Андрей Муравьёв - Паладины
Впереди, нахохлившись, ехал казак.
Когда показались ворота замершего селения, Костя нагнал подъесаула:
– Тимофей Михалыч, может, повернем… поможем? А?
Горовой весь побелел от гнева.
– А я, по-твоему, не хочу? – Он указал рукой на вершины близких гор. – Только вот она, наша цель. Нам туда надо добраться, а оттуда – домой! Думаешь, меня не гложет? Я драться готов! Да только тебя не ждут дома сынки, женка, а меня – ждут! И мне надо вернуться к ним! Живым вернуться!
Костя попробовал было отъехать от ревущего в гневе подъесаула, но тот ухватил лошадь товарища за уздечку:
– Стой!
Горовой дышал быстро-быстро, как в бою, когда решения надо принимать мгновенно, а двигаться еще быстрей.
– Венегор!
Подлетел фламандец. Его седые усы воинственно топорщились, взгляд прожигал командира насквозь, но слов упрека не было.
Горовой чеканил слова:
– Возьмешь всю кавалерию и обоз, а также легкораненых и… Константина. – Он ткнул пальцем в Малышева и бросил поводья его коня фламандцу. – И за стены. Дуйте в сторону холмов и там занимайте оборону. – Казак перевел взгляд на север, где сейчас уже начался новый бой. – А я с сотней вдоль стены пойду. В бок врагу ударю, помогу франкам.
Глаза фламандца засияли. Он силился что-то сказать, но только кивнул, показывая, что все понял. Через мгновение пехота уже строилась.
– Да ты что, Михалыч? Вместе пойдем! – Костя подал коня поближе.
Горовой покачал головой:
– Не дури, Костик. Я без тебя с той машинкой, которая через время перевозит, все одно ничога не зроблю. А ты… – Он вздохнул. – Ежели не вернусь… пообещай, что семью мою знойдешь и вытянешь с той свистопляски, которая там скоро буде. С бойни, что ты Улугбеку расписывал.
– Михалыч!
Брови подъесаула сошлись в гневе:
– Клянися!
Малышев потупил глаза:
– Богом клянусь…
Казак усмехнулся:
– Ну добра… Тады добра… Этого хрукта держи. – Он ткнул мечом в сторону связанного итальянца. Подумал и хлопнул товарища по плечу: – Ничога! Дасть Божа, усе буде горазд![84]
Через мгновение сотня исчезла в лабиринтах узких улочек.
6
Селение было небольшое, но продвигались крестоносцы не быстро.
Узкий проход, оставленный вдоль вала с частоколом, служившего местным жителям крепостной стеной, был достаточно удобен для одного, максимум для двух всадников. Теперь же по нему бежала почти сотня вооруженных паломников.
Кроме того, как ни спешил Горовой, обойтись без разведки он не мог. Потому впереди трусили несколько всадников, готовых предупредить о возможных засадах и преградах на пути. До северной окраины, где, судя по шуму, шел бой, отряд добирался почти пятнадцать минут.
Когда дозорные сообщили, что за следующим домом идет сражение, казак остановил пехоту. Для большей эффективности надо было разобраться в ситуации.
Та выглядела просто. Отступающие тюрки, на руках которых был раненый вождь, не успели покинуть селение. Увидев за спинами пеших крестоносцев, степняки, видимо, решили, что это несколько увлекшихся преследованием христиан, и приняли бой. А раненого командира отнесли подальше от шальной стрелы. В ближайший дом.
Франки же, настигнув врага, первым делом отрезали того от уже таких недалеких ворот. Однако не учли они одного фактора: меткости тюрок. Дети степей, забаррикадировавшись в постройке, легко отбили несколько штурмов, устлав землю перед входом добрым десятком бездыханных тел. При любой попытке приблизиться и разобрать преграду на атаковавших сыпался град стрел.
В момент, когда подошел отряд Горового, крестоносцы активно готовились к очередной атаке. На трофейную телегу грузили и увязывали бревна, поливая их маслом и смолой. Пара человек раздувала угли в глиняной тарелке. По бокам телеги были уже навешены щиты, должные защитить смельчаков. Пылающий таран, разогнавшись, не только пробьет и разметает хлипкую баррикаду, но и подожжет ворота. Франки готовились к штурму за поворотом дороги, чтобы тюрки не видели их и не смогли тревожить стрелами.
Горовой решил разделить свой отряд на две части. Меньшую под руководством одного из старейших рыцарей Тимофей Михайлович собирался отправить к крепостным воротам. Остальных выстроить подобием клина и ударить в бок мусульманам, если те осмелятся на вылазку. Осуществить планы он не успел.
Тюрки не стали дожидаться, пока их поджарят, как и не решились атаковать в лоб превосходящие силы врага. Мусульмане пошли на прорыв. Ворота во внутренний дворик дома, прилегающего к тому, за который шел бой, распахнулись, и из них вылетели на рысях три десятка лихих кавалеристов. Десятки стрел вспороли воздух.
Зажатые в доме степняки, видимо, проломили стены в соседний двор и через проход увели туда весь отряд. Теперь телохранители эмира[85] стремились сполна реализовать все преимущества неожиданного нападения.
На небольшой площадке перед закрытыми воротами закипел бой. Несколько франков, не имевших луков и следивших больше за тем, чтобы к врагу не подошло подкрепление извне, оказались прекрасными мишенями. Большие щиты и кольчуги не помогали: один за другим христиане падали наземь.
Тюрки, прорвавшись к створкам ворот, уже начали скидывать с них здоровенный запорный брус, когда в бок им ударили крестоносцы Горового. Впереди бежал сам рыцарь Тимо. Подъесаул несся гигантскими прыжками, прикрывшись щитом, уже изрядно порубленным, но еще достаточно крепким, чтобы выдержать парочку стрел. На счастье, это были не арбалетные болты, способные при выстреле в упор пробивать и броню и пехотинца навылет, а всего лишь тюркские аналоги, но и их силы хватило, чтобы граненые острия вынырнули из дерева щита с внутренней стороны. Все это казак отметил мельком. Как и свистнувшую около уха посланницу смерти, вошедшую по самое оперение в горло кнехта, бежавшего следом, отчего на спину подъесаула полетели брызги алой крови. Только краешком сознания… Лишь долю секунды его это занимало…
Мысли привычно замедлились, а рефлексы ускорились, превращая секундные поединки в целые сражения, подробности которых потом вспоминаются годами или забываются сразу после их завершения. Потому как дальше была рубка.
Рыцарь ушел от прицельного выстрела заросшего до бровей степняка, гарцующего на тонконогом жеребце, принял на щит выпад его соседа и коротко кольнул в открытую подмышку острием сабли. Тюрок крутанулся в седле, отклоняясь назад, и тут же исчез из поля зрения, сметенный наземь чьим-то боевым молотом.
Чудовищный удар обрушился на лоб. Пущенная с короткого расстояния стрела срикошетила от шлема и ушла вбок. Подъесаул на секунду остановился, очумело тряся головой. Рубившийся рядом незнакомый рыцарь прикрыл соседа щитом, в который тотчас же воткнулось копье.
Тимофей Михайлович жестом показал, что все в порядке, и ринулся дальше. Следом бросились сразу несколько кнехтов.
Уход, принял саблю на гарду, выпад – молодой кочевник сник в седле. Над плечом возникла оскаленная морда жеребца. Боевой конь хватанул плечо человека зубами. Боли практически не было, но рефлекторно казак отпрыгнул. Крестоносец, защищающий командира, рубанул жеребца по ноздрям, конь взвился на дыбы. Его всадник, молодой скуластый паренек, почти подросток, оказался прекрасным наездником. Он удержался в седле. Короткое копье, виртуозное владение которым не давало приблизиться к тюрку, свистнуло в воздухе, пролетев под рукой Горового и войдя в бок сражавшегося справа христианина. Степняк, оставшись без пики, взмахнул рукой, ловя подвешенную на кисти саблю, но опоздал. Сразу два клинка, один в бедро, второй в живот, вырвали его из седла.
В тесноте не было места для джигитовки. Некоторые противники, зажатые соседями, сами спрыгивали с коней на землю, чтобы получить возможность маневра.
Тимофей Михайлович глянул на ворота. Быстрее! Быстрее! Счет шел на мгновения. Еще чуть-чуть, и вождь мусульман успеет покинуть городок. А это значит, что у разбежавшихся воинов опять появится предводитель, способный собрать их и устроить двум сотням крестоносцев кровавую баню. Быстрее!
– Deus lo volt! Главного – живым брать! – это голос Рональда Бозэ. Франки барона добежали до места боя.
«Это правильно! Такой заложник – наш пропуск!» – Тимофей Михайлович оценил идею.
Быстрее! Вот слетел вниз, подняв столб пыли, толстый деревянный брус, ворота начали распахиваться. Раненый эмир, подвешенный в люльке между двумя всадниками, что-то крикнул. В открывшуюся щель прошмыгнул верховой, следом – другой, затем двинулись телохранители, оберегавшие своего господина.
«Не успели!» – констатировал Тимофей. Рука автоматически отбила вялый выпад неприятеля.
Створки распахнулись. Толпа хлынула наружу. И тут же раздалась короткая автоматная очередь.
– Deus! – это уже откуда-то из-за частокола.
И разочарованный вопль десятка тюркских глоток при виде набравшего ход клина латной христианской кавалерии. Венегор, выведя обоз за пределы города, оставил пехоту прикрывать телеги, а сам вместе с Малышевым повел всадников вдоль стены на помощь своему баннерету. Поспели они вовремя.
