Зима 1237 - Даниил Сергеевич Калинин
Черниговский князь не только отказался вый ти с рязанцами в поле, но после чудовищного разорения северо-восточной Руси Батыем на западе и юге никто даже не почесался создать военную коалицию и после выступить против врага единым фронтом! Нет! Князья до последнего продолжали грызться за Киев, пока под его стены не явилась татарская орда, а после среди них не нашлось ни одного действительно мужественного бойца, кто принял бы смерть, защищая древнюю столицу… Да и Ярослав Всеволодович, великий князь Киевский в 1237/1238 годах, разве привел он киевскую да новгородскую рати на Сить на помощь брату?! Чего уж тогда говорить о мокшанах, на кого им было рассчитывать, когда орда монгольская явилась в их земли? Русские князья не помогли даже друг другу, за редким исключением…
Впрочем, в сторону лирику! Мордовские воины уже приблизились к преграде, и полсотни их сразу спешились, перехватив покрепче топоры, двинулись к рогаткам… Остальные же не спешат покидать коней, и многие из них, как и половцы недавно, уже наложили стрелы на тетивы, опасливо и напряженно оглядываясь по сторонам…
– Приготовились.
– Приготовились…
– Приготовились…
Негромко отдав команду, что тут же пошла гулять по цепочке, я аккуратно приподнялся, наложив первый срезень на тетиву, обратил ищущий взгляд на правое крыло сотни. И вскоре увидел быстро поднятую вверх руку Микулы – дошла моя команда до всех воев! А значит, все они смотрят сейчас на меня, ожидая, когда я первым спущу стрелу во врага!
– Ну, с Богом…
Несмотря на онемевшие, затекшие от продолжительной лежки на снегу конечности, я довольно быстро встаю на одно колено, одновременно с тем натянув тетиву и вскинув лук. А после пальцы сами собой отпускают хвостовик стрелы, и следом за ней, всего с секундной задержкой в воздух взмыла еще сотня оперенных смертей!
Мы пристрелялись к ледовой площадке у рогаток заранее. И потому первый залп, у половины воев прошедший вслепую (все ради того, чтобы противник не заметил нас и не успел вскинуть щиты!), густо врезался в приблизившуюся к преграде полусотню «лесорубов»! Дикий крик раненых ударил по ушам так, что я вздрогнул… А на лед, щедро орошенный парящей на морозе кровью, рухнуло не менее трех десятков топорщиков!
– Бей!
Воины выпрямились целиком, и второй залп ударил по ледовой площадке уже более прицельно, добивая раненых и разя тех, кто замедлился, перекидывая щит со спины… Да и сбиться в черепаху мокшане не успели, так что оперенная смерть вновь собрала богатую жатву! Но тут же в воздух взмыл ответный град стрел…
– Щиты!
Я быстро перекрываюсь левой рукой, присев и практически полностью скрыв корпус деревянной защитой. Но ни одна из мокшанских стрел не ударила в нее, а большинство их и вовсе не перелетело гребень высокого берега. Спешат вороги, частят, не пристрелявшись!
– Бей!
И вновь в воздух взмывают русские срезни, ударив в плотную группу всадников! Бешено ржут подраненные животные, кричат покалеченные люди, получившие широкие резаные раны… Как минимум два десятка мокшан распластались на холках лошадей или вовсе рухнули под копыта коней. И еще один залп оперенной смерти отправляем мы во врага! Не зря я приказал воткнуть боеприпас наконечниками в снег, этим получили мы преимущество в скорострельности…
Но уже и в ответ полетели стрелы покоренных! В этот раз одна из них впилась в снег всего в полуметре от меня, а справа, чуть позади, я услышал отчетливые крики боли, раздавшиеся уже со стороны моих ратников…
– Гранеными – бей!!!
Слишком много среди мокшан воев, облаченных в кольчуги да в теплую одежду, под них поддетую. Их срезнями не взять, потому приходится уже сейчас расходовать неприкосновенный запас особо убойных…
Пока я потянулся к колчану да достал снаряд с бронебойным наконечником, изготовился к залпу и враг. Взлетели в воздух стрелы одновременно, и только отпустив хвостовик своей, я тут же закрылся щитом. Вовремя! Один и сразу второй тяжелый, крепкий удар в защиту потряс меня, заставив целый заряд адреналина бешено выплеснуться в кровь!
А рядом на снег упал с пробитым горлом дружинник из десятка Петра… Бьет толчками из раны кровь, тянет ко мне руки молодой мужчина, у кого в Ижеславце остались жена и двое малых деток, смотрит молящим взглядом: мол, помоги, брат! Не хочу умирать! Это в глазах я его читаю отчетливо, а вот произнести ратник уже ничего не может, только хрипит да бешено вращает глазами, еще не веря в скорую смерть… Но вот затрясло воя на снегу, и потух взгляд очередного русича, отдавшего живот за други своя. Стали детки его сиротами… А сколько еще жизней заберет эта война?! Сколько сыновей и дочерей не дождутся отцов своих этой зимой?! И все же пусть лучше гибнут мужчины, чем женщины и дети…
– Бей!!!
Всего полсотни всадников закружило на льду, посылая в сторону берега стрелы; уже давно бы ушли они, да гонит мокшанских ратников в бой Яса Чингисхана! Не могут они бежать без приказа, иначе казнят их, с охотой казнят монголы в назидание остальным покоренным! А еще столько же воев спешились, уже ползут вверх по берегу, проваливаясь в сугробы…
– Десятки белгородских ратников, бейте по тем, кто поднимается наверх! Остальные – добиваем всадников!
И вновь летят стрелы в обе стороны… А указательные и средний пальцы правой руки уже онемели от напряжения; все сильнее болят при каждом натяжении тетивы мышцы… Пот заливает и раздражает глаза, и каждый раз, хватаясь за стрелу, я в ярости скалюсь от боли и ненависти к пришедшему на Русь врагу, что все никак не желает умереть или же бежать… Сражаюсь, словно заведенный, будто какой автомат: достал стрелу, наложил на тетиву, натянул – спустил хвостовик. И снова достал стрелу…
В грудь что-то тяжело ударило, и осознал я себя лежащим на снегу. Всего мгновение не понимаю, что произошло, но потом приходит осознание случившегося… В ужасе скосив глаза вниз, я замечаю торчащее из тулупа древко стрелы и, онемев от ужаса, бешено хватаюсь за него руками, ожидая, что овчина под ним окажется мокрой от крови… Однако с удивлением и одновременно с радостью осознаю, что вражеский срезень лишь рассек одежду, однако кольчуги взять не смог, инерцией удара опрокинув меня на снег…
А всего секундой спустя бросившийся ко мне десятник Петр, увидев, что я не ранен, помог встать и радостно произнес:
– Бегут, бегут вороги!
И действительно, потеряв еще десяток конных стрелков и не менее двух десятков тех, кто пытался подняться на высокий берег, да так и остался лежать в сугробах, мокша, наконец, не выдержала обстрела! Оставшиеся пешцы принялись спешно скатываться вниз, в то время как всадники подвели соратникам
