Андрей Величко - Юрьев день (СИ)

— Да на здоровье, — вздохнул я, — вот только у дамы есть одна… скажем так, особенность.

Дальше я перевел на немецкий выражение «слаба на передок», а потом пришлось еще разъяснить, что оно означает.

Вильгельм жизнерадостно заржал.

— Раз ты об этом так уверенно говоришь, то, небось, имел случай убедиться? И ведь наверняка не один раз.

Я скромно пожал плечами — мол, все мы люди, чего уж там.

— Она не раздавит, если будет сверху? — не унимался будущий кайзер.

— Да пока вроде не раздавила. А ты что, тоже заинтересовался?

— А как же? Только что ведь обещал лично проследить за тем, чтобы она ни чем не испытывала нужды. Вот и придется выполнять обещанное… именно лично. Тем более что она в моем вкусе.

Перед разговором с Людочкой я побеседовал с Петром Маркеловичем.

— Надо успеть подобрать ей сопровождающего, — пояснил я, — причем не только знающего немецкий язык, но и представляющего себе реалии жизни в Германии. А то как бы наша простая душа сдуру во что–нибудь не вляпалась. Кроме того, он, разумеется, в своих докладах должен освещать не только поведение подопечной, но и прочие вопросы, могущие показаться нам интересными.

— Сделаем, — кивнул канцелярист.

— Кроме того, — продолжал я, — сама Людочка тоже должна писать в Россию. Как ей там живется, о Маргарите, о Вильгельме, об их взаимоотношениях с родителями и вообще обо всем, что увидит и сможет осознать. Кому лучше ей об этом сказать — мне или вам?

— Наверное, вам, Александр. Меня она, конечно, тоже слушается беспрекословно, но перед вами просто благоговеет. Вот вы ей и поставьте задачу, а я потом только уточню детали.

Разговор с Людочкой был довольно коротким, но в конце свернул в несколько неожиданную сторону. Мышка уже знала о предстоящей командировке в Германию, была этим несколько испугана, но настроена решительно — мол, где наша не пропадала.

— Не переживай, с тобой поедет сопровождающий, который знает и язык, и страну, так что не волнуйся, все будет хорошо. И еще сын кронпринца Вильгельм обещал о тебе позаботиться. Кроме того, он вообще тобой заинтересовался, так что не теряйся.

— Ой, ваше высочество, когда же это я терялась, и вы даже не представляете, как я вам благодарна! Только скажите, что угодно для вас сделаю. А этот сын какого–то принца, он как, по положению выше вас или все–таки ниже?

— Пока немного пониже, но скоро его отец станет императором, тогда Вилли будет уже повыше. И, дорогая моя мышка, кое–что ты все–таки можешь для меня сделать — если захочешь, конечно, принуждать ни к чему не буду.

— Обязательно захочу! А что хотеть–то придется?

— Писать мне письма. О том, как там себя чувствует Маргарита, как ее сестры, что там у вас с Вилли и вообще обо всем, что тебе покажется интересным. Передавать их будешь человеку, который доставляет Маргарите письма от Николая.

— Как мы ее причесали да подкрасили, они с цесаревичем такой красивой парой стали, что прямо залюбоваться можно. Не знаете, у них все хорошо, они поженятся?

— Думаю, что да.

— Вот и замечательно, они же друг другу нравятся, а эта маленькая ему точно хорошей женой станет. А вам которую постарше сватают?

— Уже нет.

— Отказались? Ну и правильно, не пара она вам. Получше найдете.

— Мышка, когда я захочу жениться, то обязательно обращусь к тебе за советом. Но пока не хочу.

— Ох, ваше высочество, извините меня, дуру толстую, действительно не в свое дело лезу. А не знаете, долго ли мне в неметчине–то этой куковать?

Я прикинул — максимум через полгода Вилли станет кайзером и даст младшей сестре разрешение на брак с Николаем. Около года уйдет на согласование всяких деталей, а потом будет помолвка, после которой, скорее всего, бывшая мартышка останется в России.

— Года полтора, максимум два.

— Так я там даже толком соскучиться не успею! Еще раз спасибо вам, ваше высочество, за все, что вы для меня сделали.

Глава 30

Вильгельм с сестрами уехал в начале февраля, пройдя курс первоначального обучения на дельтаплане с комбинированным управлением, то есть научившись взлетать, более или менее удерживать аппарат в заданном направлении и садиться в снег, не поломав лыж. Но один из приехавших с ним немцев остался. В этом не было ничего удивительного, ибо звали его Отто, а фамилия была Лилиенталь. В другой истории именно он первым начал совершать управляемые полеты на аппаратах тяжелее воздуха — правда, на безмоторных, то есть планерах. Но летали они у него дальше и в воздухе держались дольше, чем первый биплан Райтов, однако всемирная слава Лилиенталя обошла. Так, задела чуть–чуть кончиком крыла, и все.

Еще год назад он получил от меня письменное согласие на приезд в Россию и знакомство с моими дельтапланами, но реализовать его смог только сейчас в силу финансовых трудностей. Они, собственно говоря, у него никуда не исчезли, но Отто, случайно узнав о готовящемся визите Вильгельма в Россию, набрался наглости, добился приема и показал сыну кронпринца мое письмо. Из которого, между прочим, вовсе не следовало, что я не видел Лилиенталя ни разу в жизни и ничего о нем не знал — скорее наоборот. Здесь он действительно пока не добился успеха, но в двадцатом веке я про его полеты читал, еще учась в шестом классе. В общем, Вильгельм повертел в руках мое письмо, так и не разобравшись, какие именно отношения связывают нас с Отто, и на всякий случай включил Лилиенталя в состав делегации. Прибыв же в Гатчину, он попросил меня и его включить в состав учеников. Я согласился. Правда, Отто учился летать на обычном дельтаплане, управляемом трапецией, а не ручкой, ибо таковой у нас пока был всего один, но ничего плохого я в этом не усмотрел.

Кстати, Лилиенталь оказался первым, кто обратил внимание, что дельтапланы построены вовсе не по чертежам Леонардо да Винчи. Так, есть некоторое сходство, но не более того.

— Видите ли, Отто, — пояснил я, — это господь бог мог выбирать самые эффективные решения, не заботясь об их простоте. Крыло не только птицы, на даже летучей мыши слишком сложно, чтобы его можно было адекватно воспроизвести на сегодняшнем уровне развития техники. Леонардо это понял, и его чертеж есть первая попытка упростить конструкцию птичьего крыла, пусть даже и с небольшой потерей качества. Не знаю, почему она не была реализована — то ли ему денег не хватило, то ли времени. Моя конструкция есть следующий шаг в том же направлении. Я тоже начал упрощать, но уже не птичьи крылья, а конструкцию Леонардо. Так как и время, и деньги у меня были, моя конструкция в конце концов полетела. Возможно, аппарат, придуманный да Винчи, летал бы лучше, но лично меня устраивает и то, что получилось.

Лилиенталь запомнил мои слова, но узнал об этом я почти через год.

Тем временем февраль подходил к концу, и однажды утром отец сразу после завтрака пригласил меня в свой кабинет.

— Только что пришла телеграмма о смерти старого Вильгельма, — сообщил он. — Что, по–твоему, станет делать Фридрих?

Быстро дедушка помер, в самом начале года, а Вилли, значит, сядет на трон где–то в начале июня, подумал я и ответил родителю:

— Ну, во–первых, он сразу запретит Маргарите даже думать о свадьбе с Ники, — начал я. — Затем постарается свести на нет наши предварительные договоренности о кредитах. После чего, возможно, попробует продавить увеличение таможенных тарифов на наш экспорт, но на это у него точно не хватит времени. Ему осталось месяца три. Может быть, три с половиной, но никак не больше четырех. Он уже и говорить–то толком не может, с людьми общается письменно. В общем, я считаю, что нам не надо делать никаких резких движений, даже если таковые начнет производить немецкая сторона.

— А ты представляешь, куда нас может завести такая политика, если болезнь Фридриха все же окажется не смертельной?

— Ну так и через четыре месяца что–то исправить будет еще не поздно, но это вряд ли. Не живут с такими диагнозами. Готов поставить свою долю аляскинского золота против одной десятой вашей доли, что еще до первого июля вам придется выражать Вильгельму соболезнования в связи с кончиной отца и поздравлять с восшествием на престол.

— Тоже мне игрок! Ладно, иди. Хоть это и не по–христиански, но я надеюсь, что ты окажешься прав.

Разумеется, так и получилось. История, хоть она и не очень точная наука, все–таки что–то дать может. Четвертого июня пришла весть о том, что Фридрих Третий скончался, процарстовав, как ему и было положено, всего девяносто девять дней.

— Хоть мы с тобой пари и не заключали, — заметил мне отец, — но награду ты все равно заслужил. Мне удалось выдавить из Вышнеградского для тебя двести пятьдесят тысяч. Можешь тратить на что хочешь, хоть на подарки любовницам.

Я на мгновение подумал, что отец все знает про Марину, но быстро успокоился. Он, конечно, уверен, что у меня кто–то есть, и в принципе может даже предполагать, кто именно — не так уж много женщин регулярно появляются в Приорате. Однако для догадки, что его сын втрескался в Маришку без памяти и почти ничего с этим не может сделать, у него нет никаких оснований. И, значит, чтобы они так и не появились, дорогих подарков любимой дарить нельзя. Блин, ну что это за жизнь–то, а? Великий князь не может подарить своей милой даже какую–нибудь банальную хреновину с брильянтами. Так ведь она их у меня не возьмет, сама говорила! А что там еще олигархи дарят своим любовницам? Ага, кажется, появилась идея… блин, ну до чего же люди от любви глупеют! Такая идея должна была появиться сразу после первой встречи с Маришкой. Так, и еще одна мысль есть…