Дмитрий Бондарь - О Тех, Кто Всегда Рядом!
Один из Анку несколько раз шлепает своего коня по шее — ласково так, успокаивая, второй поднимает своего жеребца на дыбы, перед моим лицом мелькают подковы — каждая не меньше двух моих ладоней. Я невольно чуть приседаю и закрываю голову руками. Пытаюсь закрыть, потому что в правом рукаве все еще тесак и она не сгибается. Конь громко ржет и от этого звука становится больно в ушах и по спине пробегает целая армия мурашек.
— Человек и Туату Сида Беернис вместе, — раздается в голове шелест, чудесным образом складывающийся в знакомые слова. — Это удивительно.
Я уверен, что ни один из этих странных Анку не произнес и слова, и, тем не менее, я отчетливо слышал все, что они хотели сказать.
— Сид Нуаду должен был знать об этом раньше, — снова шелестит что-то прямо в голове.
Мне становится по-настоящему страшно! Если я слышу их мысли, то и мои должны быть для них открытой книгой. А там, в этой книге, любая глава начинается со слов «Нужно убить всех Анку»! И заканчивается другими: «в моем поясе — четыре фунта чистого серебра для вашей погибели, твари»!
Хине-Тепу стоит все в той же позе: будто не очень набожный прихожанин явился на вечернюю молитву, не знает, что делать и говорить, и поэтому просто смотрит в пол, надеясь, что окружающие воспримут этот жест как проявление уважения к вере. Я и сам так стоял пару раз в городских храмах.
Внезапно кони Анку срываются с места в галоп, и все вокруг окутывается клубами поднятой копытами пыли. Я задираю рубаху до самого лба и дышу через нее. Это спасает мой нос от пылевых пробок, но на голове вместо волос образуется быстро каменеющая мешанина из всякого мусора вроде веток, корешков, травинок и листков, глины, пыли и Святые духи знают чего еще. В глазах появляется острая резь, я часто моргаю и вполголоса костерю бесовых Анку Нуаду. Да и остальных тоже. Но я дома! Я в своем мире, где живут ненавистные Анку! И эта мысль о проклятии моей земли отгоняет все остальное прочь.
Я еще раз оглядываюсь кругом и, к своему удивлению, не обнаруживаю никакого жилья, кроме далекого замка. Ни деревни, ни хутора.
— Хине, ответь мне?
— Что, человек Одон? — и по ее голосу не понять, как она себя чувствует.
— Пятьдесят шагов назад, или сто… В подземелье. Я видел в окошко, из которого падал свет… человека. А сейчас вокруг нет ничего. Как такое может быть?
Хине-Тепу по-птичьи наклоняет голову чуть вбок, в ее глазах я вижу отражение неба.
— Мы шли путями фоморов, человек Одон, — отвечает она так, словно эта короткая фраза все может объяснить.
Я тоже склоняю голову к левому плечу и изображаю непонимание:
— И-и-и?
— Пути фоморов не прямые и проходят между мирами. То, что ты видел — мираж. Если этот человек и существует, то ты никогда его не встретишь. Забудь.
Вот так накрывается медным котлом моя очередная любовь. Марфа, Герда, теперь вот эта. А ведь я искренне хотел найти обладательницу столь совершенной задницы и предложить ей… Ну потом, когда выкопаю золото Карела. Сейчас-то, понятно, что на такое чучело с колтунами на башке и сельская дурочка не посмотрит. Одной только Хине-Тепу мой вид безразличен. И все равно жалко до слез — хоть обратно в нору лезь!
С другой стороны, мне становится занятно: живет такая красотка, пользует временами свой горшок и знать не знает, что дырка в стене у самого пола ведет не в какою-нибудь трубу, а в самый обыкновенный фоморский лаз между мирами. Расслабляется милашка, пока мимо ее оголенного зада буквально в паре шагов проходят всякие чудища вроде Туату и нас с Иштваном.
— Так может быть, нам каким-нибудь другим путем фоморов прямо в логово Морриг пробраться? — спрашиваю наивно.
Хине-Тепу показывает мне пустые шестипалые ладони:
— Я не знаю такой дороги, человек Одон. Они строили свои подземелья не спрашивая нас о нужных направлениях.
— Как же мы здесь оказались? — мне и в самом деле непонятно. — Ведь могло так выйти, что мы выберемся в… где получится?
— Мы и вылезли где получится. Но твои Святые Духи, которых ты так часто поминаешь, видимо, вели тебя. Поэтому мы здесь, а не в каком-нибудь Лондоне посреди Риджент-стрит.
— Где?
— Забудь, — машет рукой остроухая. — Просто большой город в ином мире. И в другом времени.
Легко сказать «забудь»! А если мы и в самом деле выбрались не там, где следовало? Я содрогаюсь, но тотчас прихожу в себя: явившиеся нам Анку — самый лучший определитель моей родины.
— Ты зачем так больно пинаешься? — на край оврага вылезает Иштван.
Вернее, по струганной палке в его руке, которая уже почти достигла той степени выделки, которая у него называется «готовый лук», я догадываюсь, что это Иштван, потому что выглядит он еще хуже меня — настоящее лесное чудовище, о которых он мне рассказывал во время поездки к тетке Магде. Леший или кто там еще был? Мне становится так смешно, как не бывало даже на ярмарочных балаганных представлениях — я падаю на колени, хватаюсь за живот и долго хохочу, катаясь по земле. Тесак вываливается из рукава и несколько раз я натыкаюсь на него, набивая синяки на боках.
— Между прочим, высокая госпожа, мне было очень больно, — жалуется Сиде горемыка.
Но остроухая остается безучастна к его словам, а у меня вскоре проходит припадок веселья. Я лежу недвижимо, опять распластавшись по земле, и по щекам текут слезы. Непонятно от чего.
— Прости, дружище, я не знал, что Анку сыты и не захотят убивать людей, — говорю ему, всхлипывая.
— Да кто такие эти Анку?! — возмущенно орет Иштван. — Я только и слышу: «Анку, Анку, Анку»! И ни черта не понимаю! У меня уже было готово несколько стрел, я бы мог…
— Нам пора, человек Одон, — не замечая его воплей, заявляет Сида. — Нужно раздобыть лошадь, а лучше две или три. От земель Нуаду до владений Динт, где сейчас нас ждет Морриг, верная седьмица пути, нужно спешить. Деревня есть там, — она вытягивает свою длинную руку и тут Иштван впервые замечает ее шесть пальцев, лишние суставы, цвет волос и новые черты лица.
— Госпожа…, - он хватает себя ладонью за раскрывшийся рот, — госпожа! Что они с тобой сделали?
Я лезу в карман за оловом, высыпаю всю наличность в руку и считаю — хватит ли на завалящего лошака, не говоря уже о трех?
— Госпожа, — голосит межу тем Иштван, потрясая своим луком, — скажи мне, куда направились эти гнусные колдуны, я клянусь тебе, что заставлю этих червяков вернуть тебе твою красоту!
Я хлопаю его по плечу:
— Кажется, дружище, настала пора объяснить тебе, во что ты вляпался. А пока я буду открывать ему глаза на жизнь, веди нас, Хине, к деревне, попробуем раздобыть какую-нибудь скотинку.
До самой деревенской околицы я рассказываю Иштвану историю своего мира в том варианте, что знают все его жители. Без разделения кровососов на Туату и Анку. Ведь рассказывать ему правду нельзя — это верный способ лишиться его чудесного дара! И поэтому Хине-Тепу стала в моей легенде заколдованной алфур, расколдовать которую можно только убив злую волшебницу из Анку — фею Морриг. Чем мы и собираемся заняться в ближайшее время. Сам же я называюсь ее верным другом, единственным, кто отважился помочь несчастной Сиде в борьбе со злыми чарами ненавистной Морриг.
Иштвану сказка нравится, он уточняет детали об Анку, о здешних порядках, но не выказывает испуга или боязни и готов сражаться за возвращение «Высокой госпоже» ее прежнего прекрасного облика. Экий тупень! Хотя наш деревенский староста Кристиан, побывавший в молодости в таких далеких далеках, куда не всякий благородный заберется, говорил, что чужеземцы часто воспринимают человека, плохо знающего их язык, за дурака и тем самым совершают большую ошибку. Наверное, я тоже поддался такому неверному образу мыслей и тоже ошибаюсь, но, Святые Духи! — как же Иштван все-таки глуп, ведь его все время его тянет на подвиги!
Хине-Тепу, идущая впереди, изредка удивленно хмыкает, удивляясь полету моей лживой мысли, но сама ничего добавлять не спешит — ей безразлична судьба глупого мальчишки, и на его помощь она особо не рассчитывает. Вся ее надежда связана со мной и Эоль-Сег.
А еще мне очень интересно, почему Анку Нуаду даже не стали требовать от меня документов.
Глава 10
В которой Иштван обзаводится нормальным оружием и впервые встречается с кровососом Анку…
Деревенька оказалась не свободной, как наш Римон, а арендаторской, и принадлежала хозяину того самого замка, что маячил в отдалении. Почти все жители держали землю в аренде на разных условиях — кто-то пожизненно, кто-то с правом наследования, а некоторые так и всего на пяток сезонов, продляя свои отношения с нобилем, когда подходил срок. Убогое поселение из крестьян, дворов в тридцать, не могло похвастать большими доходами, близостью к торговым дорогам и поэтому здесь нет даже завалящего трактира. Сюда даже Анку редко наведываются, поджидая тех, чей срок пришел, в замке. Наш Римон выглядел бы по сравнению с этой дырой полноценным городом — делаю я напрашивающийся выход и мысленно машу рукой вслед мечте раздобыть здесь ненужного для работы коня. В таком хозяйстве даже собак иногда в плуг запрягают, а уж кони-то все при деле.
