Your Name - Квинт Лициний

— Товарищи… — Андропов постучал карандашом и впился глазами в сидящих за столом генералов, — кому ещё в последнее время на домашний адрес приходили необычные письма? — сфокусировал взгляд на внезапно вздрогнувшем Григоренко, — с предложением дать ответ через газету «Красная Звезда»?

— Мне… Было такое… — удивленно откликнулся начальник Второго Главного Управления и, наморщившись, стал вспоминать, — прошлый вторник… или понедельник. Но там ничего интересного не было, бред какой-то…

— Где? — Юрий Владимирович резко подался вперёд.

— Здесь, — кивок в потолок, — нести?

Андропов чуть помедлил:

— После коллегии.

Едва за Григоренко закрылась дверь, Андропов ринулся к сейфу. На стол рядком легли три фотокопии и один оригинал, над ними, бормоча, хищно навис Председатель КГБ:

— Так… Предатели, раз. Серийные убийцы и насильники, два. Террористы, три. Всё отправления из Ленинграда, от двадцать пятого марта. И ещё одно, с прогнозами, оттуда же, от второго апреля.

Сел и, обхватив голову, с усилием помассировал виски. Итак, определилась первоочередные задачи. Надо делать разработку, поиск и ликвидацию. Точнее, ликвидацию, разработку и поиск, в таком порядке. Но сначала — последняя проверка. Суетливо схватил трубку, набрал Ермолаева. Успел немного упокоиться, пока вслушивался в серию длинных гудков, и, нажав кнопку селектора, отдал распоряжение секретарю:

— Найдите мне Иван Авраамовича.

— А он здесь, заходил с час назад, узнавал, когда коллегия закончится.

— Жду, — кивнул Андропов и откинулся на спинку кресла, по которому разу обдумывая ситуацию.

— Иван Авраамович, — Андропов чуть поморщился от усиливающейся головной боли, — сначала кратко, есть успехи по Полякову?

— Есть, — отчеканил полковник.

— Да? — поразился Андропов, — так быстро?

— Отчасти повезло. Поляков с женой две недели как в санатории в Кисловодске, его сына мы отправили в командировку в Ленинград, а матери неделю назад сделали по срочной холецистэктомию, лежит в госпитале. Так что мы могли спокойно заходить и работать. С другой стороны, с вашими наводками работать одно удовольствие.

— Па-нят-но… — задумчиво протянул Андропов, — ну, давайте подробности. Хотя… подождите минутку.

Пошарил в ящике стола, достал таблетку пенталгина и привычным жестом закинул в глотку.

— Давление, видимо, меняется, — пожаловался Ермолаеву, — продолжайте.

Ермолаев кивнул:

— Начну с дачи. В пристройке организовано полноценное рабочее место краснодеревщика, с токарным станком и привезенными из-за рубежа инструментами фирмы «Блек энд Деккер». Судя по всему, это — его хобби. На даче и квартирах почти вся мебель и детали интерьера — самодельные. Поэтому объем работы по поиску тайников — очень большой. Сразу скажу, если бы не ваше указание просветить рентгеном — почти наверняка мы бы тайники в мебели не нашли, настолько высококачественно они изготовлены. Я бы сказал, с большой фантазией и любовью. Специалисты из ОТО только головой качают. Всего пока в мебели найдено восемь тайников, семь пустых, в одном — обнаружена закупоренная пробирка с очень мелкими таблетками. Уже получено предварительное заключение — при растворении таблетки образуются чернила для тайнописи, флюоресцирующие при облучении в дальнем ультрафиолете.

— Состав был известен?

— Нет, впервые с таким столкнулись.

— Так, — поджал губы Андропов, — дальше.

— Нессесер не обнаружен, вероятно, взят с собой в санаторий. Наши сотрудники уже вылетели в Кисловодск. В ручке одного из спиннингов, действительно, обнаружен хитрый тайник, в котором находилась кассета со специальной самозасвечивающейся фотоплёнкой «Микрат 93 Щит». Мы проверили — такая фотоплёнка Полякову не выдавалась, так что, вероятно, была похищена им со склада опертехники ГРУ. Фотоплёнку заменили, изъятую проявили. На отвлекающем слое засняты пейзажи и портреты, на боевом — два последних выпуска журнала «Военная мысль», выпускаемого Генштабом под грифом «секретно». Издание предназначено для генералов от уровня комдива и выше. Так же на даче обнаружено две приставки к малогабаритному фотоаппарату «Тессина» для вертикальной и горизонтальной съемки. На квартире у матери обнаружены листы тайнописной копирки, изготовленные типографским способом и вделанные в конверты для грампластинок. Образцы отправлены в ОТО на экспертизу, но уже сейчас можно уверенно утверждать, что копирка зарубежного производства, — Ермолаев замолчал, мысленно пробежался по докладу, и добавил, — на сегодня, это — все. Обыски продолжаются, работают посменно сразу пять бригад, так что, возможно, будут ещё находки.

— Мда… — тускло процедил Андропов, сцепил ладони и уперся в них лбом. Потом полез в ящик стола за таблетками.

— Товарищ Андропов, — робко сказал Ермолаев, — вы уже приняли одну…

— Чёрт! — руганулся Андропов и раздраженно кинул упаковку в ящик, — ладно, всё понятно с этим генералом. Плохо, Иван Авраамович, очень плохо… Просмотрели мы его. Было что на него раньше?

— Нет. Не пьёт, не курит, жене не изменяет. Семью любит. Из увлечений — только столярное дело и коллекция ружей. Траты соответствовали получаемому денежному довольствию. В идеологическом плане не выделялся ни в одну из сторон — за коммунизм не митинговал, но и двусмысленных разговоров не вёл, всегда держался середины. Не за что было зацепиться.

— Ясно… Ладно, изложите всё в рапорте. Давайте, отрабатывайте на полную катушку его. Цинёву доложите, с Ивашутиным я сам пообщаюсь.

Когда контрразведчик ушел, Андропов вызвал доверенного порученца и, посмотрев на него совершенно больными глазами, выдал распоряжение:

— Сходи к Борис Семеновичу, на послезавтра вечер, часов на восемь, пусть подготовит всё по схеме «Гараж».

Полчетвёртого. Я зашёл в ванную комнату и присел на холодный край. Месяц. Месяц назад, плюс-минус несколько минут я вывалился в этот мир. Время подводить итоги. Я наклонился вперёд и, улыбаясь, погладил кафель.

Счастлив ли я? Да, безусловно! Животным счастьем вырвавшегося из капкана зверя. Меня тряхнуло от ужаса — я припомнил свои последние годы. Горько сочувствую себе, оставшемуся доживать там. Бедняга…

Посидел несколько минут, обхватив себя руками и слегка раскачиваясь. Помогло.

Еще раз с благодарностью коснулся плиточки и, успокоившись, вышел на кухню. Встал у окна, как капитан судна на своём наблюдательном посту на мостике. Внизу тек в своих размеренных повседневных хлопотах Измайловский проспект. Уверено, спокойно, безмятежно.

Углы рта потянуло вниз, на лоб легла горькая складка. Капитан… Мой громадный корабль прёт на скальную гряду за горизонтом, и закладывать резкий поворот надо уже сейчас, но это видно только мне. И хоть обкричись «вправо руля!» — никто не послушается. В лучшем случае зафиксируют и обколют нейролептиками — из гуманизма и сострадания к больному.

Нет, так-то жить можно… Человек ко всему привыкает, за месяц я вписался в обстановку. Нормально. Как ни странно, больше всего не хватает мелочей, вроде полиэтиленовых пакетов в повседневной жизни и своей музыки в FM диапазоне. Не хватало бы интернета, но его заменяет брейнсерфинг, пусть и увечный. Канал тонкий, мерцающий, как на дайлапе в 14.4 килобита сижу после гигабайтной полосы. Но есть, работает. Может, раскачается еще. Есть надежда.

Надежда… Опустился на табуретку, обхватил голову ладонями. Капитан корабля ночью тайком спускает шлюпку и плывет к райскому острову неподалёку. А после катастрофы, как Дед Мазай, подберёт, кого сможет… И спасенные ему будут благодарны. Стыдно-то как…

— Блядь! — я в сердцах жахнул кулаком по подоконнику, — да что же делать?!

В ушах стоит скрежет вспарываемой скалой обшивки, треск ломающихся шпангоутов и сытое бульканье ледяной воды, принимающей в свою утробу миллионы душ. Подонки из команды, предусмотрительно протащившие судовые имущество в шлюпки, отпихивают тонущих. Озверевшие братки из третьего класса сквозь людское мясо выгрызают себе путь наверх. Метёт кровавая позёмка по окраинам — Сумгаит, Таджикистан, Днестр. Мои братья режут друг другу горло, вспарывают животы, выдавливают глаза, сажают на кол, сдирают кожу, насилуют детей. Мерзостная Ваффен СС освоила демократическую феню и перекрасилась в респектабельную власть.

Я прижал лоб к холодному стеклу. Да кто сейчас в такое поверит?!

«— Алло, небо, это какой круг, скоро ли дно?

— У болота нету дна, тонуть будете вечно».

— Я увожу к отверженным селеньям, — прошептал, глядя на раскачивающийся красный трафаретный профиль за окном. Что же делать-то, мать его?!

Грустно улыбнулся, вспомнив бородатый анекдот «ну сделайте хоть что-нибудь». Что ж… Сунул в карман салфетку с уворованным из школы мелком и пошёл делать хоть что-нибудь.