Солдат и пес. Книга 1 (СИ) - Валерий Александрович Гуров
Заметно смеркалось. Веяло прохладой… Да что там! Было уже ощутимо холодновато. Я плотно застегнул ватник, подпоясался, примкнул «терракотовый» магазин и пошел.
Фамилии дежурных собаководов вносятся в караульную ведомость, пароль и отзыв нам сообщаются. Сегодня это были «Курск — Орел». Ну и так вот я отправился по маршруту вдоль всего периметра части.
Старался быть очень внимательным. Смотрел во все глаза. Из-за этого обход получился заметно более долгим, чем обычно, к концу маршрута я почувствовал, как устали ноги… Ровно ничего подозрительного, да просто необычного, странного я не обнаружил. При том, что на шестом посту был особенно бдителен, чем даже вызвал некоторое удивление часового, узбека Фархада Пулатова, которого все называли Федей.
— Э! Сергеев! Чего смотрим? Кого видим?
— Да нет, ничего. Вон там, смотрю, угол темный, заросли, ничего не видать.
— А! Я увидим. Твоя пес услишим, лаять будим. Если какая сволочь там сидит, сразу ему пулем, сразу сдохнет!
По-русски Федя выражался, конечно, своеобразно.
— Ладно, — сказал ему я. — Тебе удачи, а я пошел.
Вернувшись, я через окошко КПП взял караульную ведомость, сделал необходимую запись. И в этот самый момент, зябко потирая руки, на КПП вошел Богомилов.
— А, Сергеев! — воскликнул он. — В наряде сегодня? Ну-ну… Что на постах?
— Все нормально. Есть разговор, товарищ лейтенант. Обстоятельный, не на бегу.
— Раз есть, потолкуем… Когда и где?
Договорились на КЖ после отбоя. Самое подходящее место: тепло, можно и чаю попить. И подозрений никаких: дежурный по части должен теоретически в любое место нос сунуть, в каждый закуток. Ну а если кое-кто позволит там себе чайку хлебнуть… Формально этого нельзя, конечно, но грех самый небольшой.
В общем решили. И вскоре после отбоя лейтенант заявился на КЖ. Я к этому времени приготовил чай, готов был предложить гостю «Земляничное». Тот, впрочем, тоже прибыл не с пустыми руками, внеся вклад в общий котел: пачку вафель «Артек», тоже приобретенную, разумеется, в чипке.
Речь я спланировал. Это, собственно, и была та идея, что озарила меня в момент встречи с Ангелиной на эстакаде. И я развил мысль в монологе.
Меня — начал я — очень напрягало отсутствие здравого смысла в поступках предполагаемых диверсантов. Дурацкая попытка Шубина и бессмысленное отравление Макса. Все остальное более или менее вяжется, хотя и тут сумбур. Но пусть неведомая, а все-таки логика здесь может быть обнаружена. Но эти вещи!.. И вот я думал-думал, думал-думал… а яблоко Ньютона, как ему и подобает, упало внезапно.
Я вдруг понял: это все делалось, чтобы переключить внимание и наше, и компетентных органов на все эти странные события, творящиеся вокруг части. Чтобы все впустую ломали головы!..
— Отвести глаза, — понимающе кивнул лейтенант, прихлебнув чай.
— Именно. И не просто так, а от кого-то…
— Кого-то в нашей части…
— Вот! Вот оно и есть
Богомилов крепко задумался. Лицо помрачнело.
— То есть, — произнес он после изрядного молчания. — То есть, ты хочешь сказать, что у нас в части действует агент-нелегал под видом кого-то из военнослужащих… Или гражданских служащих?
— И мало того. Во-первых, он наверняка занимает высокое положение. Во-вторых, он не один. Афонин и Соломатин явно были его сообщниками, и их пришлось устранить. Они стали опасны. Могли сдать его. Соломатин по случайности — этот попался. А тот, Афонин… Он, видимо, стал шантажировать… Ну, это я уже начинаю версии плести, не стоит. Но то, что он стал чем-то мешать, представлять опасность, это вот точно.
Лейтенант вновь долго думал, подкрепляя себя чаем.
— Ну, предположим, — проговорил он. — Но тогда вопрос: а зачем все это? Ради чего⁈ Что такого на базе ГСМ, пусть и центрального подчинения, ради чего устраивать такой кордебалет!..
— А вот это нам и надо выяснить, — сказал я.
— Легко сказать, — усмехнувшись, он встал. — Две задачи, как две стороны одной медали… Ну, ладно! Будем считать, информацией мы загрузились, будем думать. Контрольное обсуждение?..
— По обстановке.
— Тоже верно. Идем? Пинкертоны-любители это одно, а служба — нам за нее деньги платят…
Вышли. Дверь КЖ выходила в сторону ограды резервуарного парка, скудно освещаемой редкими фонарями. Я взглянул в ту сторону…
— Эх, осень хорошая в этом году! — радостно воскликнул Богомилов, но я в нарушение всякой субординации схватил его за руку:
— Тихо!
Глава 21
Зрение у меня исключительно острое. Наверное, я вижу лучше, резче и дальше, чем девяносто семь-девяносто восемь человек из ста. И в полумраке за оградой парка… а лучше сказать, почти во мраке — это было темнее, чем полумрак — я в доли секунды угадал убегающее движение.
Нечто скрылось меж елей, колыхнув ветви.
И даже не зрение, а некое глубинное чутье маякнуло мне, что это человек.
Ни малейших сомнений! Конечно, можно предположить, что в парк мог забежать какой-то крупный зверь. Ну черт знает, медведь там, лось, волк… Но во-первых, звери, если они не дураки, вообще не любят соваться в человеческие владения, разве что под конец зимы… Мне уже тут успели рассказать местные легенды: года два назад была зима страшнейшая, лютая, и вот приходили на хоздвор лосиха с лосенком, подъедали сено у наших коров и лошадей. Последние — две единицы — между прочим, были штатные. Коровы-то имущество стихийное, существующее по командирской прихоти и милости, а вот лошади числились в какой-то там ведомости и являлись объектом материальной ответственности завхоза. Следовательно, и головной боли. Вот ведь и лошади, как люди, как собаки, всякие, и характеры у них разные!.. Одна-то кобыла, Звездочка, была нормальная, спокойная животина, которая трудилась по хозяйству, жевала сено, овес, траву, мирно гуляла себе… Словом, никаких проблем с ней не было. Зато другая, Дашка!.. Ох, это было чудо из чудес. Николай Николаевич шут знает, как ухитрился купить ее у местных цыган — были здесь такие, проходили табором. Ну и купил молодую красивую кобылку, уж больно хорош у нее был экстерьер. И в цене сошлись с бароном, или кто там у этой братии главный. И вообще, говорят, толк в лошадях Николай Николаевич знал.
Только вот Дашкиного цыганского характера он предусмотреть не смог. Заставить работать эту тварь было невозможно. Будучи в стойле, она начинала фыркать, скакать, бесноваться, если чуяла, что идут ее запрягать. Когда шли к ней со жратвой — вела себя совершенно спокойно, даже хвостом махала. А позапрошлым летом, говорят, убежала куда-то. Вот просто так, взыграл вольный дух — и унеслась, только ее и
