Араб у трона короля - Михаил Васильевич Шелест
Из наших бесед я понял, что его попытки организовать захватить Русь, то крымским ханом, то Литвой, обусловлены лишь тем, что он желал править Рязанским княжеством, которое с 1521 года стало частью единого Русского государства, имея на него права наследования.
Семён Фёдорович Бельский, Иван Васильевич Захарьин-Ляцкой и ещё несколько боярских детей после смерти царя бежали в 1534-ом году в Литву от репрессий рода Глинских. История не изменилась, как я не старался.
Слушая их сказки, я мысленно изумлялся.
Не сумев захватить власть в Московии с помощью Литвы, вся эта «бражка» перебралась в Крым и принялась совращать против Руси крымского хана, обещая ему лёгкие победы. И тут появился я со своими планами захвата Руси…
Так вот, Бельский у нас командовал полком, собранным из боярских детей, не нашедших себе применение у великого литовского князя Сигизмунда Первого, и пехотой из бывших русских рабов, выкупленных мной в Турции и в Крыму.
— Что там? — Спросил я у Бельского, не смеющего первым начать разговор.
— Великое множество ногаев, шахиншах. Конных, без пушек и без обоза. На выстрел не подходят. Искупали коней в озере, но не приближаясь к стенам каналов. Мы выставили свои полки на другой стороне. Они устанавливают юрты.
— Юрты? — удивился Магеллан. — Это же вроде не лёгкое сооружение? Это же не шатёр?
— Не лёгкое, — согласился Бельский.
— Они там, что, жить собрались? — Спросил Санчес.
— Да и ладно, — поморщился я. — Пусть живут. Пошли, камрады, посмотрим на ногаев, — пригласил я своих командиров. — На сборы сорок минут.
* * *
Людей на противоположном берегу рассмотреть, естественно, возможности не было, но точки юрт виднелись. Несильно погоняя лошадей мы доскакали до перетоки часа за два и тоже раскинули палаточный лагерь.
Понаблюдав за ногайцами в подзорные трубы, и не увидев ничего чрезвычайного, мы расселись под навесом перекусить, продолжая периодически поглядывать в трубы на противоположную сторону.
Обратив внимание на взгляды Бельского и сына Ляцкого Ивана Ивановича, бросаемые ими на нашу оптику, мне вспомнилось, как в 1516 году, когда я приехал в Рим «убеждать» папу Льва Десятого Джовани Медичи «согласовать» церковные реформы Генриха Восьмого, случайно повстречал в Апостольском дворце Микеланджело и Рафаэля, которым давал указания бородатый мужик в холщёвой хламиде, в котором я узнал Леонардо да Винчи.
Глава 20
Моё узнавание великого изобретателя и художника произошло так неожиданно, что я невольно вскрикнул:
— О! Леонардо! Мне есть, что вам сказать по поводу вашей зрительной трубы!
Голос, просоленный морскими ветрами, прозвучал в пустом зале резиденции главы католической церкви так хрипло и уверенно, что все трое гениев, вздрогнув, оглянулись и уставились на нашу немногочисленную, но очень вооружённую компанию. Не узнать моему современнику Леонардо было просто невозможно. Автопортреты им были выполнены настолько мастерски, что я узнал его с первого взгляда.
Подойдя к «святой» троице, я взял из рук Леонардо грифель, которым он прямо на стене чертил золотое сечение и расположение в нём каких-то фигур.
— Прошу меня извинить, но вопрос очень важный, а у меня совершенно нет времени, — сказал я и, нарисовал несколько схем подзорных труб: с выпуклыми стёклами, с выпуклыми и вогнутыми, и начертил линии преломлений. Написал формулы расчёта фокусных расстояний и линзовых удалений.
После этого я отдал грифель несколько удивлённому Леонардо и, махнув перед собой шляпой, удалился. У нас совершенно не было времени на разговоры, а я понимал, на сколько они растянутся, начавшись.
Зато через три года у нас появились три нормально ориентированных подзорные трубы, в одну из которых Санчес потом рассматривал острова Тихого океана не в перевёрнутом, а в нормальном виде. Вложенную в посылку записку с короткой фразой благодарности я и сейчас хранил в своем рабочем блокноте-ежедневнике, постоянно перекладывая её в новый гросбух. Через год до меня дошло известие, что Леонардо умер в том же 1519-м году.
Больше таких труб я не встречал. Боюсь, что их и сделал Леонардо всего три. И никому смотреть в трубы Леонардо, мы не позволяли. Ни я, ни Санчес, ни Магеллан. Пусть все думают, что у нас «обычные» перевёрнутые трубы.
И сейчас, как ни проявлял Бельский свой интерес, никто из нас троих даже не дрогнул лицом. Это был наш кровный уговор. Уговор троих основателей ордена «Славных». По-английски это звучало, как «глориус», почти как имя моей жены, укрывшейся от меня в Бразилии, но это слово имело и иные смыслы: «восхитительный», «чудесный», «прекрасный» и «замечательный». Все эти эпитеты могли относиться и к нашей миссии, и к моей ещё любимой жене.
— Как вы установили, что у ногаев нет пушек? — Спросил я Бельского.
— Наши конные разведчики, шахиншах, проскакали у ногаев перед самым носом. У вас прекрасные длинноногие кони. Ногайские их не догоняют.
— За каждую из них ты в ответе головой, боярин. Ты помнишь?
— Помню, шахиншах, — ответил Бельский, преклонив голову. — Она ваша.
Со взмахом моей руки Бельский отступил спиной и исчез.
— Не верю я ему, — проскрипел Магельянш.
— Верить нельзя никому. Людей объединяет не доверие, а общие дела и цели. Вот вам, господин Магельянш я не верю ни на грош, потому что вы не видите себя здесь. Поэтому я вам поручил конкретное задание, с которым вы успешно справились и теперь вы можете возвращаться в нашу Бразилию. Переток из Дона в Волгу действует, оросительные плотины на Дону показали себя исключительно. Урожай ячменя, ржи и пшеницы, что мы собрали в ваши эвкалиптовые зернохранилища, великолепный. Ваш селекционный картофель дал три урожая…
— Да… Тут дни летом длиннее и много солнца, — согласился Фернан.
— Да! Лесопилки работают и исправно снабжают нас брусом и доской. Сейчас начнём пилить дубы, поступающие с Дона.
— О-о-о! Это шикарные деревья! Только весьма капризные к сушке. Предпочитают сохнуть стоя. А я предпочитаю строить корабли из наших деревьев, коих не ест червь-древоточец.
— Вы и продолжите строить корабли для нас из нашего дерева, а мы станем делать корабли для «них» из этого дерева. Чтобы освоить технологии.
— Так значит я, сир, могу возвращаться? — Перебил меня Магеллан.
— Можете, Фернан. Я, почему-то тревожусь о нашем Клондайке. Последний отчёт почему-то задерживается.
— Вот и я тревожусь…
Санчес молчал и в разговор не вникал. Он поднялся из-за стола и, вглядываясь в трубу, сделал несколько шагов к озеру, выйдя из-под шатра.
