Новичок. Побочный эффект - Валерий Петрович Большаков
«Вот только не запой, как надо! – грозился я мысленно, до того мне хотелось, чтобы увиденное совпало с услышанным. – Попробуй только!»
И «темненькая» запела, вторя записи. Я замер. Низковатые звуки ложились с тяжестью драгметалла, темным и жарким упаданьем оттеняя высокие, светлые ноты, что проливались сквозь решетки динамиков. Я отмер.
– Достаточно!
«Во! Охрип даже…»
Вокалистка смолкла, глядя на меня с нетерпением застоявшейся кобылицы, только-только вырвавшейся на простор.
– Как вас зовут? – спросил я, прочистив горло.
– Мария Левицкая, – представилась певица обычным голосом, и слегка изогнула губы, словно думая улыбнуться. – Маша.
– Очень приятно, Маша, – честно сказал я, поднимаясь с фанерной откидушки. – Вы нам подходите!
– А вы мне? – усмехнулась Левицкая, склоняя голову к плечу. – Кто вы, вообще? Я только из отпуска вернулась, а меня наш худрук сюда сразу. Быстрей, кричит, быстрей, мухой сюда! Я даже переодеться не успела…
– Я тоже как бы худрук… ВИА «АЛЛА». Даниил Скопин. А этот надутый господин – директор группы «АББА» Стиг Андерсон. Вот только у него вокалисток – полный комплект, а мне не хватает Маши Левицкой.
– Ну-у… – задумалась девушка, даже не улыбнувшись. – Ну, давайте попробуем.
– Давайте! – довольно мурлыкнул я.
Это я удачно зашел!
Глава 15.
Среда, 21 мая. Вечер
Ленинград, Московский парк Победы
– You are the dancing queen! – гремело под необъятным сводом СКК, а бодрые удары рояльных клавиш словно вели строчку по изысканным нотам.
Спортивно-концертный комплекс имени В.И. Ленина сдали буквально позавчера, а первыми тутошнюю акустику испытала «АББА». Трибуны стонали под накатами вокального эха – двадцать пять тысяч ленинградцев откликались на все переливы певческих октав, а уж Агнета с Фридой выкладывались по полной.
В реальной жизни их лица не светились тем счастьем, что нынче излучалось со сцены, но слушателям ни к чему знать о маленьких семейных трагедиях или о несбывшихся мечтах. Даже большие деньги не гарантируют исполнения любых желаний.
– Young and sweet, – неслось со сцены, – only seventeen!
Dancing queen, feel the beat from the tambouri-ine!
Я отчетливо слышал Томин и Машин голоса – обе «моих» девушки выступали бэк-вокалистками, подпевая на заднем плане. Тоже хорошая школа. Пускай видят и труд солисток, и реакцию огромной толпы. Вкалывай, и не халтурь! А когда выйдешь на первый план, и на тебе сойдутся лучи прожекторов и фокусы телекамер, не зазвездись.
Простейшие заповеди. Так сказать, из любви к искусству. Не помню уж, как там на латыни…
Привстав, я оглянулся. Глаза не охватывали всю центральную трибуну, но ложу для почетных гостей рассмотрели. Кажется, Романов присутствует. «Хозяин Ленинграда».
С Райкиным он в контрах, но к зарубежной эстраде отнесся благосклонно. Ну, и слава тебе…
За блестками и огнями музыканты терялись, лишь на Бенни с Бьорном падал перекрестный огонь юпитеров. Мишка самозабвенно гнулся и разгибался, яростно вплетая басы в общее созвучье. Рядом выколачивал медь ударник, походя на многорукого Шиву с растрепанными рыжими патлами и столь же огненной бородой – кленовые палочки так и мелькали, успевая задать ритм всем тарелкам и барабанам. Его звали Эдик Линьков.
На этого самородка мы наткнулись случайно, задержавшись в Березове – то ли маленьком поселке, то ли большом селе. Но ДК здесь точно не стояло, место культурного учреждения занимал неказистый клуб – тут тебе и «худфильм» покажут, и дискотеку устроят, и в кружок юного техника запишут.
Вот в клубе мы со Стигом и откопали пламенного самородка – ритмы, яростно колотившиеся в окно, буквально разносили ветхое здание. Долго сманивать Эдика не пришлось, он согласился сразу. У нас с ним возникло лишь одно разногласие…
«Моя муттер, – заявил Линьков, величественно картавя, – говорит, что я не рыжий, а золотой!»
А клавишник нашелся сам. Терпеливо дождавшись, пока я вернусь из «поисковой экспедиции», он подошел ко мне в фойе гостиницы – щуплый парень в немодном костюмчике, смахивающий на выпускника.
Аркадий Стружков. Окончил московскую консерваторию по классу фортепиано, но душа его лежит не к академической мудреной классике, а к забойному року!
Будучи в сомнениях, я ему доверил-таки малость поюзанную «Ямаху», и Аркаша прямо набросился на синтезатор, скоренько освоив электронный, хоть и аналоговый инструмент.
Все в сборе! Полный комплект.
I`ve waited so long to be with you
But the hope dies last… – выводила Агнета.
Я расплылся в горделивой улыбке. Вторая наша песня! Особенно дерет душу резкий контраст между первым куплетом, написанным мною в меланхоличном стиле, и взрывным рефреном, давным-давно, в далеких Липовцах, напетом Аллой.
…But the hope dies last, doesn`t it ?
Суббота, 24 мая. День
Ленинград, улица Маяковского
Романов расстарался, устроил шикарный банкет – «АББА» убыла в Стокгольм сытая и пьяная. А мой вокально-инструментальный временно прописался на Маяковского – ныряешь под арку, перекрытую коваными решетчатыми воротами, и попадаешь в неглубокий двор-колодец. Поворот… Еще одна подворотня, еще один дворик… А теперь вниз, в полуподвал – и шагаешь в просторную студию. Потолок тут на диво высок, а голые кирпичные стены тщательно оклеены шипастыми картонными ячейками для яиц – эхо гаснет само собой.
Главное, что сырости ни на грамм, хотя крашенные трубы лежали в открытую – пучком вдоль наружной стены, под узкими зарешеченными окошками. Иногда в них щелкало и шипело, но мерзкая парная вонь не витала в воздухе.
Рояля, правда, не было, но у стенки громоздилось старенькое пианино «Petrof», звучавшее ничуть не хуже. Здесь мы и репетировали третий день подряд, а вечерами выступали в актовом зале Военмеха – «ставили опыты над людьми», по выражению Маши Левицкой. Подопытным нравилось, зал – битком…
– Стружков, поменьше экспрессии, – высказался из-за барабанов ударник, – а то клавиши полетят…
– Кто бы говорил! – фыркнул Аркадий, массируя пальцы. – Лупишь так, что на тарелках вмятины!
Алла, крутившаяся на табурете перед фортепиано, хихикнула, а Тома жалобно воззвала:
– Даня-я! Может, хватит нас дрючить?
– Да ведь только начал, – кровожадно ухмыльнулся я, и бодро выдал армейскую мудрость: – Тяжело в учении, легко в бою! А нам надо не только Ленинград завоевать, но и Москву, и весь Союз, и Европу с Америкой.
– Ух, ты… – испуганно вымолвил Тимофей.
– А ты как думал? – хмыкнул я горделиво. – Надо за июнь успеть по всему репертуару пройтись, разучить, как таблицу умножения, а в июле двинем Москву брать. Культурная программа Олимпиады, не хухры-мухры! В «Эрмитаже» выступим, в концертном зале «Россия»… Плюс пара номеров в «Олимпийском» и в Лужниках, на Малой
