Кровавое Благодаренье - Валерий Петрович Большаков
Суббота, 20 апреля. День
США, Кентукки, Камберленд
«Запретное шоссе» укрылось за рядом деревьев — неширокое, со следами асфальта, поросшее бурьяном и кустарником, оно было незаметно издали, и даже вблизи ты плохо понимал, что видишь — дорогу или запущенную просеку.
Шины «Кугуара» вминали хрустящий щебень, с треском давили сухие ветки. Впереди прокладывал путь старенький «Виллис» с убранной брезентовой крышей — Монтана Рольф вел джип неторопливо, порой коротко сигналя. Гилан тогда сразу подбирался, высматривая пень или особо глубокую яму.
Мы скоро убедились, что не зря расстались с «пулеметиком» — дорога, в принципе, не доставляла волнений, но иногда ее приходилось искать буквально на ощупь. Вот, едет-едет бронеавтомобиль — и вдруг упирается в зеленую стену из колючих диких груш. В этом месте лес победил цивилизацию — буквально съел старое шоссе. Могучие корни взломали асфальт, развалили его на кусочки, всё заросло травой и шипастыми плетьми ежевики.
Через сотню шагов дорога продолжится, но ты ее найди сначала! А наш проводник небрежно сворачивал в объезд, не особенно петляя, и выруливал обратно, на еле различимую трассу.
Ценный кадр!
«Кугуары» валко тащились сырыми низинами, осторожно катили по уступам на склонах невысоких гор, обмывали шины в мелких речушках — мосты довоенного времени сгнили или проржавели до дыр.
Я оглянулся — наши или дремали, или сонно поглядывали в окна, походя на смену работяг, трясущихся в вахтовке. А меня умаяли рефлексии.
Думалось и о Наташе, и о Рите, и о себе, любимом. Вот как тут будешь спокойным? Я же помню прекрасно, что творилось в Америке за мою «прошлую жизнь»! Да ничего особенного — крупные компании жрали мелочь пузатую, белые трясли плакатами, жалуясь на безработицу, а черные принципиально не желали трудиться — в память о предках-рабах.
Сейчас бы Клинтон зажимал в углу хихикающую Монику, а вот нынешний epic fail даже Голливуд побоялся бы снять — американский зритель подавится поп-корном, узрев на экране спираль Бруно поверх ограды Белого дома или блокпосты на Пенсильвания-авеню, бронетранспортеры у вашингтонских перекрестков или патрули морпехов, марширующих целыми взводами, потому как втроем-вчетвером страшно — подпольщики из ЧГ перебьют.
А всё мои «микроскопические воздействия»…
Да, в Кремле удовлетворенно бурчат: «Адекватно, Миша!», а мне каково? Случались моменты, когда по спине мурашки стадами бегали — я понимал, что очень легко и просто могу устроить человечеству Судный день. С утра, после ядерной ночи…
«Только бы Кеннеди сдружился с Синти!» — длинно вздохнулось мне.
И всё будет хорошо, даже лучше. А до Конвента еще целая декада…
Жернова истории мелют медленно.
Воскресенье, 21 апреля. Раннее утро
Вирджиния, Чесапикский залив
Субботним вечером я в шутку посоветовал Руте премировать Монтану Рольфа еще одним пулеметом, а она серьезно кивнула.
И впрямь, ничего смешного — лесовик вывел нас прямехонько к интерстейту-64, но и тут не бросил. Проехал с нами вместе по Западной Вирджинии, всю Вирджинию, считай, пересек, и помахал нам на прощанье с берега Йорка — речушки, впадавшей в Чесапик.
И где бы мы ночевали без пригляда старого охотника? В лесу? Или в поле? А Рольф, не доезжая Ричмонда, свернул к старому-престарому домине, чуть ли не семнадцатого века — там у него приятель жил, такой же древний, как сам Монтана.
Выспались хоть, а завтрак и вовсе отдельная песня. Хвалебная ода! Нежнейшее мясо, да бесподобный соус… М-м… А пончики?
В общем, махали мы старикану от души, реально сожалея о расставании. Чувствовали себя внуками, уезжающими от любимого деда.
На рассвете, когда тугое малиновое солнце зависло над мутным горизонтом, мы выехали к Чесапикскому заливу, к тому месту, где ширит устье Раппаханнок.
Дороги пустовали, лишь изредка проносились фуры, да разок нарисовался бэтээр морской пехоты. Он нам даже сигналил, приняв за своих, и Гилан заставил «Кугуара» вежливо гуднуть в ответ.
Вчера поверху кружили вертолеты, но сегодня и небо было чистым. И никого…
Тысячи людей эвакуировали, иные бежали сами, а самые упертые затаились — с оружием в руках сторожили свои дома, отстреливаясь от мародеров. Постап.
Оба бронеавтомобиля, глухо урча, выкатились на пляж — славное место для пикника. Недалекий берег за рекой зарос деревьями, а под ногами стелился белый песок, перемешанный с засохшими водорослями и сбивавшийся в мелкие дюны. Ветер шевелил пучки высокой травы, одинаково пробивавшейся и сквозь песок, и сквозь мелкую воду.
— Ждем, — вытолкнула Шимшони, присаживаясь на обкатанный валун.
Видов устроился рядом с ней, и женщина демонстративно прислонилась к мужскому плечу. Амир помрачнел, и отвернулся.
— Как в кино про шпионов… — пробормотал Боярский, зачарованно глядя на залив, блещущий алыми высверками. — Субмарина, да еще под боком у Второго флота…
— Подплав поседеет! — фыркнул Харатьян. — Залив-то мелкий совсем. Хорошо, если метров сорок глубины…
— Подлодка класса «Долфин» не шире семи метров, — вступила Рута, — ей хватит.
Поразительно, но именно сейчас, в напряженнейший, казалось бы, момент ожидания, мы расслабились — разомлели на ласковом солнце, под теплым просоленным ветерком. Оттого и не сразу услышали низкое жужжание моторов.
Я обернулся и похолодел — к нам, качаясь на покатых наметах песка, шустро подъезжали четыре забрызганных грязью «багги», набитые «черногвардейцами». Боевики сверкали зеркальными очками, цепями на шеях и прочими онерами бандитской вольницы. Они скалились, заходясь от злобного торжества, от поганого нетерпения, картинно держа автоматы в одной руке.
А мы, как назло, скучились на самом бережку, и некому навести пулеметы «Кугуаров» — все тут, в машинах ни души! Наверное, Рута подумала о том же — она жутко покраснела, злясь на себя. Схватилась за рукоятку пистолета, торчавшую из кобуры, но полтора десятка бандосов дружно заклацали затворами.
— Death to the whites! — грянул сиплый, испитой голос, и черные глотки победно взревели.
«Это есть наш последний и решительный бой…» — промелькнуло в мыслях.
Испытать страх я не успел — с фланга загоготал пулемет. Это Монтана Рольф картинно растопырился в своем джипе, и гвоздил
