Двуногое всесилие - Харитон Байконурович Мамбурин
— Нет, Нелла Аркадьевна, — шагнул я вперед, — Я часть этой цены. Юля тоже. Девчонки, скрывающиеся в кустах — тоже. Всё, что мы сделали — часть этой цены.
— Мама, не дёргайся, — тут же выдала предупреждение Юлька, — Молния быстрее.
Окалина-старшая расслабила мышцы, которые напрягла, когда услышала о потенциальных заложниках. Она не умела проигрывать, она стала собой именно потому, что всегда побеждала. Но сейчас? Это был конец. Китайцы разнесли НИИСУКРС, взяв его штурмом и украв призраков, родная дочь перехватила все закладки и предотвратила страховку, «когти» перебиты лысым гадом, Стакомск стоит и его реакторы в порядке. Жаров лично устранил угрозу в виде террористки, не успевшей нанести никакого значимого ущерба.
— Я знаю, что она быстрее. И… я хочу, чтобы это сделала ты.
Нет героев, нет злодеев. Нет мирового зла. Точнее, оно есть. Я не удивлюсь, если тоже сидит где-то в кустах со своей странной бабой, одетой в наряд из 19-го века. Просто эта странная, нелепая и очень постыдная для любого нормального советского гражданина пьеса должна подойти к концу. Трагедия, комедия, потрясение основ… да какая, в жопу, разница? Нет никакого бодания с финальным боссом, потому что здесь нет ни героев, ни злодеев. Всего лишь взгляды на жизнь… и немножко иномирового знания, полученного от того, кто начал жизнь с очень грязного листа.
В любом случае — мы все заслужили покой.
Они сходятся на центре поляны, почти одинаковые для взгляда, привычного отсекать полупрозрачность призрака и языки розового пламени. Две красавицы. Две женщины. Безжалостный палач и безжалостный логик. Мать и дочь. Законник и революционер.
Юля простирает руку над головой майора.
Позади меня шорох листвы.
— Прощай, Симулянт, — хрипло говорит Нелла Аркадьевна, — Прощай, дочь. Мне… жаль.
Мы многое друг другу не сказали, во многом не обвинили. Она не рассказала нам о ужасе родителя, подозревающего, что всем вокруг управляет её потомок. Я не бросил ей в лицо обвинения, что я и Юлька ни разу ни пальцем не попали во внутренний круг майора, в число тех, о ком она заботилась и чьи интересы всегда учитывала. У Окалины-старшей всегда была своя, другая семья, своя небольшая утопия, своё маленькое неосапианство, где все были равны и все были друзьями. Мы о многом промолчали, просто потому что не герои. У нас нет времени на драму.
Вспышка. Треск. Дым.
Чему-то приходит конец, а что-то только начинается.
— Девчонки, вы все здесь? — спрашиваю я, не оглядываясь.
— Мне себя считать? — несколько заторможенно интересуется Ленка Довлатова.
— А куда ты теперь, нахер, от нас денешься… — бормочет ей в ответ Кладышева.
— Нам пора, — добавляет Янлинь, — Нас уже ждут.
— Витя, — тут же откликается висящая над упавшим телом Юлька, — Помоги. Нам пора.
Нам действительно пора.
Эпилог
18 ноября 2011-го года. Остров в Средиземном море
— Ты опять здесь?
— Не опять, а снова, — откликнулся я, не оборачиваясь, но тут же добавил, — Можно же полюбоваться на посошок?
— Да ты заколебал, Вить. Если бы Марио знал, что ты будешь периодически припираться к его автоклаву и пожирать тот часами взглядом, он бы никогда в жизни не доверил бы нам хранение своего тела! На тебя смотреть страшно!
— Ника, ну что ты бурчишь? Мне просто нравится о нем вспоминать. Сволочь он редкостная, но сделал-то сколько. И ведь безо всяких способностей.
— Чья бы корова мычала, Изотов. Ладно, брось ты уже этот замороженный кусок итальянца, пошли. Пацаны с ума сходят, у Викусика уже тик от них, а Нелька еще и разжигает всю эту херню. Имей совесть, они на большой земле не были ни разу!
— Да хватит драматизировать! — схватив миниатюрную девушку, тут же принявшуюся бурчать и вырываться, я нежно её обнял, чмокнув в макушку, — Идём. Идём и утихомирим этих демонов.
Пора возвращаться в Союз.
Шестнадцать лет, проведенные вдали от цивилизации, стали для нас замечательным отпуском. Или терапией? Не суть важно, главное, что мы научились жить как нормальные люди, попутно занимаясь тем, к чему лежала душа. Марио Валиаччи (а я-то гадал, с чего он всегда представляется фамилией!) через три года такой жизни заявил, что решил заморозить себя до момента, когда человечество будет технически способно достать следующий элемент-активатор, так что все остальные годы мы жили уже сами по себе. Леди Энигма, так звали чудаковатую телепортаторшу Валиаччи, ушла после его заморозки в замок, которым её сманили англичане и, насколько мне известно, сейчас коротала старость как очень богатая аристократка.
После этого мы остались сами по себе и нас никто не беспокоил.
Неплохо жили, нужно сказать. Из базы «Стигмы» на острове я сделал настоящий дом, это оказалось совсем несложно, когда у тебя много времени и стимулов в виде трех капризных женщин, а сам ты можешь отрастить сотню глаз и манипуляторов. Так что встречайте Изотова в новом амплуа, я теперь до кучи еще и мастер любых отделочных и камнерезных работ!
В общем, было нескучно ни разу. Каждый из нас занимался любимым делом, а уютом и суетой нас снабжали вывезенные из сибирских недр Викусик, Вася и Цао Сюин. Наша трёхметровая девочка родила двоих пацанов, так что, вкупе с Нелькой, детского веселья на острове хватало по самое небалуйся и больше.
А вот мир подобной благодатью похвастаться не мог.
С нашим исчезновением умы и сердца людей захватили две вещи — энергетика и Система. Страны понимали, что КНР, безостановочно развивающий программу-ассистента, увеличивает свой потенциал с каждым днем, поэтому все, как одна, влились в эту гонку. Строились заводы, заключались контракты, взрывались электростанции. Китайцев пытались задержать, а те давали отпор, в результате мир несколько раз проходил по краю большого конфликта. Ситуацию каждый раз спасал Город Дружбы, бывший Стакомск, ставший домом для девяноста шести процентов неосапиантов планеты. Его политическая мощь как уникального ресурса человечества смогла сгладить углы.
Не сразу и не так, как всем бы хотелось, но теперь были Европейская, Советская, Китайская, Восточная, Африканская, Арабская и две Американских Системы, огромных вычислительных кластеров, каждый из которых поддерживал Систему с необходимыми культурными корректурами.
И, знаете… начало всего этого дела было просто ужасно. Человечество оказалось совсем не готово к беспристрастному и неподкупному наблюдателю. Особенно, почему-то, Испания и Италия, эти страны за шестнадцать лет трижды стояли на грани полного краха, и трижды к ним приходил на выручку город Дружбы. Но… всё плохое заканчивается рано или поздно. Я верю, что оно именно закончилось.
— Держи, Вить, это твой, — хмурый подросток лет шестнадцати, тряхнув пламенеющей головой, сунул мне в руку массивный браслет часов, — Самолёт уже ждёт, но я хотел с тобой пройти…
— К бабе Цао?
— Д-да.
— Конечно, Вась. Идём. Остальных тоже зови.
Наша единственная потеря. Баба Цао мирно скончалась от старости прямо накануне нового двухтысячного года. Мы похоронили её на каменистом утесе, одной из самых высоких точек острова, куда теперь были высечены ступеньки. Что я, что Янлинь и Вероника бывали в гостях у бабы Цао довольно часто… ну это потому, что оказалось, что вечные люди крайне сентиментальны. Впрочем, Колунов от нас если и отставал, то совсем на чуть-чуть.
Постояли там все вместе, взявшись за руки. Дети? Дети внизу, Викусик за ними присматривает. У неё, кстати, никакого желания покидать остров нет, наша великанша весьма ценит столь многое, что сделано под её габариты. И, кстати, единственная, кто дружит по интернету с Беккером. Мой двойник, застрявший в теле немецкого эмпата, сейчас был ворчливым старым пердуном тридцатичетырехлетнего возраста, нелюдимым как пустынный отшельник. Но зато написал несколько мозгоразрывних книг!
Черт, я ему иногда завидую. Особенно когда Андрей, Михаил и Нелла устраивают очередную каверзу, а уж если они делают это под предводительством Кладышевой…
Мою руку незаметно пожали.
— Вы идите к самолету, — предложил я всем, — Мы с Янлинь вас догоним.
— Только без нас браслеты не надевайте, — фыркнула Юлька, — Я посмотреть хочу сразу на всех!
Вот кто не изменился ни на гран, так это она. Я, Янлинь, Вероника, мы все чуть-чуть изменились. Стали мягче, добрее, может быть, даже медлительнее,
