Котенок. Книга 2 - Андрей Анатольевич Федин
Сергей сообщил, что «шефы» (руководители Рудогорского ГОКа) выделили для поездки на фестиваль автобус. Поведал, где ансамбль разместится в Петрозаводске. Рокотов озвучил едва ли не почасовое расписание ВИА «Солнечные котята» до утра понедельника, когда рудогорские музыканты «со щитом или на щите» покинут столицу Карельской АССР. Перечислил, кто и что должен взять с собой в поездку. Назначил место и время встречи — завтра утром, около служебного входа во Дворец культуры. Заверил всех (и прежде всего: себя) в том, что нисколько не сомневался в успешном выступлении ансамбля.
— Вы всех порвёте! — сказал я.
— Мы в вас верим, — сказала Изабелла Корж.
* * *
В шесть утра мы с Волковой, уже подошли к Дворцу культуры, рядом с которым рычал двигателем и испускал на морозе клубы пара неказистый бело-синий микроавтобус РАФ-2203. Я поздоровался с курившим около машины розовощёким водителем, занёс в салон вещи Алинины. Увидел, что парни уже погрузили музыкальные инструменты. Музыканты появились из ДК, когда я уже подумывал затеять их поиски. Они потирали сонные глаза, глуповато улыбались (словно не понимали, куда и зачем едут в такую рань). Взглянули на водителя — тут же извлекли из карманов сигареты, чиркнули спичками и синхронно выдохнули в тёмное утреннее небо серые клубы табачного дыма. Изабелла нашёптывала Рокоту жалобные слова, варежкой вытирала с ресниц слёзы. Волкова не отпускала мою руку; за сигаретой она не потянулась, печально вздыхала.
Водитель вернулся в кабину.
Рокотов бросил недокуренную сигарету в урну и сказал:
— Всё, пора.
Он привлёк к себе Беллу, поцеловал её. Посмотрел подружке в глаза, пальцем размазал по её щеке слезу. Я заметил, как печально вздохнула взглянувшая на них Алина.
Волкова повернулась ко мне, сказала:
— Ну, я поехала.
Выпустила мою руку, но не поспешила в автобус. Волкова приблизилась ко мне на полшага, стряхнула с моих плеч снежинки. Она взглянула мне в глаза, будто ждала…
Я не заставил её ждать долго.
Поцеловал. Как не раз целовал в ту ночь, когда заночевал у Волковой в квартире. Согрел Алинины губы своими.
Услышал, как присвистнули Веник и Бурый.
— Эй, хватит уже лизаться! — крикнул Рокотов. — Мы уезжаем!
Я выпустил Волкову из объятий. Алина заморгала, вздохнула. Мне почудилось, что её бледно-васильковые глаза влажно блеснули.
Волкова на шаг попятилась — будто нехотя.
— Я… скоро вернусь, — сказала она. — Слышишь?
Жалобно скривила губы.
Я улыбнулся и пообещал:
— Буду скучать.
— Поехали! — крикнул Рокотов.
Он помог Алине забраться в салон автобуса. Захлопнул дверь. За украшенным морозными узорами оконным стеклом я увидел Алинино лицо. Волкова махнула мне рукой — помахал ей в ответ.
Подошла Белла, замерла рядом со мной плечо к плечу. Вздохнула, шмыгнула носом. Взяла меня под руку. Микроавтобус дёрнулся, разбросал из-под колёс ледяную крошку, выбросил из выхлопной трубы клубы тёмного дыма.
* * *
Утром я позавтракал в компании мамы. Рассказал ей, как усадил Волкову в автобус. Сообщил, когда жду Алинино возвращение. А чуть позже на лестничной площадке встретился с соседкой. Та поприветствовала меня, улыбнулась; Лена прятала подбородок под пушистым шарфом, словно в подъезде, как и на улице, была минусовая температура.
— Уехала? — спросила Кукушкина.
Она дождалась, пока я закрыл дверь. Зашагала следом за мной по лестнице. Помахивала портфелем, стучала тяжёлыми каблуками сапог по ступеням.
— Уехала, — сказал я.
— Ванечка, как ты думаешь, — сказала Лена, — у них получится?
— Даже не сомневаюсь в этом, — ответил я.
Поправил очки.
— Наша Алиночка поёт лучше всех! — заявила Кукушкина. — Я тоже буду так петь. Когда-нибудь.
* * *
Перед началом занятий около гардероба меня встретил Свечин. Он замер, осмотрел меня с ног до головы, будто не верил, что я — это действительно я. Лёня обронил: «Фига се!» Мы неторопливо зашагали к кабинету физики, я улыбками и наклонами головы отвечал на девичьи возгласы «привет, Котёнок». Свечин на девиц не смотрел. Он вслух удивился тому обстоятельству, что увидел меня в школе. Поинтересовался, что случилось — я сделал вид, что не понял сути его вопроса. Свечин уточнил: поехал ли Рокот на фестиваль. Я кивнул. Лёня спросил, почему я не отправился в Петрозаводск вместе с ансамблем Рокотова. Я пожал плечами. Сообщил однокласснику, что официально не являюсь участником вокально-инструментального ансамбля Сергея Рокотова — поэтому не попал в заявку на участие в фестивале. О Волковой Леонид не говорил — я тоже об Алине не упомянул.
— Без тебя им там нифига не светит, — заявил Леонид. — Рокотов не умеет петь!
Мне послушались в его голосе нотки злорадства.
Я поправил очки.
Сказал:
— Главное — не победа, а участие.
Лёня Свечин громко расхохотался.
* * *
На перемене перед вторым уроком ко мне за парту подсела Кравцова. Она взглянула на мою тетрадь, на пенал (будто проверила, как я подготовился к уроку). Посмотрела мне в глаза, улыбнулась. Словно это не она ещё вчера фыркала мне вслед и твердила всем, что «наш Котёнок зазнался». Я отметил, что цвет Наташиных глаз не изменился (остался таким же, как и во время нашего с ней танца перед прошлым Новым годом). Без особого труда отвёл взгляд — подмигнул посматривавшей на меня и на Кравцову Лидочке Сергеевой. Наташа прикоснулась к моей руке. Назвала меня по имени. Её голос прозвучал тихо, ласково. Она повторила тот же вопрос, которым встретил меня в школе Свечин: почему я не уехал на фестиваль вместе с ВИА Рокотова.
Я ответил ей коротко: «Не взяли».
Кравцова покачала головой.
И вдруг спросила:
— А Волкова-то куда делась? Я не видела её на первом уроке.
Я придвинул к себе тетрадь.
— Узнаешь у неё, когда она появится.
Кравцова провела рукой по рукаву моего свитера, словно ощупывала ткань.
— Девочки мне рассказали, как ты ухлёстывал за этой юродивой в Москве, — сказала она.
Сощурила глаза.
Добавила:
— Сумку за ней носил. Хвостиком за ней ходил. Вы даже спали в одной комнате.
Она усмехнулась.
— А может… в одной кровати?
Продемонстрировала мне ровные белые зубы.
Я пожал плечами.
— Свечина спроси. Он с нами в одной комнате жил. Свечку держал.
Кравцова стрельнула в сторону Лёни взглядом, кивнула.
— Я спрашивала у него, — сказала она.
Замолчала. Разглядывала моё лицо. Я заметил, что в нашу сторону посматривала не только Сергеева — зыркал в меня глазами и Вася Громов.
— Скажи, Котёнок, — попросила Наташа. — Вы с Волковой… встречаетесь?
Она постучала ногтем по столешнице.
Я кивнул.
— Можно и так сказать.
Кравцова вздохнула, приподняла брови.
— Давно? — спросила она.
Выпрямила спину — будто насторожилась.
Я повёл плечом.
— Это смотря с чем сравнивать.
Взглянул на часы — прикинул: до начала урока осталось меньше минуты.
Наташа нахмурилась.
Тихо спросила:
— Почему… она, Иван? Чем Волкова лучше меня?
Я посмотрел на Наташино лицо. Заглянул Кравцовой в глаза. Мазнул взглядом по её щекам и губам.
— Лучше, хуже… — сказал я. — Не в этом дело. Алина мне больше нравится.
Развёл руками.
— Да⁈ — сказала Наташа.
Кравцова возмущённо фыркнула.
— Раньше тебе нравилась я, — сказала она. — Помнишь, что ты мне говорил в девятом классе⁈ Не забыл, как ты меня тогда называл и что обещал⁈ А Волковой ты об этом рассказывал⁈
На звуки её голоса среагировали едва ли не все наши одноклассники: замолчали, повернули в нашу сторону лица.
Я улыбнулся.
— То было давно и неправда. С тех пор много воды утекло. И многое изменилось: в том числе и мы с тобой.
Покачал головой и добавил:
— Я уже не тот, каким был в девятом классе.
Развёл руками — показал Кравцовой ладони.
— Да, я вижу, — сказала Наташа.
Она скрестила на груди руки. Больше не улыбалась. Закусила губу. Смотрела на меня исподлобья. Мне почудилось, что из её глаз дохнуло холодом.
Кравцова покачала головой.
— А знаешь, Крылов!.. — сказала она.
Наташа не договорила.
Потому что прозвучал звонок, и в класс вошла Снежка.
* * *
—…Владимира Маяковского считают ярчайшим представителем поэтического и художественного авангарда. Творчество Маяковского относят к футуризму: к его кубофутуристической разновидности…
Галина Николаевна Снежная говорила негромко, будто устала год от года рассказывать ученикам о «художественном авангарде», «футуризме» и его представителях в дореволюционной и советской литературе. Она то и дело посматривала