Господин изобретатель. Часть II (СИ) - Подшивалов Анатолий Анатольевич
В Одессе на формирование конвоя и под склад груза нам отвели часть Сабанских казарм, что на Канатной улице. Сами казармы – огромное здание длиной 140 метров, которое видно чуть не со всего города. Нам отвели обширное помещение, 4 казармы на 50 коек, и 4 таких же помещения под склад, забранные решетками, в одном была отдельно зарешечена часть с стойками под оружие и железными шкафами под боеприпасы.
Из всего оружия в казарме пока хранилось только два ящика с сотней златоустовских финских ножей, остальное Титыч сдал по описи в Арсенал и будет перевозить сюда, когда прибудут казаки. Нечипоренко с поручиком Львовым осмотрели качество ножей и остались довольны. Но первыми прибыли не казаки, а артиллеристы и сразу заполонили все своими вьюками, мешками, палатками, скатками, ящиками. Их старший фейерверкер, правда, быстро навел порядок, все складировал, а интенданту сказал:
– Не извольте беспокоиться, ваше благородие, мимо меня мышь не проскочит.
И тут же мимо него прошмыгнула здоровенная крыса, юркнув в прогрызенную под плинтусом дыру.
Батарея была построена во дворе и ее командир, барон фон Штакельберг, отрапортовал мне о прибытии. Так, в моем отряде появилось 60 артиллеристов, из них 32 – это, собственно, орудийные расчеты. Каждое орудие разбиралось на восемь вюков, да еще боеприпасы к каждому орудию занимали по 6 вьюков. К каждому орудию полагалось 4 ящика по 8 унитарных снарядов, половина – гранаты, половина – шрапнель), ящик был стандартный, вьючный, каждый весом 3 пуда. Я бы больше шрапнели взял, укреплений здесь не будет, а вот по толпе дикарей или по итальянской колонне на марше – шрапнель была бы в самый раз. Потом, когда стали считать, выяснилось, что барон все же взял двойной боекомплект, так что у нас было по 64 снаряда на ствол. Артиллеристы прибыли с сотней вьючных лошадей, оборудовали коновязь под навесом, я и глазом не моргнул, а лошадям налили воды и дали сено, а потом повесили на морды торбочки с овсом. Лошади были некрупные, кооренастые и на вид казались выносливыми. Глядя на ряды помахивающих хвостами лошадок я уже думал, как же они рассчитывают прокормить эту ораву четвероногих, да еще казаки прибудут с сотней своих лошадей. Может, барон не знает, что мы едем в Африку? Решил с ним побеседовать. Нет, оказывается, знает и книги доступные прочитал, Бертона и Спика об открытии озер экваториальной Африки[117]. К сожалению, он ничего не нашел про Абиссинию, но у Бертона есть упоминание о путешествии в Сомалиленд. Начитанный артиллерист, оправдывает поговорку: «красивый – в кавалерии, умный – в артиллерии, пьяница – на флоте, а дурак – в пехоте». Похоже, что во всем, что касается снабжения своей батареи, он полагался на старшего фейерверкера Михалыча, дородного, с седыми висячими усами малоросса. Тот сразу поставил себя особняком, мол у нас все свое: и палатки и харч с фуражом – ну и слава богу, меньше головной боли.
Потом прибыли казаки-семиреки[118], чубатые, в каракулевых, с малиновым верхом папах и малиновыми погонами. Они заняли отведённый им отсек и чуть не подрались с Михалычем за ключи от оружейки, поскольку на правах первоприбывшего он захватил ее первым, оставив казакам «сиротский угол». Пришлось собрать военный совет из Нечипоренко, Штакельберга и Львова, строго внушив отцам-командирам, чтобы они воспитывали личный состав в духе братской любви и преданности общему делу, а то, если каждый сначала начнет тянуть одеяло на себя, то лучше в поход и не выходить. Договорились выставлять парные караулы – казак и артиллерист, так и люди познакомятся и пригляд в четыре глаза будет лучше. Прошло десять дней, а интендантский груз не отправлен – телеграммы не было, поручил Титычу разобраться и дал пару дней – потом телеграфирую Черевину и – кто не спрятался, я не виноват.
На следующий день о грузе ничего не слышно, но приехали из Питера доктор с фельдшером и штабс-капитан Главного штаба Букин Андрей Иванович с со старшим унтером Матвеем Швыдким, а также второй унтер – мой денщик Артамонов Иван Ефимович. Букин, молодой, белобрысый и энергичный, мне сразу понравился, сниму, пожалуй, обязанности начштаба с Львова, тем более, что отчетность по тем трем тысячам, что я ему дал на дорогу (билеты были оплачены заранее) и питание, у него не сходилась более чем на две сотни рублей, куда они ушли, поручик сказать толком не мог, за что получил выговор (а то они подумали, раз я миллионщик, значит, деньгами швыряюсь, нет, милые мои, до копейки отчет требовать буду). Сначала хотел просто уволить поручика на фиг – пусть возвращается в Москву, но Львов сказал, что это в первый и последний раз, – поверил пока. Поэтому забрал у него остаток артельных денег и велел вести отчетность Ивану Петровичу Павлову, мастеру-текстильщику из купавенских староверов. Он купил гроссбух и начал вести по добровольческому отряду классическую бухгалтерскую отчетность того времени: дебет-кредит с еженедельным отчетом, что и куда ушло – вот тут уж все до копейки было. По очереди назначался наряд на кухню, готовили сами, пока добровольцы питались лучше всех, я сам часто оставался поесть из артельного котла. Снял квартиру недалеко от казарм, денщик жил там же. Барон, доктор, фельдшер, интендант и штабист жили в гостинице «Лондон», Нечипоренко – в казарме со своими казаками. Львов тоже жил в казарме, но потребовал отгородить ему отдельный закуток, так как он – офицер, а потом тоже перехал в «Лондон», мол, в казарме портянками несет. Казачьи офицеры до этого не дошли, просто заняли отдельный угол в общем помещении, назвав его биваком. Казаки и артиллеристы получали продукты на армейском складе, мои добровольцы, ведомые Павловым, ходили на Привоз, сначала вместе с интендантом, который быстро обучил их отчаянно торговаться за каждую полушку, объяснив, что здесь такой обычай и если его не соблюдать, тебя уважать не будут (потом этот навык очень пригодился в походе). На Привозе наших стали быстро узнавать по песочной форме, уважительно кивая – экспедиция… Наконец, получили телеграмму об отправке вагона с припасами.
Интендант вместе с десятком вооруженных казаков на лошадях с двадцатью подводами, на каждой из которой тоже сидел казак с винтовкой, выехал в Арсенал получать оружие и боеприпасы. Тут выяснилась неприятная штука – командующий округом «приватизировал» пару пулеметов, пришлось телеграфировать Обручеву, на следующий день пулеметы привезли в казарму. Остальное было по описи, казаки доставили груз и, с помощью артиллеристов и добровольцев, все сложили в оружейке, забив ее до потолка.
Заехал в банк, получил еще 20 тысяч в рублях со своего счета, заказал с другого, дедова счета 10 тысяч конвертированных мной из русских ассигнаций франков золотыми монетами: половину по 10, половину по 20 франков. Также заказал по остатку из казенных денег 30 тысяч талеров по 95 копеек за талер Марии-Терезии 1780 г.[119] (именно такой курс и существовал) что меня удивило, так как в талере было на 8 граммов серебра больше, чем в русском рубле. В Стамбуле, а тем более, в Порт-Саиде, меняла бы мне обменял рубли (не ассигнации, за них бы вообще не больше полтинника на рубль дали), а русские серебряные монеты на вес серебра – то есть, купив у него талер, я бы потратил 1.2 а то и 1.3 рубля, а не 0.95 за талер! Исключительно выгодная операция, похоже в Российской империи Государственный банк установил принудительный курс обмена австрийского талера, ниже цены содержащегося в нем металла…
– А как у вас с золотом?
– В чем изволите получить, в слитках, в золотых монетах: русских рублях, английских соверенах, французских франках, немецких марках, вот долларов САСШ не держим-с, непонятная валюта…Лаж[120] самый большой для английских монет, потом франки, дальше марки.
– А лобанчики у вас есть, то есть дукаты русской чеканки.
