Александр Авраменко - Волк. Рождение
– Когда я смогу получить деньги?
Снова встаю из-за стола, подхожу к тому же шкафчику, открываю дверки, поднимаю верх стоящей там большой шкатулки. Отсчитываю восемь полновесных светлых монет, возвращаюсь, кладу перед ней:
– Сейчас.
Маэра тот час окунает роскошное перо в чернила, ставит витиеватую подпись, потом прикладывает личную печать к подушечке с краской, звучно хлопает по пергаменту. Повторяю те же манипуляции. Рука сгребает монетки и прячет их в платье. Торопливо глотает вино, спеша уйти. Я делаю вид, что всё нормально.
– Я очень благодарна вам, сьере дель Парда, за вашу доброту и щедрость…
Откидываюсь на спинку кресла:
– Доса дель Конти… Как вы верно заметили – я купец. И привык получать прибыль. Вы видели, что срок расписки оканчивается серединой осени. Его должно хватить за глаза, чтобы собрать урожай, продать скупщикам и получить деньги. Если по каким либо причинам вы не вернёте мне долг и проценты, не обессудьте – я воспользуюсь своим правом кредитора и взыщу с вас долг.
– Но чем, и как?!
Похоже, что она слегка напугана, и просто не верит в плохое. Как же мне это знакомо…
– Я найду чем. Имуществом, сервами, урожаем… Насчёт замка можете не волноваться – он останется вам.
Улыбаюсь, и у вдовы отлегает на сердце – юноша шутит! Ну-ну… Я то знаю, что в этом возрасте девчонки считают себя гораздо взрослее ребят-ровесников, и ищут себе ухажёров постарше… К тому же, Маура меня не узнала, но я то не забыл пощёчину в Сале… Тогда она ещё была досой дель Вейер. Только вот с деньгами я никогда не шучу, и собираюсь вернуть свои деньги до последнего диби… Так что, девочка, осенью к тебе гарантированно наведаются приставы и взыщут с тебя всё, что ты должна. Закон и порядок, как говорится… Зову слугу и приказываю проводить гостью. Маура уходит. Я ещё некоторое время сижу у камина, строя планы мести, потом укладываюсь спать. Мои вассалы уже взрослые и совершеннолетние. Так что можно и отдохнуть…
…На следующий день я остаюсь дома и на Совет не иду. Вместо себя отправляю одного из своих вассалов в качестве доверенного лица. Мой вопрос будет завтра, так что могу себе позволить сачкануть и не ходить. Вместо этого позавтракав, беру большой лист пергамента, мне разводят краски, и я в порыве вдохновения сажусь рисовать… Работаю долго, изредка отвлекаясь на необходимые мелочи. И к вечеру любуюсь результатом. Картина мне удалась. Точнее, не картина, а скорее, набросок. На берегу ручья стоит девушка в красивом бальном платье. Не в том, что одевают сейчас на балы, а в настоящем, имперском, полупрозрачном, подчёркивающем красоту талии и изгиб бёдер, с видимой ложбинкой груди в небольшом скромном декольте… Она улыбается той манящей загадочной улыбкой, которую я подсмотрел вчера. И любой, увидев картину, скажет, что это портрет досы Илэй дель Тумиан. С точки зрения нынешней морали это произведение – вопиющее оскорбление! Потому что платье просто непристойно! Видны стройные лодыжки, крошечные ступни в туфлях на высоком каблуке, начало груди в декольте… Смотрю на время – ничего себе! Скоро бал! Но я не поеду. Не сегодня. Зову того, самого разбитного из моих ребят, и когда парень появляется, подаю ему скрученный и запечатанный листок, завёрнутый в кусок драгоценного бархата:
– Тари, передашь это досе Лиэй. И предупредишь, чтобы она открыла письмо без свидетелей, когда будет одна. Понял? Когда будет одна!
– Сделаю, сьере барон. А вы сами?…
– Нет. Я устал. Весь день просидел над ней…
Киваю на пергамент. Вассал кланяется и уходит. Вскоре внизу звучат голоса, ржут кони, потом слышен топот. Всё. Я ведь ни капельки не солгал, когда заявил, что устал. Так оно и есть. Почти восемь часов не мог оторваться от листка… Опять не дожидаюсь ребят и засыпаю. Но утром мне почтительно докладывают, что поручение выполнено, и доса Лиэй клятвенно пообещала вскрыть послание дома, когда будет одна. Что же… Сегодня тяжёлый день. А вечером, на балу, я увижу реакцию девушки. По-моему, она истинная женщина, и не обидится на столь фривольный, по сегодняшним меркам, рисунок, а поймёт его красоту. Ну а теперь мне пора завтракать и ехать в Совет. Сегодня решится многое… Очень многое… Вороной уже подан. Я одет. Обе свитые вместе цепи на шее, плащ. Свита. Поехали! Вновь мчимся по улицам, опять люди жмутся к стенам узких улиц, давая дорогу спешащим благороднорождённым. Идёт Совет Властителей.
Глава 21
– Так приди и возьми!
Я стою на трибуне в центре арены. И эти слова адресованы маркизу Тумиану. Тот долго и упорно обвинял меня во всех смертных грехах, начиная от отказа передать ему завоёванные деньги, до оскорбления непорочной девицы действием. Как я понял, папочка увидел мою картинку и узнал собственную дочь. И это меня взбесило до такой степени, что я не выдержал и сорвался, рявкнув так, что задрожало пламя в факелах, освещающих зал:
– Приди и возьми!
То есть, забрать то, что я честно завоевал, ты можешь только силой! И – никак иначе… Тишина. Председательствующий мелко открывает и закрывает рот, словно что-то жуёт. Теперь, когда я попал на эту планету, здесь многое увидели впервые. Вот и сейчас обвиняемый не стал оправдываться или ссылаться на законы, а просто нагло и грубо сказал эту фразу…
– Значит, война, барон дел Парда?!
Тумиан стоит наверху арены, среди собравшихся владетелей, сжимая свои кулаки. Он высок ростом, мало уступая мне, но значительно уже в плечах. Длинные сальные волосы неопределённого цвета, не знавшие воды и мыла почти с рождения. Обычно благородные господа моются два раза – первый раз, при рождении из материнской утробы. Второй – перед тем, как лечь в гроб. Иные считают, что мытьё вообще вредит здоровью, но не я, разумеется…
– Обращаюсь к Совету Властителей!
– Вы не ответили на вопрос маркиза дель Тумиана, сьере дель Парда!
Это вмешивается Старейший, но я делаю жест, просящий его остановиться, и мужчина умолкает:
– Сейчас Парда, пожалуй, едва ли не больше всех прочих земель области Тумиан, и считать их баронством несправедливо. Я требую отныне признать земли, принадлежащие мне, графством.
Ропот пролетает по залу. С каменно-непроницаемым лицом я продолжаю:
– И тогда графство Парда примет вызов маркиза дель Тумиана. И любого, кто посмеет посягнуть на целостность моего лена. Хотя принципами, которые я исповедую, является невмешательство в дела соседей, и больше всего я желаю, что мы все жили в мире, решая свои споры здесь, на Совете… Тем не менее, в нашем государстве существует такая вещь, как война. Не все среди лордов Фиори столь добросердечны и терпеливы, как я…
Ухмыляюсь, и вновь ропот пролетает по залу. Продолжаю свою речь:
– И поскольку любое владение стоит лишь ровно столько, сколько может защититься, среди моих правил добрососедства и миролюбия есть ещё одно…
…Да простит меня великий Александр Невский за уворованную фразу:
– Кто с мечом ко мне придёт, от меча и погибнет!
…Гробовая тишина в зале, потом вдруг трибуны взрываются рёвом. Всего одно предложение, но я стал всеобщим любимцем. Кроме, естественно, маркиза и его сторонников. Вскидываю руку, призывая к молчанию, Старейший звонит в колокольчик. Наконец, кое-как, зал затихает, и я заканчиваю:
– Маркиз дель Тумиан, вы хотите войны? Вы её получите. Но знайте, что она закончится смертью одного из нас. По-другому не получится. Посему – ждите. Я пришлю вам извещение. Графство Парда объявляет войну маркизату Тумиан.
Тишина, и снова маркиз, который раскалён гневом, что кажется, будто лопнет в любое мгновение:
– Вас ещё не признали графом, сьере дель Парда!
Но тут в зале снова поднимается рёв:
– Парда уже больше остального маркизата!
– Действительно, смешно! Баронство больше доброй половины других графств в Фиори!
– Признать! Признать!..
…Особенно буйствуют молодые бароны и рыцари – ведь если моё требование удовлетворят, то и у них есть шанс подняться по феодальной лестнице! И потому сейчас они на моей стороне… И Старейший вынужден удовлетворить моё требование. Начинается голосование за то, чтобы признать меня графом. Чёрные и белые камни. Белый – да. Чёрный – естественно, нет… Лишь неполный десяток чёрных, среди белой россыпи. И с этого момента я – граф дель Парда… Удовлетворение. Представляю, как поразится матушка и сьере Ушур, к которому я привязался не на шутку. Отца у меня здесь нет, и купец фактически мне его заменяет… Мне меняют цепь. Теперь она не гладкая, как положено барону, с вытянутыми простыми звеньями, а с зубчиками, потому что собрана из квадратиков. Многозначительно кошусь, а кто-то из соседей льстиво замечает:
– Если я верно понял вас, сьере Атти, то в следующий свой визит на Совет, вы оденете цепь маркиза?
– Маркиза?
Опять ухмыляюсь, разворачиваюсь – острое лисье личико смотрит с подобострастием:
– Герцога…
