Алексей Шепелёв - За гранью
Резко откинув полог, в палатку ворвался моложавый поручик.
— Однако, господа, какова битва! Какова виктория! Со времен Государя Петра Алексеевича неприятеля так не бивали! Это, право, надо отметить. Я только что видел отличных непотребных девок. Драгуны, давайте их в венгерском искупаем?
— Остыньте, Ржевский! — устало поморщился кто-то из обер-офицеров. — Какие еще девки? У нас сейчас ни венгерского, ни денег…
— Чертовски досадно. Но не сидеть же просто так? Давайте что-ли хоть кошку пивом обольём?
Палатка содрогнулась от дружного смеха.
— Ох, Ржевский, ох, уморил…
— Поручик, Вы в своем репертуаре…
— Дмитрий, эко, право…
— Нет, правда, господа, что вы все тут сидите как сычи? Победы надо праздновать, а вы? Какого черта? Вот Вы, Лорингер? Что у Вас такой вид, будто романов начитались?
В полку не нашлось бы ни одного офицера не знавшего, что в начале лета поручик чуть было не был оженен своим дядей, отставным бригадиром и человеком весьма крутого нрава на какой-то дальней родственнице. Если верить поручику, девица постоянно пребывала в меланхолии, навеянной романами Ричардсона. От венца молодого человека спасло лишь ужасно вовремя начавшаяся военная компания.
— Оставь, его Дмитрий, — остановил Ржевского штабс-капитан, — брата у него сегодня тяжело ранило.
— Кого, Николая? — изумился поручик.
— Его. Картечь, будь она неладна…
Ржевский прокашлялся.
— Прошу прощения, корнет. Я, честное слово, не знал. Надеюсь, что всё образуется. Молится о здравии Николая, понятное дело, не буду — на то попы есть; но выпью с ним по выздоровлении с огромным удовольствием.
Корнет Аркадий фон Лорингер уныло кивнул.
— Спасибо за участие, поручик.
Обижаться и вправду не стоило. Поручик Дмитрий Ржевский, хотя и славился среди драгун как первый пьяница и бабник во всей армии, был человеком в сущности добрым и сослуживцам своим никогда не досаждал чрезмерно, разве что регулярно попадал в различные истории, в основном связанные с его амурными похождениями, за что получил в полку прозвище "Дон Гуан" — в честь гишпанского ловеласа.
— Ладно, оставим корнета в покое. Давайте хоть в карты перекинемся, а, драгуны?
В этом был весь Ржевский: огорчаться и переживать он не умел и не любил. Впрочем, его сочувствие сейчас Аркадию ничем не могло помочь.
— Ваше благородие, господин корнет, — в палатку просунулась голова денщика Ивана.
— Что? — вскочив, Аркадий устремился ко входу в палатку. — Что с братом?
— Зовет вас господин поручик…
Фон Лорингер вихрем выскочил из палатки.
— Веди.
— Извольте, Ваше Благородие.
Вслед за денщиком корнет шел через русский лагерь. Уже стемнело, преследовать Левальда Апраксин так и не решился, и армия готовилась к ночевке. Огромное поле было покрыто огнями костров, у которых голодное воинство поджидало, пока кашевары сготовят ужин. Солдаты чинили амуницию, чистили оружие, готовили место для сна… Словом, для тех, кто благополучно пережил сражение, наступал обычный походный вечер. Но благополучно пережить его удалось далеко не всем…
Лазаретные палатки, к которым Иван вывел Аркадия, были установлены немного в стороне, в овраге, наверное, чтобы крики и стоны раненых и умирающих были не столь слышны. Между палатками суетились солдаты санитарной службы, лекари, священники. В сторонки у большого костра расположилось с дюжину ординарцев, в одном из них корнет узнал Карла, который служил его брату.
— Где? — отрывисто бросил он Карлу, подходя к костру.
— За мной пожалуйте, Ваше Благородие.
Карл уверенно направился к одной из больших палаток. Внутри было полутемно, ширмы разгораживали палатку на несколько небольших закутков, в одном из которых на походной лежанке лежал обмотанный окровавленными бинтами Николай. В дрожащем свете свечей установленного на столике в головах подсвечника его лицо казалось мертвым, но брат еще жил. При виде Аркадия и Карла он застонал, приподняв голову.
— Уйди, Карл. Мне надо поговорить с братом… наедине.
Дисциплинированный Карл немедленно выполнил приказание, а Аркадий медленно подошел к лежанке. От волнения и страха пересохло в горле.
— Ты… как…
— Сядь рядом…
Корнет опустился на стоящий рядом с лежанкой табурет и наклонился к умирающему.
— Я умираю, Аркадий… Ты должен выполнить мою просьбу. Клянись.
— Клянусь, — тихо ответил младший брат.
— Слушай внимательно. Я хочу, чтобы меня похоронили в нашем родовом замке. И ты должен сопровождать моё тело. Проси, тебя отпустят.
— Конечно, отпустят, — согласился Аркадий.
— Дай воды…
— А можно? Может врач…
— Давай.
Аркадий взял стоящую рядом с подсвечником жестяную кружку и поднес её к лицу брата. Приподняв голову, Николай сделал пару длинных глотков, затем откинулся на подушку, тяжело выдохнул и снова горячо зашептал.
— Я уже исповедовался и причастился, я готов умереть… Но у меня есть долг, который теперь мне уже не исполнить, ты возьмешь его на себя?
— Конечно, брат.
Ему хотелось сказать совсем другое, попытаться как-то ободрить брата, утешить, но он с удивлением понимал, что Николай не нуждается в утешениях. Умирающий, он подавлял Аркадия своей волей и вел разговор сам — туда, куда было нужно ему.
— Слушай внимательно. Возьми сейчас у Карла мою саблю и не расставайся с ней — это раз. Второе… возьми мой перстень. Теперь ты будешь барон фон Лорингер.
Николай протянул брату левую руку, тускло блеснул темный камушек на перстне — фамильной реликвии фон Лорингеров, переходившей из поколение в поколение. Корнет снял драгоценность с руки брата.
— Надень.
Мгновение колебания.
— Надень!
— Хорошо…
Аркадий поспешно надел перстень на безымянный палец левой руки. Раненый шумно сглотнул.
— Теперь главное, брат. Помнишь, мы в детстве лазили по подземному ходу?
— Конечно…
— Тайник Совы найдешь?
— Найду…
— В тот же день, когда приедешь в замок, ты должен туда прийти. Обязательно. При сабле и с перстнем. Понял? Сделаешь?
— Сделаю, — озадаченно пробормотал корнет. Такого поворота событий он ожидал менее всего.
— Клянись, — вновь потребовал Николай.
— Клянусь.
— Вот и хорошо. Дальше — сам всё поймешь… А теперь — иди. Я не хочу умереть на твоих глазах.
— Но…
— Иди! — повысил голос Николай.
Аркадий поднялся с табурета.
— Я… я… — он не мог говорить, из горла вырвались только всхлипы, на глаза навернули слезы.
— Не плач, братик, — улыбнулся Николай и Аркадию вдруг вспомнилось их детство, как хорошо и спокойно было ему всегда, когда рядом был старший — Николенька. — Мы с тобой еще увидимся… В лучшем мире… До свидания, брат! Не прощай.
Раненый закрыл глаза, лицо его теперь выражало не муку, а безмятежный покой, как у человека выполнившего тяжелейшую работу и теперь предающегося заслуженному отдыху. Не в силах оторвать глаз от лица брата, Аркадий сделал несколько шагов назад и, только когда занавес отделил его от ложа умирающего, перевел дух.
— Ваше Благородие, — легонько тронул его за рукав стоящий рядом Карл.
— Что? — корнет вздрогнул, возвращаясь в реальность. Мир вокруг наполнился звуками: совсем рядом кто-то громко стонал. А ведь когда они разговаривали, Аркадий будто ничего кругом и не слышал — только шепот брата.
— Его Благородие господин капитан велел Вам саблю отдать. И чтобы Вы её беспременно берегли.
— Да, да, — рассеянно пробормотал Аркадий фон Лорингер, направляясь к выходу, — сейчас, Карл, сейчас.
Свежий ночной воздух принес ему облегчение. Голова еще кружилась, но мысли стали четче.
— Давай саблю, Карл. И вот что. Оставайся здесь. Если брат… Господу душу отдаст… — он не смог произнести слово умрет, боялся накликать смерть, хотя и понимал, что старший брат уже не жилец. — То тело его надлежит в замок наш отправить. Деньги понадобиться — иди ко мне, я заплачу, сколько нужно. Понял?
— Так точно, Ваше Благородие. Всё как надо сделаю.
— Ну, бывай.
Сжимая в левой руке саблю брата. Аркадий медленно двинулся вверх по заросшему осинами склону оврага. Сзади донеслось удивленное:
— Пугачев?! Емелька?! Жив, чертяка!? А баили робяты, убило тебя.
— Да не, токмо бочину слегка картечью зацепило. Ничего, Савка, жить будем, наши пули еще не отлиты.
— И то верно, Емелька, кому суждено быть повешенным — тот не утонет.
ДОРОГА.
До костра оставалось каких-то сто метров, Балис различал смутные тени сидящих вокруг огня людей и контуры стоящей рядом повозки.
— Уже хорошо, что их немного — больше шансов договориться. Как-то не особо у меня лежит душа к большим компаниям, ночующим в степи, — попытался приободрить мальчишку морской пехотинец.
