Великая княжна Настасья - Айлин Лин

При виде Милавы глаза Мокши расширились от ужаса, чуть не выкатившись из орбит, зубы выбили громкую дробь, руки мелко затряслись. Не в силах сказать и слова, он попытался повалиться в ноги княгине, но Руслав отшвырнул его к стене.

Смотрела на них Милава долгую томительную минуту, губы её были плотно сомкнуты.

- Выведи их в дружинную избу, можешь не прятать, долго им не прожить, - бросила в итоге она и направилась к выходу.

Узников привели в трапезную, недобро глядели на них гридни: сжимались кулаки, желваки проявились на скулах.

Милава замерла над пленниками:

- Сейчас же расскажете мне всё, что утаили от моей дочери, - молча она взяла протянутый кем-то факел и прижала его к щеке Мокши. Тот заверещал от боли, в воздухе резко пахнуло жжёным волосом.

- Не гневайся, княгиня, всё скажу! - он зажал щёку руками, мелко тряся головой.

- Ну!

- Об одном молю, сохрани жизнь моим сыновьям, не знали они всего, подчинялись лишь моему слову.

- Всё от тебя зависит, чего мы ещё не знаем, что ты скрыл? – Милава замерла над Мокшей, как богиня возмездия.

- Отправил я гонца к Ярополку, с перстнем своим, видел, как с Могутой княгиня молодая запирается за клетями, да и подглядел, когда у них там полыхало, как от огня греческого. На словах велел передать я это великому князю.

- Когда это было? – резко бросила Милава.

- Почитай в аккурат за седьмицу до битвы, - заискивающе, даже подобострастно заглядывая в глаза, промямлил Мокша.

- Что за огонь такой неведомый? – обернулась ко мне матушка.

Наскоро, без деталей, я объяснила, как нам удалось оборонить город.

Тяжело опустилась княгиня на скамью:

- Значит, уже знает обо всём Ярополк, жди со дня на день его гонцов, - она устало провела по лицу ладонью.

- Княгиня, заступница, смилуйся, всё проклятый византиец виноват, соблазнил меня дарами и посулами… - тихонько скулил Мокша.

В эту минуту Лазарь осклабился:

- Так ты моих подарков не гнушался, весточки для хана вовремя возил, - лицо его было на удивление спокойно, ждал он своей участи без страха.

Варвара, до этого молча стоявшая поодаль, сделала быстрый шаг к пленникам, лицо исказилось яростью:

- Долго над нами печенеги забавлялись, дозволь, княгиня, и мне над этими потешиться? - воскликнула она, замерев в воинственной позе.

- Стой! - перехватила я её, - потом будем думать, что Ярополку говорить, и убить всегда изменников успеем, а ежели они ещё нам сгодятся?

- Для чего? - взметнулись вверх густые брови Варвары.

- Видела ваш греческий огонь, - обернулась я к византийцу, - есть ли ещё у тебя?

Он сидел с видом чинуши, к которому пришли на приём простые смертные. Смерил меня долгим взглядом, заговорил, словно делал великое одолжение:

- Так ты и есть молодая княжна? – глаза византийца смотрели испытующе. - Умна-а-а, - прицокнул он в деланном восхищении языком. - Не одолел я твоей хитрости, - казалось, пленник рассуждает сам с собой, не особо обращая на нас внимания.

Тут не выдержала Варвара, сжала кисть Лазаря так, что послышался хруст костей. Мигом, как маска, слетела с лица его невозмутимость:

- Стой, воительница, спрашивай, всё отвечу! – и куда вся спесь подевалась?

Так же молча моя телохранительница отошла в сторону, кивнув мне, чтобы продолжила допрос.

- Греческий огонь?

- Ах да, - византиец, морщась, потирал руку, - нет его больше. Только два горшка удалось привезти. Знаешь ли ты, сколько он стоит?

- Можешь доставить ещё?

- На то нужно разрешение самого василевса, одного золота мало.

Поляница сделала шаг к пленнику.

- Но я могу попробовать, - быстро продолжил он, косясь на разгневанную валькирию.

- Что предлагаешь? – у меня уже созрел план, как использовать диковинку.

- Отправь меня в Константинополь, добуду я тебе ещё греческого огня.

Милава страшно расхохоталась:

- Неужели думаешь ты, змей царьградский (прим. автора, Царьград – славянское название Константинополя), что отпустим мы тебя? Али глупые девки перед тобой, которым ты в ставке хана юбки задирал?

Лазарь побледнел и осёкся:

- На всё, воля твоя, княгиня.

- Вот именно, то в моей власти жить тебе или сдохнуть, как собаке. Будешь юлить да выкручиваться, велю живьём сжечь, а перед этим шкуру твою продажную снять, - слова сами вырвались из груди, даже обдумать не успела. Странно, но в этот миг даже толики жалости не всколыхнулось в душе, сама бы я поднесла, не раздумывая, факел к «карающему» костру. Новые чувства немного пугали, но это была не жестокость, что-то другое – неумолимость, безотвратность судьбы. И безжалостность матушки можно было понять, не рассказывала она, что было с ней в плену, только замечала я, какой болью наполнялся взор Милавы, когда речь заходила об Илдее.

Я подошла ближе к Лазарю:

- Кто доставил огонь хану? Не ты ведь. Возводить катапульты степняков научили твои люди?

- В прозорливости тебе не откажешь, - всё ещё морщась, ответил тот, - да, это я и мои люди всё сделали, да только не осталось моих помощников в живых… - казалось, что он искренне сожалеет об их гибели, но я не верила.

- Выходит, нам нужен посланец. Есть ли знак для василевса, как отличить твоё письмо?

- Перстень, приложи его к грамоте.

Я окинула взглядом наших пленных. По всему видно, сыновья Мокши сильно привязаны друг у другу, может, получится использовать это.

- Отправим твоего старшего в Царьград. Ты – развернулась я к Лазарю, - пиши своему василевсу, пусть ещё один горшок выделит. На золото тоже не поскупимся.

Молча поднялась Милава, подступила к узникам.

- Сегодня же отправляйся, времени у вас немного. Скоро начнётся весенняя распутица. И помни, предашь нас, велю с твоего брата по клочкам кожу содрать или ещё что придумаю, но умирать он будет очень долго, - княгиня обернулась к гридням, - несите бересту.

Продолжительных уговоров для пленников не потребовалось, получив послание для василевса, старшего сына Мокши приодели, накормили и выслали из города.

Остальных отправили в поруб. Казнить мы их всегда успеем.

Провожая нас взглядом из дружинной