Вендетта. Том 2 - Олеся Шеллина
– Я не знаю, – Груздев, привезший это письмо, посмотрел в окно.
Скоро весна, а за ней начнут движения полки. В этом году начнётся война, или её начало удастся оттянуть по времени и успеть лучше подготовиться? Он не знал, наверное, этого никто не знал, даже государь. Олег плохо понимал, что делает Пётр Фёдорович, потому что со стороны выглядело так, словно государь ничего не делает. Он только письма писал. Да полки вдоль границ двигал. А так в основном внутренними делами занимался. Много времени и денег уделялось строительству школ и обучению ребятишек в этих русских школах на присоединенных территориях. Даже, если они присоединены чисто формально, как, Голландия, например.
Много школ было запланировано на Африку и Америку. Там, где другие страны возводили миссии, Пётр велел ставить школы. Попы – это само собой. Проповедовать ехали толпами. Особенно те попы, которые усомнились в том, что государь ещё и отец, и глава Православной церкви в Российской империи. Груздев об этом знал, потому что много времени уделялось изучению учебников именно его отделом. Сейчас же его отправили в качестве простого гонца письма развозить. Но вовсе не потому, что он впал в немилость, а, чтобы познакомился с духом и нравами, царящими в Европе. Приказ государя был таков: очернение врага не должно содержать лжи. Ложь – это обоюдоострое оружие, и в один момент может ударить по нам самим. Нет, в листовках, и в газетах должна быть только правда, только выставленная в весьма неприглядном свете.
– Ничего даже в голову не приходит, зачем это нужно государю, – пожаловался Салтыков, заново читая письмо. – Я считал себя неплохим стратегом, но здесь я не вижу особых выгод.
– Это нам не ведомо, но, думаю, что государь всем и каждому не докладывает о своих задумках. Лично я знаю, что Бестужев приехал намедни. Дюже новости он худые принёс. Государь даже… – Груздев облизнул губы, но потом вспомнил, что об этом происшествии знали весь двор и половина Петербурга, решил рассказать. – Государь заперся в своем кабинете и выпил всё вино, которое там хранилось. А ему ещё Шетарди много шампанского натаскал, с наилучшими пожеланиями.
– Так ведь Пётр Фёдорович не пьёт почитай, пара бокалов вина не в счёт, – ахнул Салтыков.
– Вот то-то и оно. Бехтеев так сильно испугался, когда дверь государь ему не открыл, а пьяным матом обласкал. Румянцева свистнул, да Криббе. Тех Пётр Фёдорович не тронул бы ни при каких раскладах. – Груздев замолчал. Он тогда был в Ораниенбауме, и всё, о чём он рассказывал сейчас произошло на его глазах. – С Румянцевым Ломов как раз сидел, третий любимец государя. Вот втроём они заполошно дверь и выламывали.
– Любимцы-то любимцы, но нельзя сказать, что государь не пашет на них, что на лошадях ломовых, – заметил Салтыков. – Ни тебе особых привилегий, от которых дух захватывает. А ежели набедокуришь, то ещё жестче ответишь, чтобы государя своим поведением не позорил. Вот, Олег, положа руку на сердце, не хотел бы я ходить в любимцах у государя. – Салтыков усмехнулся. – И не сказать, что государь щедр сверх меры. Ломов титул барона получил и пару деревень, Криббе графом стал, и то, подозреваю, только потому, что дворянское достоинство имел. И это за столько лет безупречной службы.
– Не нам судить в том государя. – Поджал губы Груздев.
– Ты прав, не нам судить. – Быстро согласился Салтыков. – Так что там дальше было, когда три любимца государевых дверь в кабинет выломали?
– Дальше кто-то, возможно и государь выкинул стул в окно, – Груздев замолчал. Никто и никогда не заставит его рассказать о том, как Пётр вырывался из лапищ Криббе и лил пьяные слёзы, повторяя, что он погубил Россию. Они с Бехтеевым были единственными свидетелями этой минутной слабости. А уж та троица, что в чувства государя приводила и подавно. – Ну, а после. Румянцев усадил Петра Фёдоровича рядом с собой и Криббе, и они напоили его просто до изумления. Сами, правда, тоже еле на ногах держались, но успели передать государя Ломову. Сами же на полу в кабинете уснули. А до этого матерные частушки пели на четырех языках. Да на лету перевод делали и ржали, аки кони молодые. – Он снова задумался. – Многие молодые офицеры остановились возле выбитого окна и записывали. – В том, что он сам тоже начал записывать, как и Бехтеев, Груздев тоже никогда и никому не признается.
– Надо бы у кого-нибудь листочки эти выпросить. – Задумчиво сообщил Салтыков. – Интересно, что же весть такую Бестужев привёз, что англичанам такой подарок его величество выкатить захотел?
– Говорю же, не знаю. А уж ежели мне ничего не сказали, значит, всё совсем секретно, и лучше не выяснять, что там за сообщение было. – Груздев для уверенности кивнул. – Вот помяни моё слово, Семён Петрович, все мы вспомнить Ушакова Андрея Ивановича, упокой Господь его душу грешную, как доброго и ласкового человека. Я с Ломовым немного знаком, к тому же он сейчас моим непосредственным начальством станет. Этот истинный волкодав. Ушаков был тоньше. Говорят, – Груздев оглянулся, словно опасался, что их могут подслушать, хотя они говорили по-русски, и их потенциальные шпионы семьи короля Фридриха, вряд ли поняли бы. – Говорят, что беспорядки в Речи Посполитой и присоединение к всеобщему безумию Литовского княжества – дело рук как раз Ломова.
– Не представляю, что можно сделать, чтобы так всех стравить друг с другом, – покачал головой Салтыков. – Если только Ломов не земное воплощение самого дьявола.
– Да и пусть его. Главное, чтобы предан он оставался, как сейчас Петру Фёдоровичу. А предан он, что тот же волкодав. Но про Речь Посполитую я пример привёл, чтобы напомнить, мы не всё знаем. И, возможно, семью Фридриха в Англию переправляем, вовсе не для того, чтобы англичанам подарок сделать. Может так случиться, что и свинью подложить таким вот подарочком. – Груздев снова задумчиво посмотрел в окно.
– А ведь прав ты, Олег, прав. Ведь приказ однозначный – не просто отпустить на все четыре стороны с благословением, а сопроводить всё семейство до Англии, чтобы никто не заблудился ненароком.
– Ты пока делом занимайся, Семён Петрович, а я дальше поеду. У меня на очереди Вена, а потом Париж. И нужно успеть вернуть до того, как дороги в непроходимое болото превратятся.
– Да, все мы верные слуги его величества, и будем следовать его воле. Пока что, тьфу-тьфу, что не сглазить, все его задумки к интересам результатам приводили. –
