Андрей Величко - Гатчинский коршун
– Товарищи!
Мне показалось, что я расслышал негромкий хлопок пневматика. Субъект продолжал надрываться. Я смотрел на часы – три минуты, пять, шесть с половиной… Субъект вдруг поперхнулся очередным «самодержавием» и заглох. Около полуминуты он на глазах у изумленной публики делал какие-то странные движения руками и тазом, потом вроде решил спрыгнуть со скамьи, но не успел. Сначала раздался мощный звук, а затем пошел запах… Под хохот зевак мы пошли к машине.
– Мирная у вас тут политическая жизнь, – поделился наблюдениями Карась, – не как у нас в Радоме или, не приведи господь, в Варшаве.
– Ничего, скоро и у вас так будет, – пообещал я.
Несколько забегая вперед, можно сказать, что астрономические часы вместе со своим конструктором оказались крайне выгодным подарком. Ведь именно планетарные втулки Карася вывели велосипеды «Арн» в мировые лидеры! Только после его доработок у дискофонов практически перестал плавать звук. Ну, а мне в общем-то хватило и того, что наши сброшенные с самолета торпеды наконец-то начали нормально переносить удар об воду.
Глава 30
Утром десятого октября шестого года я посмотрел за окно – как и ожидалось, снова дождь. Под влиянием творящейся на улице мерзости идея съездить в село Кесова Гора Тверской губернии умерла окончательно. А одно время хотелось, потому что там как раз в это время родился мой дед… Но точная дата неизвестна, дед говорил, что ее записали уже после революции и от балды, так что, приезжать и спрашивать, где тут родился Александр Блинов? Посылать агентов неудобно, им и поближе работы по уши, самому приехать – это село на уши встанет, а вдруг дед ошибся и его родили в октябре, например? Так и до выкидыша недалеко… Ладно, весной слетаю, решил я и приступил к разбору корреспонденции.
На это письмо я обратил внимание сразу. Во-первых, оно пришло из Германии, но было написано по-русски. Во вторых, фамилия отправителя выделялась на фоне остальных, как броненосец среди эсминцев – его звали Х. Хуельсмайер. Пометка из секретариата поясняла – "радио". Ну-ка, что это у нас тут за радио такое интересное…
Письмо действительно оказалось любопытным. В нем несколько многословно, но вполне корректно описывался принцип работы радара, и спрашивалось, не будет ли выходящей за рамки наглостью обратиться к господину Найденову за поддержкой в реализации этой идеи. Я напряг память – историю радиолокации нам читали на втором курсе, но не было там такого имени! Сначала Попов делал какие-то опыты с двумя кораблями, потом немец с точно не такой фамилией занимался чем-то похожим… А как его звали, ведь помню же, сам про него упоминал, когда сдавал предмет. Какая-то двойная фамилия… вроде Хюльс-Маер. Точно, он, это наши просто извратили благозвучное слово!
Я задумался. Понято, что радарами в Георгиевске занимались – тема была открыта полтора года назад, и уже появились первые результаты. Если немца не поддержать, практических результатов он не получит, это я помню точно. Если же пригласить сюда, то наш друг с третьего этажа торчащего посреди Лондона и недавно удостоенного посещения Птицы дома наверняка забеспокоится… С другой стороны, толковых инженеров нам остро не хватает. Значит, надо пригласить, но только нежно, незаметно для постороннего глаза… То есть отправить агента с предложением поработать у нас, но инкогнито. Значит, сначала выяснить вкусы этого Майера, чтобы приехавшая уговаривать агентесса соответствовала его представлениям о прекрасном. Условия – результаты работ будут нашими, но мы их обязуемся предоставить и германской стороне. Насчет того, за какие деньги, лучше вовсе не уточнять, однако… В общем, вот оно, последнее Танечкино задание перед декретом, подумал я, беря трубку телефона.
Позвонив, я вернулся к корреспонденции. Оставшиеся письма были рассортированы в две кучки – «разное» и «доносы на Деникина». По моей просьбе секретариат ставил этим доносам оценки по пятибалльной системе – исключительно за художественные достоинства, содержание если и будут оценивать, то совсем другие люди.
Тройка реформаторов при поддержке некоторого числа офицеров, в основном из фронтовиков, решительно взялась за реформирование армии. При этом Каледин пребывал в тени, на публике работали Мишель с Антоном Ивановичем. Естественно, что доносы писались именно на последнего… Особенную бурю вызвал проведенный им императорский указ о постоянной учебе высшего и среднего офицерства – «установить соответствующие занятия командного состава, начиная с командиров частей (полков) до командиров корпусов включительно, направленные к развитию военных познаний». Командный состав взвыл, императору косяком пошли письма, которые он с ходу переадресовывал ко мне.
Я выбрал одно из удостоившихся «пятерки» и прочитал. Какой-то полковник из-под Смоленска с детской обидой вопрошал, почему он, ветеран турецкой войны, должен на старости лет ломать голову над какой-то непонятной премудростью, в то время как его офицерам это в обязанность не вменено и они по-прежнему лоботрясничают за картами и по женскому полу?
Письма с единицами и двойками я даже смотреть не стал, и так ясно, что там косноязычные обвинения в педерастии. А вот насчет полковника… Не провести ли небольшой экспериментик? Я быстро написал ответ:
– Дорогой Сергей Тимофеевич! Я вас прекрасно понимаю. Сам тоже в возрасте, вот почитал ваше письмо и представил себе, как у меня какая-то (зачеркнуто) будет экзамены принимать… Тут вы правы, может получиться сплошное поношение сединам. Но выход есть. Зачем же вам самому надрываться? Вы уже хорошо послужили России, так дайте возможность сделать это и вашим офицерам. Пусть они за вас зачеты сдают, официально разрешаю! Но только оценка будет ставиться на балл ниже. То есть сдадут они что-нибудь на «хорошо», а вам в зачетную книжку трояк влепят. Зато если ухитрятся получить пять с плюсом – пять ваши! Так что вы уж их не жалейте, ибо тяжело в учении – легко сами знаете где. С уважением, Найденов.
На этом работу с письмами я закончил и приступил к просмотру текущих материалов по Второму Собору. В общем, опыт первого сказался положительно – теперь, читая материалы, можно было ржать не непрерывно, как с первым, а только в избранных местах.
В этом Соборе приняли участие и большевики. Причем не только в рассуждении использовать его как трибуну для агитации (хотя из трех их делегатов два были именно болтунами), а и с целью, если получится, принять участие в работке создаваемых этим собором легальных органов народовластия. Ильич даже написал специальную работу, в которой указывал на обострение противоречий между основными империалистическими державами и делал вывод, что большевики этим не имеют права не воспользоваться. Во исполнение чего в Питер был командирован товарищ Коба, где он под фамилией Сталин устроился вагоновожатым в организующееся трамвайное депо – большое, но только что возникшее предприятие, где коллектив еще только складывается. Теперь в числе коллекционных документов у меня была не только кляуза Толстого, но и фотография товарища Сталина за штурвалом трамвая и с трубкой. Понятно, что в Собор он проскочил без особых трудностей. Там Иосиф Виссарионович выступал в основном по национальному вопросу… Я взял стенограмму его последнего выступления и начал читать:
«Водитель трамвая везет народ, не интересуясь, кто его пассажиры по национальности. Он везет русского, татарина, немца… Даже еврея – и то везет! И если он начнет оглядываться назад, выяснять, кто его пассажиры, где они сидят и прочее – трамвай может даже сойти с рельсов. Наша страна – гораздо более сложный механизм, чем трамвай. И если мы будем продолжать как-то делить ее граждан на людей разного сорта – сход с рельсов неминуем…»
Собор имел задачей избрать Конституционное Собрание и выработать наказы по его работе. Делегаты еще не знали, что принято решение в порядке эксперимента предложить Собору избрать двух министров – одного на давно существующий пост министра земледелия, другого – на вновь организуемый министра по делам национальностей. Правда, так уж получилось, что товарищ Сталин это знал.
Надо будет ему вторую жену подобрать получше, подумал я, а то сам он нашел какую-то… не очень уравновешенную, так скажем. Взяла и застрелилась… Наши девочки станут тебе стреляться, держи карман шире. Сами кого угодно пристрелят и скажут, что так и было! Или, может, лучше сделать так, чтобы первая не помирала, она же вроде еще жива? Уточнить ситуацию, сделал я пометку в своем блокноте.
Под занавес работы Собора Гоша собирался озвучить несколько указов, в том числе о снятии всех ограничений со старообрядцев и отмене черты оседлости. И если с первым все было просто, то второе предполагалось сделать поэтапно, под контролем того самого национального министерства и еще одной небольшой конторы – Комитета по правам граждан. Потому как, пока эти граждане ими не научились пользоваться, не нанося ущерба России, их придется тонко и незаметно направлять, чем и должен был заняться это комитет.
