Новое назначение - Евгений Васильевич Шалашов

— А вот телеграмма, из которой следует, что я вызван в Москву для отчета, — выложил я лист бумаги, куда приклеил бумажные ленточки. — Теперь скажите, товарищ Коновалов, кого сделают крайним товарищи Троцкий и Бурдуков? Думаете, они признаются, что лично отдавали приказ забрать бронепоезд у Председателя правительственной комиссии? Впрочем, я могу сейчас позвонить Бурдукову и уточнить. Мне звонить?

— Не нужно, — глухо отозвался Коновалов. — Извините, товарищ Аксенов, но я не знал, что вы еще и председатель правительственной комиссии.

— Тогда будем считать инцидент исчерпанным, — улыбнулся я, а где-то глубоко в душе скребли кошки. — Можете быть свободным. Ситуацию доложите товарищу Бурдукову, пусть он свяжется с Феликсом Эдмундовичем или с приемной Совнаркома.

Глава 17. Малый Совнарком ​

Малый Совнарком — очень непростая комиссия. С одной стороны, она вроде бы рассматривает незначительные проблемы, именуемые «вермишелью», недостойные, чтобы на них тратилось время на заседаниях Совета народных комиссаров, а с другой, Малый Совнарком готовил вопросы для заседаний СНК, по сути, решая — что важно для государства, а что нет, он же готовил проекты резолюций, касающихся бюджета и законодательства. Кому-нибудь может показаться, что в период «военного коммунизма» и «красного террора», бюджет и законодательство отходят на второй план, но это не так. А теперь подумайте сами, станут ли члены правительства, замотанные заседаниями в собственных комиссариатах, особо вдумываться в проект, дискутировать, если проще проголосовать за уже готовый? И товарищу Ленину гораздо легче управлять двумя-тремя членами Малого Совнаркома, нежели спорить со всеми народными комиссарами.

Как же смешно и просто в девятьсот двадцатом году пройти в Кремль. Достаточно махнуть мандатами перед глазами часовых и все. Никто не осмотрел ни нас, ни бумажные рулоны. Я бы в них пулемет пронес, если захотел.

Предварительное слушание отчета «Правительственной комиссии порасследованию злодеяний интервентов и белогвардейцев на Севере» назначено на восемнадцать часов, но я решил явиться на полчаса раньше, чем удивил секретаря Совнаркома товарища Горбунова — еще достаточно молодого, но уже успевшего потерять все волосы человека, сидевшего в приемной зала заседаний.

— Товарищ Аксенов, если не ошибаюсь? Владимир Иванович? — Горбунов полистал бумажки, лежавшие на столе.

— Так точно, — широко улыбнулся я, придерживая дверь, чтобы Кузьменко смог войти в приемную.

Кажется, Николай Петрович оторопел, увидев идущего следом за мной человека с охапкой плакатов.

— Товарища я уже видел, а это что? — удивленно спросил секретарь Совнаркома.

— Приложение к отчету — схемы, карта, есть диаграмма, — пояснил я. — Можно еще сказать — наглядные пособия.

— Вы занимались преподавательской деятельностью? — поинтересовался Горбунов. Потом, посмотрев на меня, с некоторым сомнением произнес: — Пожалуй, вы слишком молоды даже для приват-доцента.

— Когда-то собирался стать учителем, — пояснил я.

— А, тогда понятно, — кивнул Горбунов. — Когда я сам учился в Технологическом институте, наши преподаватели говорили, что информация усваивается лучше, если вы используете несколько органов чувств. Любопытно, но вы первый пришли на заседание с наглядными пособиями.

Вон как. Горбунов, оказывается, закончил Технологический. А я о нем ничего не знал, кроме того, что он снял со своего пиджака орден Красного Знамени и привинтил его к френчу товарища Ленина. Вернее, привинтит.

Когда подошло время моего отчета, я принял от Кузьменко мои пособия и вместе с Горбуновым вошел в зал заседаний.

— Товарищ Аксенов, из Архангельска, — представил меня Николай Петрович. — Он председатель Правительственной комиссии по расследованию злодеяний интервентов и белогвардейцев на Севере.

Я между тем окинул взглядом зал заседаний СНК — не очень большой, а если здесь соберутся все комиссары, покажется тесным. Столы составлены буквой «Т», где в президиуме сидит сам товарищ Ленин, но он устроился не во главе стола, как я помнил по картинам и фотографиям, а как-то боком, на углу. Еще три человека мне незнакомы, но это, скорее всего, наркомы или их замы. Любопытная деталь — нет ни одного гладко бритого комиссара. У троих, включая Владимира Ильича, бороды и усы, а у четвертого — густые усы. И у пятого, у меня, тоже усы с бородкой.

— Товарищ Аксенов, в вашем распоряжении ровно двадцать минут, — сообщил Горбунов и уселся за ближайшим столом, видимо, намереваясь вести стенограмму.

— Здравствуйте, — поприветствовал я наркомов и начал отчет: — Наша комиссия создана из числа специалистов, ответственных работников, и мы исходили из того, что сначала требуется оценить общую сумму человеческих потерь Архангельской губернии, потому что люди — главное богатство. Отдельно хотелось бы остановиться на преступлениях интервентов и белогвардейцев — создание концлагерей, использование химического оружия, расстрелы военнопленных и мирных жителей. Но мы также полагаем, что требуется оценить потери, которые произойдут позже.

— Поясните, товарищ Аксенов, — нахмурился какой-то нарком с густой бородой и в очках.

— Поясняю, — кротко сообщил я. — Предположим, если губерния потеряла за время Мировой войны двенадцать тысяч человек, то в будущем эти потери составляют уже тридцать шесть тысяч. То есть, нужно учитывать не только погибших, но и тех, кто не смог родиться, потому что его потенциальный отец погиб на фронте. Мобилизовали мужчин от двадцати до сорока лет — то есть, ту категорию, которую имеют «детородными».

Увидев, как члены Малого Совнаркома начали удивленно переглядываться, я поспешил сказать:

— Но думаю, оценка потенциальных потерь России в нашу задачу не входила.

Председатель Совнаркома, что-то записывавший в блокнотик и, как мне казалось,