бомб, больше чем хваленая американская "Летающая крепость"!, в том числе и двадцать восемь двухсот пятидесяти килограммовых кассет, каждая из которых содержит сто пятьдесят осколочных бомбочек, снаряженных сотнями пятимиллиметровых стальных шариков. Когда они их сбрасывают одну за другой, за это отвечает специальное умное устройство, именуемое компьютер, получается настоящий ковер смерти. И неважно в капонирах стоят самолеты, или открыто, обвалованы штабеля бочек с бензином или нет, эффект один - смерть дождем падает с неба.
Подходим к нашей машине, консоли, крыла сложены наверх, эта одна из особенностей палубных самолетов для более компактного хранения. Под коренными частями крыльев и под фюзеляжем в развале двигателей подвешено восемнадцать бомб с тупым коническим носом. Это они и есть РБК-250. Пытаюсь почесать затылок, и натыкаюсь рукой в перчатке на шлем, неловко, однако. Мой нынешний командир и пилот обходит машину, заглядывая, казалось бы в самые потаенные места, и правильно, потому что закон - доверяй но проверяй, ничуть не изменился за прошедшие семьдесят лет. К моему великому удивлению, лезть по приставной лестнице в кабину не надо, кресло само опускается вниз по специальным рельсам. Механик, пристегивает нас ремнями, и подсоединяет кислородный шланг и разъем СПУ. Кресло плавно уезжает вверх и вот я в кабине. Осматриваюсь. Ничего знакомого кроме ручки управления, повсюду электронные экранчики, окошки с цифрами, и прочие приборы далекого будущего. Чувствую себя селедкой закатанной в консервную банку, не пошевелиться.
Капитан Магомедов поднимает вверх большой палец, - Как самочувствие, второй?
- Нормально, товарищ капитан, - отвечаю я.
- Ну, тогда мы начинаем, - прозвучал в наушниках голос моего пилота, - устройства управления я пока заблокировал, но ты, товарищ старший лейтенант, все равно ничего не трогай. Честное слово, как первый вывозной полет в аэроклубе, только вот подо мной не тарахтелка У-2, а такая зверюга, для которой я и слов подобрать не могу. Девятнадцать тонн тяги на двух двигателях на взлетном режиме. - Ужас! Посмотрим, как они с этим управляются, это же настоящая скачка на тигре.
Вот маленькие тягачи выкатили наши машины на стартовые позиции. Оглядываюсь назад, там, за хвостом нашего самолета палуба встает дыбом. Это поднимаются газоотбойные щиты, которые защищают все прочее на палубе от ярости выхлопных струй наших двигателей. Тройку ведет в бой сам полковник Хмелев на своем Су-33, у него нагрузка в полтора раза больше. Его машина слева от нас, на позиции номер два, но как, ни странно, ему первым идти на взлет. Поворачиваю голову в ту сторону. Отчетливо видно как из дюз в газоотбойный щит бьет бело-голубое в ночи пламя. В наушниках звучит - Первый пошел! - грохот становится совсем нестерпимым, потом полковник отпускает тормоза и его машина сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, начинает свой разбег. Впереди у нее только сто метров палубы и трамплин. Су-33 выдвинутой до упора механизацией крыла подпрыгивает, зависает в воздухе, и продолжает упрямо карабкаться вверх, преодолевая земное притяжение.
Сейчас наша очередь. Слышу в наушниках, - Второй пошел! - стрелки на тахометрах обеих двигателей резко прыгают от первой четверти сразу за красную черту. - Мама! Как больно! - на грудь навалилась неимоверная тяжесть, наверное, тройная-четверная перегрузка. Меня буквально расплющивает в кресле, теперь уж точно не пошевелить ни рукой, ни ногой. Трудно дышать. А ведь наши потомки так умудряются управлять машиной. Скосил глаза на зеркальце заднего вида. Ой, товарищи, а ведь мы уже в воздухе. Палуба авианосца проваливается куда-то вниз, стремительно удаляясь назад. Отсюда она кажется такой маленькой, как спичечный коробок. И как только они на нее садятся, даже со всеми их приборами? - Не представляю!
Мы ложимся в левый вираж, перегрузка чуть ослабевает. Я смог чуть повернуть голову и увидеть, как на взлет идет третий наш ведомый. Красивейшее зрелище. Вот вся тройка и в воздухе. Догоняем ведущего и пристраиваемся к нему справа и сзади. До цели примерно шестьсот километров, это половина боевого радиуса, тридцать минут лету. Вот нас догоняет последний член тройки, вся группа в сборе. На оставшемся где-то далеко позади нас авианосце сейчас на взлет идет следующая тройка. У нее своя цель, свой аэродром набитый "юнкерсами", "хейнкелями" или "мессершмиттами". Как сказал полковник Хмелев, - Наша работа - ломать кости люфтваффе. - кстати это не первая их серия вылетов за эту ночь, полтора часа назад четыре аэродрома на которых были обнаружены свежие немецкие авиагруппы, уже подверглись авиаударам, итог - неизменно положительный для нас, и катастрофичный для немцев.
Оказывается люфтваффе - это единственный костыль, на котором сейчас держится вермахт, - вышиби его, и Восточный фронт рухнет, как карточный домик. С точки зрения потомков зря я тогда в тумане искал танки Клейста, тот рывок был для него последним, моторесурс техники полностью исчерпан, и даже немецким ремонтникам, при наличии запчастей, не восстановить его до весны. А запчастей то и нет, так как на немецких танках и бомбардировщиках стоят одни и те же моторы, запчасти со страшной силой пожирает люфтваффе. Боеготовых танков в танковых группах единицы. Бросаю взгляд на высотомер - высота двести метров, потом на стрелку спидометра - она вплотную подползла к отметке в 1М. Легкий хлопок, и вот мы обогнали звук, перегрузка совершенно спала, значит, крейсерская скорость достигнута.
Товарищи, мне стало страшно мчаться на такой высоте с такой скоростью в абсолютной мгле... Малейшая ошибка пилота и все, костей не соберешь. Но зато я понял секрет их внезапности, если обходить населенные пункты и скопления войск, да еще ночью, группа останется не обнаруженной до того самого момента, пока по земле не покатится огненный вал разрывов. Снова оживают наушники, - Ты как там, Второй, нормально?
- Нормально, товарищ капитан, - постарался улыбнуться я, а сам подумал, - Ничего себе нормально, будто слон в грудь лягнул. До сих пор дышать трудно.
А товарищ капитан, будто прочел мои мысли, - Ты, Второй, не храбрись, я ведь себя на первом вылете вот так же помню. Но как говорил мой дед, - Ты, внучок, тренируйся, тренируйся и все получится! Короче, Второй, до рубежа атаки двадцать минут, пока расслабься немного, осмотрись в кабине. И для поднятия бодрости духа, концерт по заявкам. - что то щелкнуло и в наушниках зазвучали Песни. Такие наши, советские, пронзительные, и в то же время абсолютно незнакомые. Сначала я услышал такой родной хриплый голос "своего парня" который пел под гитару, - "Мы взлетали как утки с раскисших полей, восемь вылетов в сутки куда веселей", потом его же песни, "Я, Як-истребитель", "Он вчера не вернулся из боя", "От рассвета мы землю вращали назад". Честное слово, у меня даже слезы на глазах выступили, значит, раз там поют такие песни, то мы тут не зря...
Я поднял забрало шлема и рукой вытер лицо, вроде полегчало. Они, наши внуки, правнуки, убивающие ради нас немцев, лишь бы мы могли подняться, покрепче встать на ноги, и взять в руки дубину потяжелее... Главное успеть... Чего успеть я так и не додумал, меня снова вызвал капитан Магомедов, - Второй, приготовиться, рубеж атаки. - Я заглянул ему через плечо, благо второй пилот сиди в кабине на голову выше первого. Подсвеченный мертвящим зеленоватым светом, к нам стремительно приближался аэродром. Разогретые моторы готовых к вылету самолетов светились нежно-зеленым светом. Мне рассказывали про БРЭО с элементами ночного видения, но так, наскоро. Наблюдать это воочию было жутковато. Всю эта картинку я видел не больше пары секунд, потом аэродром скользнул под нас и капитан выкрикнул, - Аллах Акбар! За Родину, за Сталина! - машина начала вздрагивать, каждый раз как от нее отделялась бомбовая кассета. Две кассеты в секунду, полоса сплошного поражения двойной плотности примерно шестьсот на двести метров. Одна полоса из трех. А всего, с нахлестами, четыреста на шестьсот. А я-то думал - вся атака продолжалась даже не две минуты, а пять секунд. Всего пять секунд, я бросил взгляд назад. На месте, аэродрома будто ожил вулкан. Пылали и взрывались заправленные под пробку самолеты, и пирамиды бочек с бензином на окраинах аэродрома. Когда мы, уже развернувшись по широкой дуге, начали набирать высоту, на аэродроме начали детонировать подвешенные под самолетами бомбы. В наушниках прозвучал голос полковника Хмелева, - Вовремя! Еще чуть-чуть и опоздали бы.
