Дмитрий Тараторин - Волкодлаки Сталина. Операция «Вервольф»
Они, коридоры эти, кстати, оказались практически идентичны тем подземным казематам, в которых он долгие годы скрывался. Только были они, конечно, не привычно уютными и комфортабельными, а беспросветными и безысходными. А следом неотступно и угрожающе наступал Генрих с жертвенным обсидиановым ножом.
Берия затравленным минотавром метался, натыкаясь на глухие стены так и не разрешенных вовремя проблем бытия. Скоро ужас стал так необорим и всеохватен, что подчинил себе не только мозг его, но и весь мощный организм. А он, неспособный уже пробудиться, помчался, сметая на своем пути даже вековую кирпичную кладку, прочь из подземелья, заполнившегося по воле Генриха жуткими призраками.
Так бегемот и оказался в мавзолее, с некоторых пор тревожно опустелом. Но в нем не задержался, а выскочил вон и взобрался наверх — туда, где некогда стоя в пальто и черной шляпе вместе с прочими членами политбюро принимал краснознаменные парады. Но теперь на площади не было стройных колонн столь милых ему толстоногих физкультурниц, приветственно машущих ему и на все для него готовых. Выложенное видавшей виды брусчаткой пространство было космически пусто и безлюдно, озаряемое диким сиянием полной, да к тому же, как было ему известно, оккупированной нацистами луны.
Берия отчаянно завыл-заревел на нее, одинокий, беззащитный. И тут же увидел Генриха, садистски, торжествующе улыбающегося, но уже не с ножом, а с ледорубом, изготовленным к удару. Сердце Лаврентия Палыча не выдержало и разорвалось. И тут же из глубин Земли послышался нарастающий гул.
* * *Мысль Котелкова ебануть ракетой типа «земля-земля» по Пекину была вполне здравой. В ней, в ракете то есть, была хренова туча боеголовок, а значит, хотя бы одна наверняка проскочила бы сквозь щели в китайской защитной системе. И не такой уж изощренной, кстати, в отличие от штатовской. И что бы вышло в этом случае? Вышла бы глобальная провокация.
Пекинские товарищи прекрасно знали, что пусковые шахты в Новосибирской области находятся под контролем янки. А значит, на кого бы они обрушили ответный удар, спрашивается. На ни в чем не повинных сибиряков или на заокеанского агрессора? Юра был уверен во втором варианте.
Разобраться, как чего функционирует в пусковом комплексе, партизанам удалось без особых проблем. Недаром предусмотрительный Котелков везде таскал с собой пару офицеров-ракетчиков. Короче, уже через несколько часов после захвата грозное оружие было готово отправиться в путь.
— Ну что, Валер, полюбуемся, как она пизданет? — спросил Юрий у партизана Кривых, предвкушая сладостный миг мести.
— Ну, давай, командир, глянем, — ответил обстоятельный сибиряк, усаживаясь в кресло перед экраном, на котором вот-вот должна была появиться траектория ракеты, призванной развязать бойню между двумя глобальными хищниками. Чуть в стороне у пультов управления колдовали ракетчики. Но пуск осуществить Юра собирался лично.
— А вот, скажи, Валер, не жалко тебе детей их, к примеру? — поинтересовался склонный порой к гамлетизму Котелков.
— А хрен ли жалеть, они наших-то давно списали, — резонно заметил Кривых. — А потом, ну дети… так ведь все равно, когда подрастут — пидорами станут.
— Ну, может, и станут, конечно, но сейчас-то все же дети. У тебя, кстати, свои-то есть? — продолжал допытываться Котелков.
— А то, — внушительно подтвердил партизан, однако конкретизировать не стал. И вопросительно взглянул на командира: мол, чего резину тянешь?
Только Юрий ответить ему не мог. Как расскажешь такому прямому и не замутненному сомнением товарищу о внутренней дрожи, которую он ощутил только что внезапно и остро. Почуял тотчас же, как осознал, — одно нажатие его пальца на вожделенную столь многими красную кнопку, и миллионы, а скорее всего миллиарды, превратятся в пепел. Когда он планировал эту лихую операцию, подобные терзания ему и не мерещились. А теперь вот накатило и накрыло с головой.
Мучительно было принимать решение такого масштаба в одиночку, без наставительного слова старшего, мудрого товарища. В идеале, конечно, хотелось бы получить соответствующий приказ. Однако о таком в его сугубо автономном партизанском положении не приходилось и мечтать.
Юра прикрыл глаза, плюнув уже мысленно на то, что о нем подумает Валера, и попробовал представить себе покойного генерала Шуршалина, хотя бы чуть-чуть материализовать его образ (этому его учили старики комитетчики, владевшие кое-какими полумистическими навыками) и задать ему терзающий душу вопрос: «Действительно ли ядерный удар оправдан международной ситуацией или можно обождать, не брать грех на душу?» Но изборожденное морщинами мудрое лицо почему-то никак не хотело проявляться. Только какое-то белесое пятно маячило в памяти, не давая возможности обратиться к генералу по всей форме.
— Командир, мать твою, это что ж творится? — взревел таежник Кривых.
Но у Котелкова не было ответа. Он распахнул глаза и ничего не увидел. Зато ощутил мощные колебания подземных структур. Нутро планеты где-то глубоко под ними нарастающе грозно гудело. Вокруг была тьма. Погасли все экраны, мониторы, светильники и даже лампочки на приборных панелях.
— Может, накрыли нас? — вполне обоснованно предположил Кривых. — Может, долбанули на упреждение?
— Давай-ка без паники, земеля. Накрыли — не накрыли, а биться до последнего надо. Ты, чем в угадайки играть, лучше к выходу пробирайся, — посоветовал Юрий в ответ. Сам он съехал с кресла на пол и пополз к двери. Она оказалась, к счастью, открытой. Опытные ракетчики, похоже, проторили им дорожку.
— Хорошо, что не на подводной лодке, — заметил в кромешной темноте Валера.
— Это точно, брат, — максимально оптимистичным голосом согласился командир.
Между тем ситуация, конечно, была более чем тревожной. Здесь, под многометровой толщей земли, в пункте управления, из которого ничем уже нельзя было управлять, они были лишены возможности, хоть как-то оценить ситуацию. Между тем подземные толчки стихли. Воцарилась тревожная и какая-то странно гулкая тишина.
Узникам подземелья ничего не оставалось, как наобум карабкаться по винтовой лестнице к поверхности. Какова была судьба остававшихся там на карауле партизан? Вполне возможно, все они уже были истреблены американскими головорезами, которые теперь злорадно поджидали Котелкова и Кривых. А может, и что-то более страшное с ними случилось…
— Не ссы, командир, ползи сюда, — вдруг раздался сверху непривычно развязный голос партизана Сабурова.
Преодолев последние метры лестницы, Юрий был подхвачен под руки кем-то из невидимых им во тьме бойцов и тут же извлечен на свет. То, что он увидел, не поддавалось никакому рациональному объяснению. Солнце херачило просто-таки с неистовой силой. Все вокруг словно бы даже пламенело. Остатки зимы испарились без следа, и из земли перла какая-то невиданная им прежде растительность.
Котелков взглянул на бойцов — те были совершенно ошалевшими. Протуберанцы явно попробивали им крыши. Тем не менее один из ракетчиков собрался с силами и доложил:
— Товарищ командир, аномальная солнечная активность плюс землетрясение вызвали, судя по всему, геомагнитную бурю и подвижки земной коры. В результате прервано электроснабжение и выведены из строя локаторы и сканеры.
* * *Генрих обессиленно вынырнул из долгого и изнурительного сна. Погоня за бегемотом изрядно его измотала. Причем, разумеется, не только физически, но и ментально. Отслеживать зигзагообразные истеричные метания животного в лабиринтах его подсознательного было мучительно тяжко. Эти темные и мрачные коридоры то и дело к тому же порождали всяческих чудовищных фантомов.
Генриху приходилось, пуская в ход локти (жертвенный нож он мог использовать только по прямому назначению) протискиваться то сквозь толпы угрюмо бредущих в никуда врагов народа, сопровождаемых автоматчиками и потусторонними псами, то врубаться, применяя техники восточных единоборств в плотные шеренги сотрудников НКВД, шагающих при полном параде на праздничное построение.
Он мог бы, между прочим, запросто сгинуть в их нескончаемых рядах. Однако выручало то, что бегемот, впавший в панику, начисто лишился способности хоть как-то контролировать эти призрачные легионы. Они соответственно просто бессмысленно мыкались у Генриха на пути, но агрессивных действий не предпринимали.
По ходу погони террорист начал постигать, что имеет дело не с банальным потусторонним чудищем, но с крупным политическим деятелем сталинской эпохи, каким-то образом затесавшимся в монстры. А окончательное понимание того, с кем ему довелось схлестнуться, пришло в финале безумной гонки — на вершине Мавзолея. Гигантская туша, над которой он уже занес свой нож, внезапно обмякла и как-то растеклась по уступам пирамиды. А сквозь оскал мгновенно помертвевшей морды проступили черты безмерно уставшего и несчастного лица Лаврентия Палыча Берии.
