Александр Михайловский - Мир царя Михаила

Но и помимо этого произвол фабрикантов должен быть ликвидирован. Ведь вы, Петр Николаевич, государственник? – Когда Дурново легким кивком ответил на вопрос Ленина, тот продолжил: – Так вот, нищий народ – это прямой подрыв устоев государственности. Точнее, экономики государства. Чтобы в стране бурно развивалась промышленность, необходимы покупатели того, что эта промышленность произведет. А что может купить нищий, едва сводящий концы с концами? А крестьянин, у которого нет средств на покупку новейших сельхозорудий, удобрений, наконец?

Вот в чем корень зла – в нищете большей части народа! Так дальше жить нельзя! Если вы, Петр Николаевич, хотите, чтобы государство наше было сильным и богатым, чтобы народ наш был счастлив, то придется очень многое менять. Вот только готовы ли власти предержащие к этому?

Дурново задумался. Потом улыбнулся и сказал:

– Наверное, да. Готовы. Не все, конечно, но… У нас просто нет выбора. Как скажет лет этак через тридцать ваш товарищ по партии, – тут министр посмотрел на внимательно слушающего весь этот разговор Кобу и процитировал по памяти: – «Мы отстали от передовых стран на пятьдесят – сто лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут…»

– Удивительно правильно вы тогда сказали, уважаемый Иосиф Виссарионович, – с легким кивком в сторону Кобы сказал Петр Николаевич, – и нам сейчас придется заниматься тем же самым, чем вы занимались в той истории, из которой к нам пришли уважаемый Николай Арсеньевич и очаровательная Ирина Владимировна.

– А вы бы не хотели тоже принять участие в реформировании России? – неожиданно спросил Дурново у Кобы. – С вашими талантами организатора и стальной волей вы, Иосиф Виссарионович, могли бы принести немало пользы нашей державе. Конечно, сейчас вы еще молоды, но Александр Македонский уже в восемнадцать лет отличился в сражении при Херонее, разбив доселе непобедимый «Священный отряд» фиванцев…

– Извините, уважаемый Петр Николаевич, – смущенно улыбнувшись, сказал будущий советский вождь, – я даже как-то не задумывался об этом. Мне еще многому надо научиться. Впрочем, – тут Коба посмотрел на министра, – у русских людей есть хорошая пословица: глаза боятся – руки делают. Если у меня получится что-то сделать полезное для простого народа, то я буду этому только рад. Владимир Ильич, – Коба посмотрел на Ленина, – я прав?

– Абсолютно правы, товарищ Коба, – ответил Ильич, прищурив левый глаз, – революция ведь не самоцель, а средство, с помощью которого жизнь народа должна стать лучше. И если ее можно улучшить без свержения правящего режима, то почему бы и нет… Нам ведь, так сказать, предлагается поучаствовать в революции сверху. Хотя должен признаться, работа предстоит адова, перестроить самодержавие будет ничуть не легче, чем его свергнуть…

Я вмешался в беседу:

– Зато людские потери во время реформ – а это и есть «революция сверху» – гораздо меньше, чем во время русского бунта, который, как говорил Александр Сергеевич Пушкин, «бессмысленный и беспощадный». Ну и, как показало Смутное время, страна с ослабленной центральной властью начнет разваливаться на части.

– Это вы верно заметили, Николай Арсеньевич, – сказал Ильич, – нам чужд эсеровский путь, который ведет к кровавому бунту всех против всех. К тому же, – обратился он ко мне с хитрой улыбкой, – вы почему-то не до конца процитировали фразу Пушкина. Полностью она звучит так: «Не приведи Бог видеть русский бунт – бессмысленный и беспощадный. Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердные, коим чужая головушка полушка, да и своя шейка копейка».

– Вот и отлично, Владимир Ильич, – сказал Дурново, – теперь я думаю, что мы найдем с вами общий язык.

Потом он посмотрел на наших красавиц и укоризненно заметил:

– Господа-товарищи, нам всем должно быть очень стыдно за то, что мы совершенно позабыли о присутствующих здесь дамах. Давайте прервем на время наши мужские беседы о политике и экономике и попытаемся найти другие темы, которые были бы интересны нашим очаровательным Ирине Владимировне и Надежде Константиновне. Сударыни, я бы хотел предложить кофе по-турецки и свежие бисквиты. Вы не против?

Капитан Тамбовцев Александр Васильевич

Вызов к главе российского правительства был для меня неожиданен. За эти тревожные дни, наполненные работой по расследованию всех обстоятельств заговора, который закончился убийством императора и попыткой военного путча, мне иногда не хватало времени даже на то, чтобы поспать шесть часов без перерыва. А возраст и здоровье давали о себе знать. В общем, я загонял себя так, что однажды, внимательно посмотрев на меня, наша любезная Нина Викторовна нахмурилась и приказным тоном велела мне отложить в сторону все дела и немного отдохнуть.

– Александр Васильевич, дорогой, – сказала она, – мы, конечно, люди военные и должны «стойко переносить все тяготы и лишения», но надо ведь и меру знать. Свалитесь – кем я вас заменю? Так что, давайте, не спорьте, и – шагом марш отдыхать!

Приказ командира, как известно, есть закон для подчиненного. Поэтому я не стал спорить с полковником Антоновой и отправился в свой закуток, принял фирменный «ночной коктейль» – смесь из двадцати капель настоек пустырника, валерьянки и боярышника, после чего разделся, лег на кровать и мгновенно провалился в тяжелый сон без сновидений.

Проснулся я относительно бодрым. Посмотрел на часы, лежавшие на прикроватной тумбочке, и даже присвистнул от удивления – ничего себе, проспал почти двенадцать часов.

И вот тут-то ко мне явился не запылился гонец от Вячеслава Константиновича фон Плеве с предложением о встрече. Отказывать пока еще второму человеку в государстве было как-то неприлично, и я, кряхтя и ворча, отправился приводить себя в порядок.

От Новой Голландии до Мариинского дворца было рукой подать, но я помнил приказ Нины Викторовны о том, что нам необходимо соблюдать осторожность. Поэтому я отправился в резиденцию главы правительства на дежурном «Тигре», позади которого рысил пяток конных жандармов. Со стороны это выглядело немного комично. Во всяком случае, с точки зрения моих современников.

Я примерно догадывался, о чем у нас с господином Плеве пойдет разговор. Несколько дней назад я пересекся с ним и накоротке сказал Вячеславу Константиновичу, что сейчас, конечно, мы воленс-ноленс должны в первую очередь заниматься внутренними делами, но не стоит забывать и о том, откуда растут ноги, то есть о делах внешних. И именно ему как главе кабинета до прибытия нового императора надо осуществлять общее руководство процессом. А уже Петр Николаевич Дурново будет думать – как практически решить поставленные перед ним задачи, тем более что он сейчас преимущественно занят германским и датским делами.

Тогда Плеве лишь кивнул мне в знак согласия, и я посчитал разговор оконченным. Ан нет – похоже, что он решил его продолжить, для чего и вызвал, точнее, пригласил меня к себе.

В кабинете, после приветствия и предложения присесть в кресло, господин Плеве, сразу, что называется, взял быка за рога.

– Александр Васильевич, я бы хотел с вами поговорить о приоритетах нашей новой внешней политики. Ведь согласитесь – все, что произошло в последнее время, кардинально изменило расстановку сил в мире. И теперь нашим дипломатам следует определить новые цели и направления их деятельности. Старые альянсы распались, взамен них образовались новые. Но, как я понял, переориентирование всей нашей внешней политики на этом не закончилось?

Я кивнул:

– Скорее всего, да, Вячеслав Константинович. Превращение Германской империи из нашего потенциального противника в союзника и прямо противоположная метаморфоза, произошедшая в отношениях с Францией, мирный договор и возможный альянс с Японией, осложнение взаимоотношений с Британией – все это лишь начало тех изменений во внешней политике, которые последуют после того, как новый император Михаил Второй прибудет в Санкт-Петербург и возьмет в свои руки бразды правления.

Давайте начнем с наших ближайших соседей. Достаточно ровные и доброжелательные отношения со Швецией могут существовать и в дальнейшем, если их не будет все время раздражать финский вопрос. Идти на поводу и финнов, которые, скажем честно, имеют такие права, которых нет у других подданных Российской империи, не стоит. Но резко закручивать гайки – тоже не выход. Но в данном случае, Финляндия – это наше внутреннее дело.

А вот с Норвегией, которая, как известно, состоит в унии со Швецией, именно сейчас, под влиянием наших «заклятых друзей», которые активно мутят воду в Христиании, подстрекая тамошних политиков к выходу из унии, могут осложниться. В нашей истории все закончится провозглашением независимости Норвегии в ноябре 1905 года. На норвежский трон будет приглашен племянник вдовствующей императрицы Марии Федоровны Кристиан, Фредерик Карл Георг Вальдемар Аксель Глюксбургский, который и станет королем Норвегии Хоконом Седьмым.