Ц-7 - Большаков Валерий Петрович

Попадая в палату, человек обретает массу свободного времени. Процедуры, обходы не в счет. Всё равно долгими часами ты остаешься один на один с собой. Можно, конечно, и скучать, таскаться к телевизору, решать бессмысленные кроссворды или искать собеседников для болтовни. Но пока тебе есть, о чём подумать – и чем! – скука донимать не станет…

Легкие, быстрые шаги изредка доносились из коридора, но вот бег на цыпочках… Я взволновался, вслушиваясь, и дверь, лакированная ореховая дверь, махом отворилась, впуская всю мою родню – Риту, маму, Настю…

Любимая троица будто качнулась на пороге – беспокойство ушло с лиц, сменяясь радостным успокоением.

– Мишечка! – вздрагивающим стеклянным голосом выговорила мама. Одолев последние метры, она присела с краю, поцеловала меня, огладила щеки. По милой привычке навалилась Рита, целуя жадно, взахлеб, а тут и Настя подлезла. Закапали слезы…

– Не ревите, – попенял я ласково, – постельное белье намочите, а оно казенное…

– Мишечка! – выдохнула Рита. – Мы так боялись…

– Прости, я сначала забыл пожелать тебе спокойной ночи, а потом всё так завертелось…

– Так, и у нас! – воскликнула Настя. – Нас Римпоче похитил! Он вселился в Иржи, а нас – за границу, в ФРГ! Представляешь?

– Оё-ё, ёжечки ёё… – вздохнула мама. – Глупо, да? Или безумно… Но ведь правда! Мы в Москву прилетели из Мюнхена…

– То-то вы во всем импортном… – затянул я. – Повествуйте.

Рассказывая наперебой, родня посвятила меня в свои приключения.

– А папка молодец! – порадовался я.

– Да-а! – заулыбалась мама. – Джеймс Бонд отдыхает! – губы ее дрогнули. – Тебе сильно досталось?

– Жив, – заверил я ее. – Цел. Здоров… Ну, почти. А Тсевана Римпоче больше нет.

Мамулька ласково встрепала мои волосы.

– А я ведь помню, как ты однажды меня вылечил… – проговорила она воркующе. – Классе в седьмом, наверное… У меня весь день болела голова, раскалывалась просто. А ты высунулся на балкон, сунул руки в снег, вытер их… Сказал: «Сейчас я тебя холодненьким…» – и положил ладони мне на лоб. Вот только от них пекло!

– Зато боль прошла, – улыбнулся я, косясь на Риту. Девушка вспыхнула, а сестричка мигом вступилась:

– Она не виновата! Это Иржи!

– А я и не виню никого… Я вас всех люблю.

Тут мама спохватилась, заторопила Настю. Сестренка прижалась, чмокнула меня и зашептала на ухо:

– Я тоже хочу, как Рита, как близняшки!

– Ладно, – улыбнулся я.

Мама с дочкой исчезли за дверью, и моя суженая притиснула меня по-настоящему.

– Мишечка…

– Только не здесь! А то еще врачи увидят…

Девушка хихикнула.

– Я тебя дождусь!

– Да я уже… – затрепыхался я.

– Нет-нет! Лечись! Отдыхай… Успею еще надоесть!

Я обнял Риту, и она затихла.

– Твоя мама думает, наверное, что мы тут щупаемся, – хихикнула девушка, – а я просто хочу побыть рядом с тобой… нет, вот так, прямо на тебе! Слышать, как ты дышишь, как бьется твое сердце…

Рука сама потянулась огладить Ритины волосы.

– Хорошо, правда? – вымолвила девушка невнятно.

– Угу…

– Ох, надо идти… – страдающе заговорила суженая. – А то врачи будут ругаться… Пока! – шепнули ее губы, нежно касаясь щеки.

– Пока…

Послав воздушный поцелуй, Рита скрылась в дверях. И я снова остался один.

– Всё хорошо… – пробормотал, словно твердя заклинание. – А будет еще лучше!

Эпилог

Воскресенье, 19 февраля. Утро

Москва, улица Малая Бронная

Вот всегда, стоило мне глянуть на дом, в котором жил Котов, возникало странное ощущение. Чудилось, что дом с гранитными арками, с отделкой рустами, стесняется своего малость помпезного вида.

– Ну, долго они еще? – заныла Настя.

– Ой, да мы всего-то пять минут стоим! – воскликнула Альбина.

– Все равно, долго! – капризно настояла моя сестричка.

Рита рассмеялась, и потискала свою подопечную. Никакой семейственности – Настёна реально продвинулась в ментальных штудиях. Уже даже мысли читала, если прильнет. Больше всего она любила ко мне прижиматься. Я полностью контролировал поток сознания, и разрешал Насте воспринимать лишь то, что пропускала моя «духовная цензура» – хвалил сестричку за успехи, восхищался стройными ножками, тревожился за ее будущее.

После таких «психологических опытов» девушка смущалась, краснела, становясь еще милее, еще ласковей. Она словно извинялась за то, что «втайне» узнавала о себе.

– Может, поднимемся? – неуверенно предложила Тимоша.

– Лучше подождем, – качнул я головой. – Надо же соблюсти ритуал…

Пользуясь тем, что Дюха сейчас на практике, кажется, в КБ «ВАЗ», а обнял Зину, и девушка охотно приникла. Родня же…

Мы уже раза два видели Рогнеду – то она беременная, закутанная в платок, ходит под ручку с Олександром, глазки в пол, то кормит грудью малыша… Родись я художником, написал бы с нее мадонну с младенцем!

– Едут, едут! – воскликнула Наташа.

И впрямь показался мой «Ижик». За рулем восседал гордый Жека, рядом ерзал Юрка. Пикап подкатил к бровке, оба одноклассника выскочили, мельком улыбнувшись встречающим, и вывели своих ненаглядных.

Светлана вышла гибко и легко, а вот «пузатик» показался не сразу – Зенков вытянул Машу с заднего сиденья, а сама «невеста без места» цеплялась за него, смешно кряхтя и охая.

«Кстати! – мелькнуло у меня. – Неплохая импровизация!»

– Дорогие товарищи! – начал я с вдохновением. – Наша Маша долго скиталась, будучи «невестой без места», а теперь может спокойно вить семейное гнездо на постоянном месте жительства»!

– Правда? – пролепетала близняшка. – Правда?

– Правда! – ухмыльнулся я. – Только учти: будешь делить жилплощадь с сестричкой!

Торжественно вручив ключи Зенкову и Сосницкому, я подвергся мощной атаке обеих Шевелёвых. Ну, пока Шевелёвых… Девичество, как показывает практика, явление временное.

– Пойдемте, пойдемте! – запищала Маша, с трудом карабкаясь на ступеньки.

– Да куда ж ты сама! – всполошился Жека.

– Он, как наседка! – шепнула мне Тимоша, хихикнув. – Сейчас на Дюшу похож…

Рита с Настей ревниво оттерли Зину, и завели меня в подъезд, как под конвоем.

– Езжайте! – крикнул я обеим парам, замершим в тесной кабине лифта. – Мы ножками! Третий этаж, тринадцатая квартира!

– Ой, как наш этаж в общаге! – воскликнула Альбина. – Счастливое число!

Лифт вознесся, гудя и лязгая, а мы, будто догоняя, взбежали по широкой мраморной лестнице, лишь слегка истертой посередке. Разумеется, всю компанию мы застали на площадке. Бравый сержант Зенков мялся, не решаясь войти.

– Даже не то, что боязно… – бормотал он, сжимая ключи. – Странно как-то…

– Жень, – мягко сказал я. – Эта квартира – подарок мне от Игоря Максимовича. Я взял себе кое-какие книги, часы, столик, картину из кабинета – на память. А остальное – ваше. Комнат тут хватает, а когда Света родит второго, ну, или вторую, а Маша – третьего, ну, или третью, разменяете и разъедетесь.

– Ни за что! Ни за что! – пылко заявил «пузатик». – Миш… – она всхлипнула. – Я-то всего лишь о комнатке мечтала, а тут…

Улыбнувшись, я скомандовал:

– Открывай!

– Есть!

Звонко щелкнул замок, и близняшки робко переступили порог, словно входя в музей.

– Ух, ты… – разошелся восторженный шепот. – Ну, ничего себе…

Облицованная дубом прихожая, купеческого облика сервант с мраморными полочками и витыми колонками, наборный паркет, камин, пятиметровой высоты потолок и лестница на галерею – всё вызывало довольный писк и причитания.

Рита прижалась ко мне на секундочку, шепнув:

– Молодец, что сервизы не упомянул! Там же настоящий «Веджвуд»!

– Здорово… – очарованно выговорила Тимоша, задирая голову к расписному потолку.

– Ура-а! – ликующе крикнула Светлана с галереи. – Будем здесь собираться всем эгрегором!

– Ага! Ага! Пока наши на службе! – Маша залилась смехом.

– Нянчиться будем! – подхватила Тимоша.