Анатолий Спесивцев - Флибустьеры Чёрного моря
Но: "Взялся за гуж — не говори, что не дюж". Интенсивный труд на благо, чего уж там, человечества помогал выбросить мрачные мысли из головы, переплавить отчаянье в дополнительный стимул к работе.
О существовании Мазилы, бывшего монаха-иконописца, он узнал на второй день поисков знатоков красок. А нашёл его на третий. Невысокий, по меркам попаданца, массивный, с частой проседью в густой, окладистой бороде, мрачным взглядом тёмно-карих глаз, Мазила не производил впечатления интеллигента. Даже средневекового. А вот на борту струга, атакующего купеческое судно, наверняка смотрелся органично.
На контакт Мазила шёл крайне неохотно. О причинах смены профессии говорить отказался совсем. К предложениям поначалу отнёсся с обескураживающим безразличием. Не интересны ему были планы по маскировке казацкого флота. У попаданца сложилось впечатление, что, слушая его, казак думает о чём-то своём, скорее всего, очень невесёлом. В прежней своей жизни Аркадий не задумываясь, бросил бы эту затею и легко переключился на другое дело. Но, вспоминая слова одного великого, хоть и крайне чёрного политика, не было на Дону других знатоков красок.
Несколько часов Аркадий пытался найти ключик к душе Мазилы, кстати, своего крестильного имени, как и монашеского, казак не торопился называть. Новоявленный характерник, всерьёз озаботившийся сделать струги менее видимыми на море, не отступал. Затрагивал в разговоре разные темы, пытался найти хоть какие-то струнки в душе собеседника, чтоб уговорить его вспомнить старое, производство красок. И, в конце концов, нашёл. Мазила согласился заняться богоугодным делом. Именно такой аспект, прикрытие православных воинов от взглядов иноверных врагов, убедил Мазилу взяться за производство красок.
Они обговорили, какие конкретно цвета нужны для окраски парусов. Мазила быстро понял, зачем нужны пятна на них, но по поводу оттенков возник спор. Решили покрасить несколько стругов в разные оттенки серо-синего, с разными по величине пятнами. Оплату работ по добыче необходимых для производства красок ингредиентов обязался сделать, из трофеев добытых на разгроме турецкого посольства, Васюринский. Позже предполагалось брать за окраску парусов и судов деньги.
Переложив хоть одно важное дело на чужие плечи, Аркадий занялся доводкой до ума деревянных кирас. Он уже несколько раз собирался бросить это дело, в которое мало кто верил, но появившееся у него упрямство не позволяло попаданцу не завершать начатое. Тем более, этих кирас произвели уже несколько десятков. Точнее, в большинстве полукирас, прикрывающих только спереди. Но некоторые казаки посчитали необходимым сделать себе полные кирасы. С раскраской их в подобие чертей, до присоединения к делу Мазилы не ладилось. Но с его помощью удалось сделать несколько ярко выкрашенных чертячьих банд. Оставалось сожалеть, что деревянные шлемы, делавшие своих носителей совершенно не похожими на людей (для обитателей семнадцатого века), от удара ятаганом или выстрела пистоля защитить никак не могли.
Производство гранат, по эстетике не ахти каких привлекательных, а по убойному действию, откровенно слабоватых, продолжалось уже без участия Аркадия. И, проведя несколько испытаний, старшина решила, что эти гранаты неплохая выдумка. Прочно оплетённые лозой горшки не бились при перевозке и взрывались достаточно эффектно для тех времён.
Привезли Аркадию и уголь, о котором он рассказывал на совете атаманов. Из двух разных мест. Интересовались, можно ли с его помощью плавить железо?
Попаданец уголь посмотрел. Ну, чёрный. В одном мешке более крупные и блестящие куски, в другом — мелкие и без блеска, просто чёрные. Пришлось повторять рассказ о коксовании, превращении угля, да не всякого, в кокс. Наподобие превращения дерева в древесный уголь. Впрочем, показ горения угля произвёл впечатление на казаков. Как и рассказы о гневе господнем за вырубку лесов, необходимости их посадок на месте вырубок. Решено было немедленно создавать запасы угля в донских станицах для отопления их зимой. Лес и на струги мог пригодиться, на Дону уже ощущалась нехватка подходящих деревьев. Искать, какой уголь подходит в переделку для выплавки металла, он пока предложил кузнецам.
Запорожские кузнецы порадовали его вестью, что одно месторождение железной руды их подмастерья уже нашли. Попытка извлечь из руды железо удалась, но тащить руду в Азов через неспокойные степи не стали. В срочном порядке производились изыскания глины, пригодной для кирпичей, могущих выдержать огромные температуры домен. Также закупался древесный уголь, подготавливались к работе карьеры для добычи железной руды…
Большие надежды возлагались на шведских специалистов, которых обещали сманить в степи казаки-шведы. Там, в скандинавской стране уже было налажено массовое производство чугуна, значит, имелась такая возможность и у казаков.
Можно было констатировать, что колесо истории вильнуло в сторону от того, что было в мире Аркадия. Оставалось постараться, чтобы оно не вернулось в старую колею.
Все дороги открыты, да не все проходимы.
Азовское море, 18 Зуль Ка'да, 1047 года хиджры.
(13 апреля 1637 года)
Размерено, неспешно бухал барабан, отмерявший ритм гребли. До цели путешествия оставалось идти недалеко, всем хотелось попасть в Азак побыстрей, но весь путь от Стамбула пришлось идти на вёслах, против ветра. Рабы устали, могли не выдержать более быстрого темпа гребли. Есть ли в Азаке новая добыча, неизвестно. Для больших набегов не сезон, вполне могло и не быть. Тогда замена выброшенных на корм рыбам обошлась бы очень дорого. Да и купеческие суда, шедшие в караване, имели мало вёсел, им ускорение было не по силам. Чудо, что они смогли не потеряться при переходе, вынужденно отклоняясь в попытках использовать для движения ветер. На вёслах им море не перейти. Приходилось двигаться со скоростью, удобной купцам. Злить человека, имеющего доступ к уху Великого визиря или валиде-ханум, крайне неразумно, а среди купцов каравана таких было несколько.
Нельзя сказать, что сильный, но порывистый, холодный ветер, злой, как казаки, с земли которых он дул, выжимал слёзы даже у суровых моряков боевой кадирги. Все, кому это позволено, давно от него спрятались, но капитану флагмана, капудан-паше каравана, при подходе к этим негостеприимным берегам убегать от ветра в собственную каюту не приходилось. Уж очень неспокойные, совсем не из-за штормов, воды здесь были. К тому же ветер поднял невысокую, но очень крутую зыбь, тоже проклятье этих мест. От тряски зачастую начинало тошнить и бывалых моряков, а как ему недавно доложили, вода внутрь корабля стала просачиваться с удвоенной силой. Сказывались спешка при его постройке и использование сырого дерева.
"Да… плохие времена настают для флота Высокого Порога. После печального исхода битвы с неверными при Лепанто флот восстановили в прежнем блеске за несколько лет, а ныне… Вроде и битв больших не было, а кораблей у мусульман меньше трети от погибших тогда. И сами кадирги… неужели нельзя было высушить дерево, из которого строятся боевые корабли? Они же из-за такой небрежности строительства получаются тяжёлыми и недолговечными! Ох, неладно что-то в Османском султанате".
С неба, затянутого пеленой, по которой бродили стада подозрительно тёмных туч, сыпануло мелким, но всё равно противным дождём. Якобы рассматривая идущие за его кораблём суда, капитан давно смотрел назад, посему этот дождевой залп его не очень обеспокоил. Смотреть вперёд, во взбаламученную морскую даль, он уже не мог. От проклятого северо-восточного ветра начинали течь из носа сопли, сильнее, чем вода из щелей в трюме.
Азиз Карачун, капитан флагмана и по совместительству капудан-паша каравана, присмотрелся к движению вёсел своей кадирги.
"А ведь проклятые гяуры хитрят и гребут вполсилы. Надо взгреть боцмана, куда он смотрит?"
Однако выполнить своё намерение и обрушить праведный гнев на боцмана, с передачей его в десятикратном размере нерадивым рабам, он не успел.
— Казаки! — раздался истошный вопль вперёдсмотрящего. Азиз поспешно стал осматривать горизонт. Стругов, полных шайтановых выродков, выглядеть не удалось, хотя на зрение, хвала Аллаху, ему жаловаться не приходилось. Азиз уже открыл было рот, чтобы обругать вперёдсмотрящего, иблисово отродье, склонное к употреблению гашиша, но в последний момент удержался. Уловил краем глаза непонятное пятно на море. Приглядевшись, понял, что это казачий струг. Не один, к сожалению. И были они, казаки, много ближе горизонта. Пожалуй, на предельной дальности выстрела из доброго турецкого лука. Из-за невиданной раскраски корпусов и парусов в серо-синий цвет с более тёмными пятнами, разбросанными беспорядочно, вперёдсмотрящий прозевал и обнаружил их слишком поздно. Раскрашенные в цвет моря, пятнистые словно леопарды, корабли казаков терялись на фоне волн.
