Штангист: назад в СССР - Артём Март
— Больно много этот пухлый на себя берет, — зло сказал Ковыль. — Надо бы нам с ним как-нибудь переговорить. Где его отыскать можно? Да так, что б при нем егошней собаки не было.
— Какой собаки? — Удивился Гриша.
* * *
Когда мы отвели Джульбарса домой, к Ксюше, я распрощался с ребятами до вечера и пошел к своему двору. Хотелось мне заняться тем, на чем я остановился, до того как меня покричала девочка. Я хотел прочесть записку, которую, выходит, сам написал своему отцу.
Бабушка к тому времени уже вернулась и хлопотала в саду, собирая вишню на компот. Я же пошел в свою комнату. Нахмурился, когда увидел свой ученический стол.
До того на нем лежали старые журналы и газеты, что я почитывал на досуге. Теперь же стол пустовал. Нигде не было и оставленного мною письма.
Я еще раз проверил полку. Даже заглянул в ящики стола, думая, что может засунул письмо туда.
— Да нет же, — сказал я сам себе. — Я помню, что оставил его на столе.
Торопливо выскочив в сад, я позвал:
— Ба! А ты у меня на столе не прибиралась? Не брала с него ничего?
— Оу! Чего⁈ — Крикнула она с того конца сада.
— Говорю, у меня на столе ничего не брала⁈
— А! Сейчас!
Бабушка, поставив железное ведро под вишню, зашагала ко мне.
— На столе говоришь? — Спросила она приблизившись. — Да, брала. Я все старые журналы да бумажки там подобрала, да отдала девчонкам, что макулатуру приходили собирать.
Глава 17
— А что, там было что-то для тебя нужное? — Расстроилась бабушка.
— Было, — вздохнул я с грустноватой улыбкой. — Было кое-что нужное.
Бабушка тоже погрустнела.
— Ну прости, Вова, — сказала она. — Я ж не знала. Меня девчушки позвали, подружки Ксюшкины. Говорят, мол, собираем макулатуру. Ну а я что? Я без задней мысли пособрала старые газеты да журналы. Ну и отдала им все. Знала я, что ты все их поперечитал, и что они тебе ненужные. Я даже и подумать не могла, что среди той бумаги тебе что-то пригодиться может.
— Может, ба. Письмо там было.
— Письмо? — Бабушка удивилась.
— Да. Папино письмо. Которое я ему написал. Нашлось среди его вещей, что хранил у себя дядя Костя.
Бабушка потемнела лицом. Видно было, что она очень расстроена своим поступком.
— Ну я ж не знала…
— Не знала, — согласился я. — И ты не виновата.
— Теперь, наверное, его уже никак и не вернешь, — вздохнула она горько.
— Может, и вернешь, — я задумался. — Давно это было? Давно ты девчатам бумагу отдала?
— Да нет. С полчаса как.
— Ну значит, — я улыбнулся. — Они еще где-то здесь могут ходить. Может, догоню их.
Я направился было во двор, но бабушка меня остановила:
— Вова! Давай я с тобой!
— Зачем это? — Обернулся я.
Бабушка грустно опустила взгляд. Быстро-быстро заморгала. Видимо, глаза ее защипали слезы. Видно было, что очень уж расстроилась она, когда узнала, что выкинула крупицу памяти о моем отце.
— Ну как же… Это ж я виновата, что письмо твое на макулатуру отдала. Давай помогу девчат поискать.
— Ты не виновата, — повторил я. — Ты лучше отдохни. Три часа дня уже. Самое пекло начинается. А как я вернусь, помогу тебе вишню пособирать. Договорились?
Бабушка поджала свои, окруженные паутинками морщин, бледно-розовые губы.
— Ты на меня точно не злишься?
— Точно не злюсь, — улыбнулся я.
— Ну… Ну тогда давай. Я тебя буду на койке ждать, в саду. Надеюсь, еще не поздно письмо возвратить.
— Непоздно, — я хмыкнул и пошел на выход.
Девчат я нашел только через квартал от моего дома. Ксюша со своей подружкой, той самой пухлощекой девочкой по имени Рита, стояли у красного «Москвича» четверки в кузове универсал. Девочки о чем-то весело разговаривали с водителем.
Когда Москвич тронулся и поехал, девочки, погрузившие в машину макулатуру, весело пошли направо, на другую улицу.
— Девчонки! — Крикнул я. — Стойте!
— Вова? — Остановилась первой Ксюша. — А что ты тут делаешь?
Рита глянула на меня и почему-то смутилась. Спрятала взгляд.
— Привет, Володя, — бросила она тихонько.
— Здравствуй, Рита, — подоспел я к ним, — А где ваша макулатура?
— Так, Ритиному папе только что отдали, — пожала плечами Ксюша. — Он на работу едет, и как раз завезет в школу, что мы пособирали. А мы сейчас на второй заход пойдем. А потом в школу.
— Плохо, — я задумался.
— А почему плохо? — Робко спросила Рита.
— В вашей макулатуре могло быть кое-что важное для меня. Скажите, кто к моей бабушке заходил? Ты, Рит?
Пухлощекая девочка, когда мой вопрос коснулся лично ее, аж покраснела. М-да… Кажется, я ей приглянулся. Да только мне сейчас было совсем не до детских романов. У меня на носу соревнования.
— Ну… Ну да. Я.
— Плохо, — задумался я. — Значит, уехало мое письмо.
— Какое письмо? — спросили почти хором, заинтересовавшиеся девчонки.
— Да неважно, — отмахнулся я. — Печально, но ладно. Пойду я.
Я было обернулся, но Рита меня окликнула:
— Вова, а ты на речку завтра пойдешь? На поворот? Там много кто с нашей школы купается. Мы вот, с Ксюшей часто ходим. Завтра тоже пойдем.
— Не знаю, — я улыбнулся. — Не до поворотов мне сейчас, девчонки. А вы купайтесь, загорайте. Вам полезно будет.
Как только я обернулся к дому, сразу увидел третью особу из макулатурного отряда девчонок. Это была Света Кнопина, по прозвищу Кнопка. Девочка выглядела строгой и до ужаса серьезной. Она топала по бровке у границы дороги и несла в руках две большие стопки скрепленной бичевкой макулатуры.
— Кажется, свою подругу вы разгрузить забыли, — улыбнулся я.
— Разгрузить? Да они уже по второму кругу идет, — недовольно заметила Рита. — Выбражала.
— Что, стоите? — Спросила Кнопка, подходя к нам. — Не работается? Ну и стойте. А я буду вместо вас норму перевыполнять, раз уж есть у нас в отряде лентяи.
Ксюша только хмыкнула. Рита отвернулась и обиженно цокнула языком.
