Дмитрий Ясный - Вернувшийся к рассвету

Полковнику вспомнились фотографии утопленника с объеденным рыбами лицом, ровный разрез на шее. Не десятки беспорядочно нанесенных колотых ран, а всего три и все по делу. Обезоружить, следующим ударом снизить активность противника и летальный удар. Хладнокровное, просчитанное убийство совершенное тринадцатилетним ребенком.

И ты надеешься, Кай, что после этого тебе поверят? Ты вдруг становишься хорошим мальчиком, настоящим патриотом своей страны, сотрудничаешь с органами, сдавая пачками своих подельников, «сливаешь» информацию. На твоей груди вывешена невидимая табличка: «Осознал, раскаялся, исправляюсь». Нет, человеческая личность не детская игрушка «калейдоскоп» — встряхнул, повернул, раз и другая личность. Был спекулянт и убийца, а стал честный человек. Так не бывает. Это стало тебе зачем-то нужно, жизненно необходимо. Может быть, ты разочаровался в выбранном пути, решил пойти по-другому? Понял, что в тупике, что выбор неверен и закончится рано или поздно крахом всего, что ты выстраивал и добивался? Да, так и было, скорее всего, в способности просчитывать ситуацию тебе не откажешь. Сейчас ты нужен и защищен, у тебя есть некоторые возможности, позволяющие обрастать связями, получать информацию более высокого уровня, заслужить иммунитет от наших «внутренних» органов. И вот для чего это тебе нужно, я всё-таки постараюсь узнать. Обязательно. Опасен ты, Дима. Ты как авиационная бомба с несработавшим взрывателем — неизвестно когда рванет. Тем более, сейчас. Правы китайцы, желая своим врагам жить в эпоху перемен, ох, как правы! Проклятье многоступенчатое, с большой площадью поражения. Перемены будут и не факт, что к лучшему. Веет с «верхов» неприятным сквозняком, холодит, заставляет нервничать. Ощущение предстоящей грызни за власть, за попадание в «обойму», за места у кормушки, становится все более чётким, колющим сердце. Любой фактик, преподнесенный как нужно, чужой рапорт, может вызвать лавину, что похоронит всех — тебя, меня, все начатые схемы и разработки. А ты у нас, как ни крути, убийца. И те, кто пополняет валютой личные номерные ячейки в Цюрихе и Женеве за твой счет сейчас, потом отвернутся. Сдадут тебя вместе со мной, спасая свои шкуры. Не задумываясь. Потому что они боятся. Боятся, что станет известно про их счета на «черный день», про их махинации со средствами, выделяемыми на «освободительную борьбу», боятся собственной тени. Предатели, но сидящие так высоко, что до них не дотянуться. Черный день…. В Датском королевстве не просто что-то прогнило, а в королевстве правит гниль…..

Полковник несколько раз прошелся по ковровой дорожке.

Мысли правильные, верные, но несколько не ко времени. Там, не все подобные этим…. Есть и честные люди, настоящие коммунисты! Два рапорта, три аналитические записки были поданы им наверх и тщательно рассмотрены. Кое-что поменялось, кое-кто лишился погон, кто-то направился «окормлять» берега Ледовитого океана или пересчитывать оазисы в пустыне. Так что…

Полковник оборвал сам себя. Дима, Дима…. Почему же ты порвал со своей девушкой? А ты к ней неравнодушен и плохо это скрываешь. Хочешь вывести из-под удара? Похвальное желание, но несколько противоречащее твоему сегодняшнему образу. Кстати, сейчас лето, а следом у нас идет осень. Почему бы не организовать поступление твоей Нади в московский институт? Не в тот же, где учишься ты, в другой, попроще. Какой-нибудь сельхозхозяйственный? Сомневаюсь, что она тебя не найдет и тогда я понаблюдаю за твоей реакцией. И оставлять тебя без присмотра на природе не следует. Мотоцикл, гм, мотоцикл…..

Полковник набрал телефонный номер:

— Мартын, здравствуй. Да, я. Хорошо. Слушай, ты зарезервируй мне по дружбе десятка два «маячка» из серии МН-10, очень надо. Мои ребята тебе завтра заявку принесут. Да, было бы замечательно встретиться. Рыбалка? Знаешь, лучше всего перед выходными еще раз созвонимся. Да. Хорошо, бывай.

Глава пятая

Московская Олимпиада закончилась. Пузатый, резиновый Олимпийский Мишка улетел на воздушных шарах, приземлился и был скомкан, погружен и увезен на склад, где его и сгрызли крысы. Сознательности грызуны не проявили, впрочем, они и не знали, что они не простые паразиты-вредители, а настоящие социалистические крысы, не чета продажным капиталистическим пасюкам. Десятки тысячи мальчиков и девочек каждое утро смотрели в окно, ожидая, что вот-вот мимо их дома пролетит улыбающийся талисман Олимпиады. И мечтали, что именно они его найдут и принесут к себе домой, посадят за стол, накормят мёдом и напоят лимонадом. Никто из них не верил, что самая настоящая сказка, участниками которой они стали этом летом, просто взяла и закончилась. Не верили и сотни советских девушек, что их Жан, Свамбу, Тонни и другие смуглые, черные и белокожие друзья уехали и не обещали вернуться. Не хотели они верить, что их больше не обнимут крепко-крепко и не поцелуют так, что ноги станут слабыми, ненадежными, и перед глазами всё закружится, а мир расцветет неведомыми красками. Они плакали у окон, в уголках диванов, на пустых ночных кухнях общежитий, укутавшиеся пледами, обхватившие коленки руками. А где-то глубоко у них внутри, под страдающим сердечком, зарождалась новая жизнь. Горластая, капризная, кудрявая, с непривычно черным цветом тонкой кожи. Это были будущие «дети олимпиады» с не очень легкой судьбой.

Сорок пять государств, что отказались прислать своих представителей на Московские игры, презрительно пофыркали над огромным количеством золотых медалей, что выиграли советские спортсмены. Сладкоголосые первые лица бойкотирующих стран вышли к микрофонам, устроились в креслах перед телевизионными камерами и сделали значительные лица. По команде режиссера они на весь мир заявили, что если бы они были там, то все олимпийское «золото» выиграли бы только их самые быстрые, сильные и ловкие белозубые парни и страшненькие двуногие существа, по недоразумению зовущиеся мисс. Москва промолчала. Да и что тут говорить? Приезжали бы и побеждали, а то пиз…ь — то каждый может, это вам не самосвалы мусора с улиц столицы и стадионов вывозить. Ещё и проверять каждый, на предмет случайно уснувшего среди вороха транспарантов отмечавшего наши победы советского гражданина. Были такие у нас несознательные товарищи. Да и вообще, Москве было совершенно не до этого, слишком много дел предстояло сделать. Заглушить западные радиостанции из-за событий в Польше, посмотреть на чертика из коробочки, некого Леха Валенсу, усилить воинский контингент в Афганистане к зимнему наступлению на окончательно оборзевших душманов. Да и в самом аппарате власти начинаются подковёрные игры — намечается перестановка в Совете Министров СССР. Так что Москве не до болтунов из-за границы, делом надо заниматься, а не на разных шавок забугорных внимание обращать. Поэтому и я не отвлекался на исходящую злобным лаем и уже начинающую хрипеть собачонку тетки из соседнего подъезда. Я не Москва, но и гоняться мне за четырехногим слюнявым комком шерсти как-то не солидно. Ну и собачонка была осторожна — получив один раз по мелкозубой морде ключом «девятнадцать на семнадцать», она теперь держалась на приличном расстоянии от меня. Я перевел взгляд на закрепляемый брызговик — так, тут нужен еще один болт и работа будет почти закончена. Хромированную полоску и катафоту я закрепил заранее, прокладку на «штанах» глушителя поменял, разбитое зеркало заменил. Да, забыл сказать, что купил себе мотоцикл. Ту самую красную «Яву» с блестящими дугами, предмет мечтаний и завистливых взглядов почти всего мужского населения нашего дома. С настоящими «рогами» руля по спецзаказу, зеркальными щитками и не простым черным кожаным сиденьем, а красным, с прошитыми двойной строчкой швами. Выглядело сие творение чехословацкого последователя Харлея после данного тюнинга на все сто и мне очень нравилось. Только после пробега по проселочным дорогам московской области появилась некрасивая царапина на бензобаке, оторвался брызговик, а я лишился своих вельветовых «ренглеров». Кусты на повороте не захотели мне дорогу уступать, за что и поплатились. Ну да джинсы дело наживное, а вот с царапиной что-то надо делать. Перекрасить бак, зашпаклевать и нарисовать молнию или грозную морду тигра? Тогда надо договариваться с покраской и объяснять автомобильным малярам основы аэрографии. Интересно, сколько они запросят? Деньги не проблема, проблема их потратить. Я, конечно, понимал, что все мои аферы со ставками на результаты соревнований отслеживались, но известен ли моим сторожам истинный размер выигранной суммы? Количество же полученных мною дензнаков впечатляло. В стране, где самая крупная купюра имела номинал в сто рублей, трудно переносить в карманах куртки почти семь тысяч. А если учесть, что основная масса денег была предоставлена пятерками, «червонцами» и двадцатипяти рублевыми купюрами, то когда я шел от Аверьяна, был необычайно толстым в районе живота под курткой. В конце августа и в осенней куртке! Я шел до остановки, ехал в метро и хихикал про себя, представляя, как меня, такого подозрительного, останавливает милицейский патруль, требует документы и пытается учинить обыск. Интересно, какие бы у них были глаза, если бы они после извлечения у меня из-за пазухи указанной выше суммы, узрели моё удостоверение внештатного сотрудника КГБ? Но пронесло. Никто меня не остановил, а на беспричинно веселящегося юношу внимания обращали мало. Запаха алкоголя нет, одет прилично и чисто, а то, что постоянно улыбается, то может у человека просто настроение хорошее? Любимая девушка, например, поцеловала, прямо в губы. То, что у данного веселья могут быть и неестественные причины, советские граждане тогда и представить себе не могли. Разве только каким-то образом узнали, что я все-таки не удержался и избил этого клопа с революционной кличкой после полного расчета. Эта мокрица начала мне предлагать поехать в ресторан, выпить вина, рвалась познакомить с «девушками» и даже рискнула одно такое существо подозвать к нам, облизывая губы и похотливо потирая ладошки. Я не сдержался, ударил. Потом еще раз и еще. Когда он перестал скулить и только вздрагивал, я ушел. Трущиеся рядом партнеры «жучка» подойти не решились, а моя «наружка» флегматично взирала на расправу издалека и, по-моему, была со мной полностью солидарна. Наши люди.