Штуцер и тесак - Анатолий Федорович Дроздов
Штуцеров не получили ни одного. Я, признаться, не больно рассчитывал, но в душе надеялся. Облом… Хорошо, хоть ружья у гарнизонных бойцов оказались исправными и одного калибра. В русской армии с ними беда – чего только нет! Русские, английские, австрийские мушкеты – и все разные. После сражения под Смоленском один русский генерал прикажет перевооружить солдат трофейными французскими ружьями и будет доволен – хоть какое-то единообразие. Я заказал местному кузнецу формы для отливки пуль Нейслера. Пришлось помучиться с конфигурацией выемки в задней ее части – там внутри бугорок есть, про который я не сразу вспомнил. Без него пуля летела нестабильно, кувыркаясь в полете. Справились. Спешнев ежедневно выводил роту за город, где бывшие гарнизонные солдаты учились стрелять под надзором унтеров. С навыками у них оказалось плохо – медленно заряжали, целиться не умели. А ведь отбирали лучших! Хорошо, что пороха и свинца хватало – не пожалели интенданты. Ну, так мзда повлияла, родимая. После стрельб солдат учили чистить оружие. Дульнозарядное ружье нередко выходит из строя уже после двух десятков выстрелов. Пороховой нагар забивает затравочное отверстие, ствол, замок. После пятидесяти залпов ружье подлежит чистке с полной разборкой на составные элементы. В пехоте этим занимаются оружейные мастера, егеря Спешнева справлялись сами – и новичков учили. Хорошие солдаты у Семена!
Трофейных лошадей у нас забрали: начальство решило, что нечего егерям рассекать на кавалерийских рысаках. Мыша я не отдал – личная собственность, да и Спешнев оставил себе польского жеребца. Остальные пошли на ремонт[91] кавалерийских частей. Но без коней мы не остались. Взамен интенданты выделили лошадок из табуна, пригнанного для армии. Мелкие, неказистые, они не шли в сравнение с теми, что забрали у нас, но Синицын только обрадовался, да и я тоже. Эти лошадки могут обойтись без овса, питаясь травой и сеном. Дали их много, причем с седлами. Хватило всем, включая гарнизонных солдат. Разжились и повозками. Вот что значит близость к командующему армией! Хотя и тут без взяток не обошлось – занесли интендантам барашка в бумажке[92].
Нас Багратион в поход не взял, велев готовить отряд к предстоящим сражениям. Спешнев огорчился. Ему хотелось блеснуть перед сослуживцами: дескать, гляньте, какой орел! Вся рота на конях, пушки есть, а вы пыль месите…
– Охота ноги бить! – сказал я в ответ на его жалобы. – Погуляют и вернутся. Нет там французов.
– Уверен? – засомневался Семен.
– Увидишь! – заверил я. – Лучше поговорим, как отличиться.
– Это самоуправство! – воскликнул Спешнев, когда я смолк. – За такое под суд могут отдать. Велели оставаться в Смоленске.
– Так мы в нем будем, – успокоил я. – Как раз к возвращению Багратиона. А что выходили… Нам велели готовить роту к боям, так? Без учений в таком деле не обойтись, а где их проводить? Не в городе же? Отошли, а тут война. Бежать – позор, к тому же – случай испытать новую тактику. Победителей не судят.
– А мы победим? – засомневался Семен.
– Конечно! – пообещал я, хотя сам в том уверен не был.
На следующее утро рота выступила к Красному. За егерями тянулись упряжки с пушками, повозки с припасами и инструментом. Раздобыть лопаты, пилы и топоры в Смоленске оказалось делом непростым, но Синицын справился. На чем основывался мой план? На рельефе местности. Смоленщина в этом времени заселена слабо, полей и лугов в окрестностях не так уж и много, а вот лесов хватает. Это позже их сведут. Что такое дорога через лес, представляете? Если нет, прокатитесь по трассе Минск-Витебск, к примеру. На протяжении сотен километров – сплошной лес с редко попадающимися селениями. Но там широкая трасса со сторонами, расчищенными от растительности. А если узкая грунтовка, петляющая среди вековых сосен и елей, которую перекрыть – как два пальца об асфальт? В Великую Отечественную партизаны это обстоятельство эффективно использовали. Чем мы хуже?
Подходящее место не сразу, но отыскали. Лесная дорога проходила в пяти верстах от Красного, немного в стороне от обсаженного деревьями Смоленского большака. Именно по нему будет отступать Неверовский, отбиваясь от кавалеристов Мюрата. Если верить очевидцам, генерал найдет проход в лесу, по которому и ускользнет от французов. Этот? Вряд ли. Если верить воспоминаниям очевидцев, это случилось дальше. Неважно – так даже лучше. Пять верст – это не двенадцать, которые Неверовский отступал в моем времени под непрерывными атаками кавалерии.
Встав на опушке, я нарисовал Синицыну и Егору задачи. У фельдфебеля вопросов не возникло, а вот фейерверкер заупрямился.
– Какие такие капониры?! – буркнул сердито. – Зачем пушки в землю зарывать? Их выше ставят и укрывают турами. Так цель лучше видно, и ядро дальше летит.
– У тебя есть ядра? – спросил я.
Егор насупился.
– Цель к тебе сама придет – вернее, прискачет. Только успевай стрелять! Капониры помогут укрыть пушки от противника, их огонь станет для него неожиданностью. Если подтянут артиллерию, то привести к молчанию закопанные в землю орудия непросто. А вот туры разбивают ядрами на раз-два – как раз потому, что стоят высоко и целиться в них просто. Ты вот в такое попади! – я указал ладонью на уровне пояса.
Фейерверкер почесал в затылке и смирился. Синицын развел людей по работам, и дело закипело. Одни солдаты, отступив от опушки, валили лес, образуя засеку, призванную прикрыть фланги позиции. Другие подрубали ели вдоль дороги, но так, чтобы те остались стоять – свалим в последний миг. Аналогичную операцию я поручил сделать на большаке – нужно завалить деревья и там, лишив французов возможности обойти лес и атаковать дивизию с фланга. Место для этого нашли хорошее: по обеим сторонам большака топкая низина – кавалерия завязнет. Артиллеристы рыли капониры и окопы для зарядных ящиков – на этом я тоже настоял. Для лошадей нашли лощину, где их не достанут ядра и пули, а пока выгнали пастись на лугу у опушки. Лошадь тоже хочет есть, причем много. Одного овса ей нужно несколько килограммов в день. Мы его, кстати, захватили.
Тыловая дорога, ведущая к расположению войск, не остается без присмотра, так что нас заметили. К вечеру из Красного прискакал офицер в чине майора.
– Старший адъютант 27-й дивизии, майор Петровский-Муравский, – огласил вышедшему навстречу Спешневу. – Что здесь происходит, штабс-капитан? Кто вы такие и что тут делаете?
Держался он надменно.
– Командир отдельной егерской роты князя Багратиона штабс-капитан Спешнев, – отрапортовал Семен. – В соответствии с указаниями его сиятельства проводим учения.
– Ближе к Смоленску
