Тим Пауэрс - На странных берегах

А потом Боннет принялся нарушать условия амнистии. Не успело солнце сесть в тот день, как он уже взял на абордаж корабль, а в последующие десять дней захватил еще одиннадцать. Добыча была мизерная: табак, свинина, гвозди и иголки – но он занимался пиратством на глазах у всех. Экипажам ограбленных кораблей он представлялся как капитан Томас, ибо не хотел, чтобы слухи о нем дошли до Тэтча прежде, чем он окажется вне пределов досягаемости.

А чтобы достичь этого, он решил воспользоваться планами Тэтча насчет собственного поражения. Поскольку Боннет был полностью во власти Тэтча, тот только с ним одним обсуждал детали своего плана. Правда, Боннет хотел воспользоваться им в более скромных целях. Тэтч собирался в конце концов получить бессмертие, а Боннет искал лишь скорой смерти в бою, а если не повезет, то суда и виселицы. Он поднялся на «Короле Джеймсе» по реке Фир для ремонта, но отпустил капитана и экипаж последнего захваченного корабля лишь после того, как они увидели, где он встал на якорь.

Губернаторские войска под командованием полковника Ретта не преминули прибыть в устье реки вечером двадцать шестого числа. И Боннет позаботился о том, чтобы его попытка сбежать пришлась утром на время отлива. Хотя Хэрриот опешил от последних команд своего капитана, Боннет преуспел в своих намерениях и посадил корабль на мель. В последний момент Боннет попытался взорвать пороховой погреб, взрыв которого разнес бы в клочья его самого и весь его экипаж, но его остановили прежде, чем он успел подпалить фитиль.

Затем было обратное путешествие в Чарлстон в кандалах. Его экипаж тут же заперли в церкви анабаптистов в южной части города под охраной целой роты милиции, но Боннета и Хэрриота отправили на гауптвахту на берегу реки Эшли под охраной лишь двух часовых.

Через две недели оба сторожа одновременно отправились в город обедать, а дверной замок проржавел настолько, что один пинок ногой вышиб его напрочь. В глубине души Боннету все же не хотелось испытывать унижения суда и публичной казни, поэтому, вдохновленные такой небывалой удачей, они с Хэрриотом выбрались из камеры, украли лодку, проплыли под стенами форта Джонсон и вышли в море.

Погода тут же испортилась, поднялся ветер, нависли дождевые тучи, и им пришлось высадиться на острове Салливан к северу от порта. И только тогда они задумались: не слишком уж легко им дался этот побег. Погода не улучшалась. Беглецы умудрились соорудить палатку из паруса лодки и две недели жили на черепахах и камбале, зажаренных на костре, который они тщательно укрывали от посторонних глаз. Боннет надеялся, что рассеянный дымок не будет заметен во время ненастья. Очевидно, он ошибся.

Боннет сорвал сухой лист пальмы и бросил его в костер; огонь затрещал, разбрасывая искры. Боннет надеялся, что эти звуки скроют шум шагов полковника Ретта и его людей.

– Да, – продолжал Боннет громко, – нам с тобой обоим пойдет на пользу возможность распоряжаться новым кораблем, Дэвид! Мне не терпится захватить несколько богатых купеческих судов – теперь уж я не повторю прежних ошибок. Никогда больше не оставлю я ни одного человека, который мог бы давать показания против меня, в живых. – Он надеялся, что Ретт и его отряд слышат эти его признания. – Куда лучше попользоваться женщинами, расстреляв мужчин, а потом и тех и других отправить за борт на корм акулам!

Хэрриот явно не был обрадован такими планами своего капитана, а бокор смотрел на Боннета с подозрением.

– Что это ты затеял? – спросил он. Бокор был особенно настороже, потому что от благосклонных карибских лоа их отделяли многие мили. Чернокожий поднял руку и пошевелил пальцами, словно проверяя ветер на ощупь.

«Где же вы, Ретт? – с отчаянием подумал Боннет. Ему становилось все более в тягость притворяться веселым. – Неужели еще не заняли нужную позицию? Неужели ваши ружья еще не заряжены, курки не взведены, и вы не взяли нас на прицел?»

Индеец поднялся и оглядел прогалину между дюнами.

– Да, – сказал он негру, – у него есть какая-то скрытая цель.

Пальцы бокора все еще плели сложные узоры в воздухе, но теперь рука протянулась в сторону холма, закрывающего их со стороны моря.

– Там… Чужие! Близко! – Он быстро повернулся к индейцу. – Защитные чары! Скорее!

Рука индейца метнулась к расшитой кожаной сумке на поясе.

– Стреляйте! – завопил Боннет.

Дюжина почти одновременных выстрелов сотрясла воздух; песок взлетел фонтанчиками по всей прогалине, вихрь искр взвился от костра. С вершины холма донеслись крики, но Боннет не разобрал слов. Он медленно повернул голову и огляделся.

Индеец сидел на песке, сжимая руками рваную рану на бедре. Бокор с изумлением смотрел на изувеченную правую руку – запястье было перебито, а пальцы оторваны. Дэвид Хэрриот лежал на спине, пристально глядя в небо; посередине лба зияла дыра, и кровь уже образовала на песке вокруг его головы темное пятно.

«Прощай, Дэвид, – подумал Боннет. – Я рад, что смог оказать тебе по крайней мере эту услугу».

Полковник Ретт и его солдаты, скользя в песке, бежали вниз по склону, держа в руках заряженные пистолеты. Боннет с сожалением подумал о том, что пуля – при первом залпе – миновала его.

Это значит, что он останется в живых… Это значит, что теперь его ждет суд, а потом казнь – гнусное развлечение для жителей Чарлстона: индейцев, матросов, трапперов, случайно оказавшихся в городе. Он будет дергаться и кривляться в петле, у всех на глазах обмочит штаны…

Боннет поежился и подумал: может, еще не поздно спровоцировать Ретта и его людей, чтобы они пристрелили его на месте?

Нет, поздно. Ретт успел подбежать к нему и заломить руки за спину. Запястья быстро оказались связаны прочной веревкой.

– Добрый день, майор Боннет, – холодно произнес Ретт.

Озноб прошел, и Боннет почувствовал, что успокаивается. Он расправил плечи, как подобает бывшему армейскому офицеру, и поднял глаза на полковника.

«Что ж, я умру позорной смертью, – подумал он, – но по крайней мере ни перед кем не останусь в долгу. Я заслужил смерть, которая меня ждет. Не пиратством – я никогда не занимался им по доброй воле. Теперь мне не нужно обманывать себя насчет того, другого дела…»

– Добрый день, полковник Ретт, – ответил он.

– Свяжите чернокожего и индейца, – приказал Ретт своим людям, – и отведите в лодку. Не стесняйтесь подбодрить их острием ножа, если они будут недостаточно проворны. – Полковник пнул Боннета. – Это же относится и к вам.

Боннет двинулся вверх по песчаному склону прямо в серое небо. Он почти улыбался.

«Нет, – сказал он себе. – Не следует дольше притворяться перед собой, будто я был под действием наркотика, когда забил до смерти ту бедную шлюху, так похоже изображавшую мою жену. Теперь мне предстоит, хотя судить меня будут за другое, расплатиться за это преступление, и я рад, что нашлись люди, способные воздать мне по заслугам».

Боннет вспомнил о Черной Бороде.

– Не позволяйте мне снова сбежать, слышите! – обратился он к Ретту. – Заприте меня в надежном месте, откуда никто не сможет меня освободить, и приставьте хорошую охрану.

– Не беспокойтесь, – ответил полковник.

Когда первые проблески зари над островом Окракок разогнали предрассветную тьму, Тэтч довольно хмыкнул, увидев в устье бухты силуэты двух военных кораблей, вставших там на якорь еще с вечера. Пират-великан выплеснул в рот последние капли рома и помахал бутылкой Ричардсу.

– Вот еще одна для Миллера, – сказал он. – Я ему отнесу.

Он глубоко вздохнул, наслаждаясь смесью прохладного предрассветного воздуха и паров рома. Казалось, сам воздух застыл в напряженном ожидании, словно натянутая струна – еще немного, и она лопнет.

Хотя это ему уже и опротивело, он заставил себя прожевать и, едва не подавившись, проглотить большую конфету из какао пополам с сахаром.

«Этого должно быть достаточно, – сказал он себе, – пожалуй, никто в мире не выпил столько рома и не сожрал столько сладостей, сколько я за эту ночь. Могу поклясться, во мне не осталось ни капли крови, которая бы не была пропитана алкоголем и сахаром».

– Мы еще можем проскользнуть на восток, кэп, – нервно сказал Ричарде. – Прилив достаточно высок, мы сможем пройти на этом шлюпе по отмелям.

Тэтч потянулся.

– И бросить нашу добычу? – спросил он, тыкая пальцем в качающийся на волнах в тридцати ярдах от них шлюп, захваченный ими вчера. – Не-а, мы справимся с этими вояками.

Ричарде встревоженно нахмурился, но промолчал. Тэтч ухмыльнулся, направляясь к трапу, ведущему на пушечную палубу. Сдается, подумал он, что, застрелив Израэля Хандса, я убил сразу двух зайцев. Теперь они все боятся спорить со мной.

Его ухмылка превратилась в кислую гримасу – на менее жестоком лице это можно было бы счесть выражением печали, – когда он припомнил то собрание в его крошечной каюте два дня назад. Они получили известие от Тобиаса Найта, таможенника, что губернатору Вирджинии Спотсвуду стало известно о присутствии Тэтча в этих местах и он снарядил корабли для его поимки. Израэль Хандс тут же стал настаивать, чтобы сняться с якоря и немедленно покинуть остров Окракок.