Великая княжна Настасья - Айлин Лин
При виде Милавы глаза Мокши расширились от ужаса, чуть не выкатившись из орбит, зубы выбили громкую дробь, руки мелко затряслись. Не в силах сказать и слова, он попытался повалиться в ноги княгине, но Руслав отшвырнул его к стене.
Смотрела на них Милава долгую томительную минуту, губы её были плотно сомкнуты.
- Выведи их в дружинную избу, можешь не прятать, долго им не прожить, - бросила в итоге она и направилась к выходу.
Узников привели в трапезную, недобро глядели на них гридни: сжимались кулаки, желваки проявились на скулах.
Милава замерла над пленниками:
- Сейчас же расскажете мне всё, что утаили от моей дочери, - молча она взяла протянутый кем-то факел и прижала его к щеке Мокши. Тот заверещал от боли, в воздухе резко пахнуло жжёным волосом.
- Не гневайся, княгиня, всё скажу! - он зажал щёку руками, мелко тряся головой.
- Ну!
- Об одном молю, сохрани жизнь моим сыновьям, не знали они всего, подчинялись лишь моему слову.
- Всё от тебя зависит, чего мы ещё не знаем, что ты скрыл? – Милава замерла над Мокшей, как богиня возмездия.
- Отправил я гонца к Ярополку, с перстнем своим, видел, как с Могутой княгиня молодая запирается за клетями, да и подглядел, когда у них там полыхало, как от огня греческого. На словах велел передать я это великому князю.
- Когда это было? – резко бросила Милава.
- Почитай в аккурат за седьмицу до битвы, - заискивающе, даже подобострастно заглядывая в глаза, промямлил Мокша.
- Что за огонь такой неведомый? – обернулась ко мне матушка.
Наскоро, без деталей, я объяснила, как нам удалось оборонить город.
Тяжело опустилась княгиня на скамью:
- Значит, уже знает обо всём Ярополк, жди со дня на день его гонцов, - она устало провела по лицу ладонью.
- Княгиня, заступница, смилуйся, всё проклятый византиец виноват, соблазнил меня дарами и посулами… - тихонько скулил Мокша.
В эту минуту Лазарь осклабился:
- Так ты моих подарков не гнушался, весточки для хана вовремя возил, - лицо его было на удивление спокойно, ждал он своей участи без страха.
Варвара, до этого молча стоявшая поодаль, сделала быстрый шаг к пленникам, лицо исказилось яростью:
- Долго над нами печенеги забавлялись, дозволь, княгиня, и мне над этими потешиться? - воскликнула она, замерев в воинственной позе.
- Стой! - перехватила я её, - потом будем думать, что Ярополку говорить, и убить всегда изменников успеем, а ежели они ещё нам сгодятся?
- Для чего? - взметнулись вверх густые брови Варвары.
- Видела ваш греческий огонь, - обернулась я к византийцу, - есть ли ещё у тебя?
Он сидел с видом чинуши, к которому пришли на приём простые смертные. Смерил меня долгим взглядом, заговорил, словно делал великое одолжение:
- Так ты и есть молодая княжна? – глаза византийца смотрели испытующе. - Умна-а-а, - прицокнул он в деланном восхищении языком. - Не одолел я твоей хитрости, - казалось, пленник рассуждает сам с собой, не особо обращая на нас внимания.
Тут не выдержала Варвара, сжала кисть Лазаря так, что послышался хруст костей. Мигом, как маска, слетела с лица его невозмутимость:
- Стой, воительница, спрашивай, всё отвечу! – и куда вся спесь подевалась?
Так же молча моя телохранительница отошла в сторону, кивнув мне, чтобы продолжила допрос.
- Греческий огонь?
- Ах да, - византиец, морщась, потирал руку, - нет его больше. Только два горшка удалось привезти. Знаешь ли ты, сколько он стоит?
- Можешь доставить ещё?
- На то нужно разрешение самого василевса, одного золота мало.
Поляница сделала шаг к пленнику.
- Но я могу попробовать, - быстро продолжил он, косясь на разгневанную валькирию.
- Что предлагаешь? – у меня уже созрел план, как использовать диковинку.
- Отправь меня в Константинополь, добуду я тебе ещё греческого огня.
Милава страшно расхохоталась:
- Неужели думаешь ты, змей царьградский (прим. автора, Царьград – славянское название Константинополя), что отпустим мы тебя? Али глупые девки перед тобой, которым ты в ставке хана юбки задирал?
Лазарь побледнел и осёкся:
- На всё, воля твоя, княгиня.
- Вот именно, то в моей власти жить тебе или сдохнуть, как собаке. Будешь юлить да выкручиваться, велю живьём сжечь, а перед этим шкуру твою продажную снять, - слова сами вырвались из груди, даже обдумать не успела. Странно, но в этот миг даже толики жалости не всколыхнулось в душе, сама бы я поднесла, не раздумывая, факел к «карающему» костру. Новые чувства немного пугали, но это была не жестокость, что-то другое – неумолимость, безотвратность судьбы. И безжалостность матушки можно было понять, не рассказывала она, что было с ней в плену, только замечала я, какой болью наполнялся взор Милавы, когда речь заходила об Илдее.
Я подошла ближе к Лазарю:
- Кто доставил огонь хану? Не ты ведь. Возводить катапульты степняков научили твои люди?
- В прозорливости тебе не откажешь, - всё ещё морщась, ответил тот, - да, это я и мои люди всё сделали, да только не осталось моих помощников в живых… - казалось, что он искренне сожалеет об их гибели, но я не верила.
- Выходит, нам нужен посланец. Есть ли знак для василевса, как отличить твоё письмо?
- Перстень, приложи его к грамоте.
Я окинула взглядом наших пленных. По всему видно, сыновья Мокши сильно привязаны друг у другу, может, получится использовать это.
- Отправим твоего старшего в Царьград. Ты – развернулась я к Лазарю, - пиши своему василевсу, пусть ещё один горшок выделит. На золото тоже не поскупимся.
Молча поднялась Милава, подступила к узникам.
- Сегодня же отправляйся, времени у вас немного. Скоро начнётся весенняя распутица. И помни, предашь нас, велю с твоего брата по клочкам кожу содрать или ещё что придумаю, но умирать он будет очень долго, - княгиня обернулась к гридням, - несите бересту.
Продолжительных уговоров для пленников не потребовалось, получив послание для василевса, старшего сына Мокши приодели, накормили и выслали из города.
Остальных отправили в поруб. Казнить мы их всегда успеем.
Провожая нас взглядом из дружинной
