Самый лучший пионер - Павел Смолин

— Оп! — присоединился к игре и я, плюхнувшись на диван — абсолютно такой же, как и у нас.

— Оп! — плюхнулась и мама. Указала на свободный угол. — Вот сюда твой стол поставим, здесь светлее всего!

— Хорошо! — не был я против.

Осмотрели шкаф — вещи старого жильца нужно будет собрать и отправить его родственникам, но это потом. А пока двинулись на кухню.

— И все — наше! — закружилась мама. — И в ванне теперь можно валяться сколько захотим!

Не могу сказать, что в полной мере разделяю ее восторг, но, когда я в прошлой жизни закрыл ипотеку, пёрло меня ничуть не хуже!

— Завтра выходной, придем, уберемся, все чужое в коробки сложим, — огласила план родительница. — А что тут в ванной?

Сантехника оказалась не то, чтобы совсем убитая, но…

— Не течет — и ладно! — успокоил я маму.

— Ерунда, поменяем! — потрепала она меня по волосам, и мы вернулись в комнату. — Пол перекрасим, обои переклеим, ковер постелим! — продолжила она мечтать.

Просидели в новой квартире мы до самой темноты — не удержавшись, мама начала приводить помещение в порядок прямо сразу, а я, не удержавшись, ей помогал.

— Ой, Сережкааа… — почти пропела мама, когда мы вернулись домой. — Ну и жизнь начинается!

Из своей комнаты выглянул дед Лёша, который с улыбкой безошибочно предположил:

— Квартиру дали?

— Да! В соседнем доме! — не стала скрывать мама.

— Это хорошо, Сережке тишина нужна, нетленку ваять! — подмигнул он мне. — Если помочь надо, Наташ — ты говори, не стесняйся!

— Спасибо, дядь Лёш, но чего я вас дергать буду — молодежи у нас полно, пусть они и помогают!

— Тоже верно! — хохотнул ветеран, махнул рукой, и покинул сцену.

Как только мы вошли в комнату свою, зазвенел звонок, и мама пошла открывать.

— Ну и чего вам надо? — холодно спросила она.

Не выдержав любопытства, вышел в коридор и увидел на пороге двух милиционеров — один в чине аж капитана, второй — старлей. Незнакомые. Твою мать — это же не из-за «Рафика Мандарина»? Не, там бы КГБ пришло. Наверное.

— Дело у нас к вам, гражданка Ткачева! — глядя сквозь маму, поведал капитан. — Можно?

— А если нельзя? — сложила родительница руки на груди.

— Ну зачем вы так, гражданочка, мы же можем и с ордером прийти! — добавил мусор в голос угрозы.

— Мам, я полагаю, что наши доблестные защитники пришли не просто так, и мы, будучи сознательными гражданами Советского союза, просто обязаны оказать им содействие, — мягко погладил мамин локоть я.

— Вот видите, устами младенца, как говорится… — обрадовался капитан.

— Ну проходите! — игранула желваками родительница, и копы прошли.

Снова появился дед Лёша.

— Дядь Лёш, а давайте к нам в гости! — ловко воспользовалась возможностью усилиться мама.

— А и зайду! — кивнул ветеран, и мы впятером зашли к нам в комнату.

— Так, а машинка откуда? — сразу же спросил главный мусор.

— Из комиссионки! — не стала скрывать мама.

— Чек, я так полагаю, есть? — спросил он.

— Есть! — фыркнула она.

— Так покажите! — с гнилой улыбкой «попросил» коп.

Мама показала — тетенька в комиссионке опытная, и все чеки нам пробила. Суммы там, понятное дело, несколько отличаются от реальных.

Пожевав губами, мусор скомандовал подчиненному:

— А ну-ка глянь номер — регистрировали или нет?

— Какая еще к черту регистрация?! — рявкнула мама. — Он книги на ней печатает, в «Юности» и «Литературной газете» публикуется!

— Ваш сын — настоящий молодец, — холодно кивнул капитан. — Но закон для всех один!

Тем временем старлей осмотрел машинку, протер глаза, посмотрел еще раз и грустно вздохнул:

— Никак не разглядеть, товарищ капитан! Здесь — то всего одно окно! — с нажимом выговорил он последнюю фразу.

Это что, серьезно?!

— Там же ночь! — не врубилась в чем дело мама.

— Ну и что, что ночь, — равнодушно пожал плечами старлей. — Все равно, было бы тут второе окно, да еще и если свет на кухне зажечь, я бы совершенно точно разглядел, что эта машинка — не зарегистрирована!

— А это — уголовное преступление, гражданка Ткачева! — укоризненно покачал головой капитан.

— Да вы что, б*яди, совсем о*уели? — прошипел дед Лёша. — Квартиру у матери-одиночки с малолетним ребенком на руках отобрать решили?!

Мама испуганно пискнула и зажала рот ладошками.

— А это — очень опасное обвинение, отец! — разочарованно протянул старлей.

— На х*ю я таких «сыночков» видал! — перешел на зычный рёв фронтовик. — Да ты, говно малолетнее, у своего папаши в яйце сидел, когда я Кёнигсберг брал! Ради этого?!

— Ради мирного неба над головой! — ответил принявший скучающий вид капитан. — Ты не ярись, дед, у нас ветераны от уголовной ответственности не освобождаются!

Заметив, как лицо деда Лёши опасно багровеет, я метнулся к нему, схватил за сжатую в кулак, дрожащую от гнева руку, и, сделав глаза котика из «Шрека», попросил:

— Деда Лёша, я вас очень прошу — пожалуйста, перестаньте, и нам, и вам от этого будет только хуже!

Фронтовик игранул желваками.

— Деда Лёша, я вам клянусь — у нас с мамой все будет хорошо! Поверьте мне, пожалуйста!

Ветеран зажмурился, сделал глубокий вдох, отобрал у меня руку, припечатал «стражей порядка»:

— Хуже фашистов!

И покинул комнату, подчеркнуто-аккуратно прикрыв за собой дверь.

— Какой у вас сын умный, Наталья Николаевна! — одобрительно цокнул языком капитан. — И бродяжничать вроде перестал. Так? — запросил он подтверждения у лейтенанта.

— В отделе учета лиц занимающихся бродяжничеством дела на Сережу нет, — кивнул тот и многозначительно добавил. — Пока нет!

— Да как же это так? — мертвым голосом простонала бледная, растерянная, напуганная мама.

— А вот так! — развел руками капитан. — Думайте, Наталья Николаевна!

— А это мы забираем! Вещдок! — щелкнув футляром, старлей подхватил мою «Москву» под мышку, и они с капитаном синхронно козырнули. — Честь имеем!

— Че-е-есть? — прошипела мама.

— Мама, очень тебя прошу дать нашим доблестным служителям закона спокойно уйти! Мы все поняли, а я к этой комнате привык, и переезжать пока не хочу! — подчеркнуто-жизнерадостно перебил ее я.

— Ну ты глянь, какие разумные пионеры пошли! — мерзко гоготнул капитан, и они с шестеркой покинули квартиру, с которой мы теперь не расстанемся еще какое-то время.

Глава 20

— Спорим, что уже к завтрашнему утру все будет намного лучше, чем если бы эти два упыря не приходили? — Прежде чем мамина прострация успела перейти в истерику, я схватил родительницу за руку и потащил в коридор, не давая вставить и слова. — Семья Ткачевых трехмесячной давности и нынешняя — совсем разные Ткачевы. Теперь нам есть куда позвонить, чтобы все наши проблемы почти магическим образом испарились! — обернувшись,