Р. Скотт Бэккер - Воин Доброй Удачи
О том, что Эсменет, его жена, утратив надежду, разделила ложе с Воином-Пророком.
– До сих пор тебя это беспокоит.
Экзальт-генерал пристально посмотрел на своего Повелителя-и-Бога и поджал губы, с трудом признавая правоту этих слов.
– Да.
– Так сильно, что ты читаешь его «Компендиум».
Пройас улыбнулся. Многие годы он задавал себе вопрос, когда же Келлхус вызовет его на это маленькое откровение.
– Я читаю список обвинений против тебя.
– И ты в них поверил?
– Конечно, нет.
Священный аспект-император нахмурился, словно недовольный пылкостью этого возражения. Он опустил глаза к огню, трепещущему в восьмиугольнике камина.
– Почему же, если они истинны?
Зрячее пламя затрещало в тишине.
Экзальт-генерал уставился на Повелителя-и-Бога с напряженным недоумением. Простая одежда. Скульптурный профиль лица, которому придавали серьезность и глубину архаично подстриженные волосы и борода, мудрость и ясность взгляда. Свечение, витающее у его ладоней, будто невидимые облака навечно сгустились над ними.
– Что… Что вы сказали?
– Что люди для меня – дети, точь-в-точь как утверждает Акхеймион.
– Как и вы – отец для нас!
Анасуримбор Келлхус смерил его бесстрастным взглядом.
– Какой отец убивает столько сыновей?
Откуда эта печаль? Что за сомнение? После такой долгой кампании, оставшись в живых после стольких бедствий, как мог человек, придававший ей большое значение, задавать настолько каверзные вопросы?
– Божественный, – заявил экзальт-генерал.
Шранки становились все более дерзкими по мере того, как голод среди них нарастал. Вскоре не проходило и дня без жестоких стычек. Теперь на разведку и патрулирование кидрухильцы отваживались выезжать лишь крупными эскадронами, уязвленные потерей двух отрядов, одним из которых командовал младший сын короля Коита Нарнола, Агабон. Армия Среднего Севера выступала и становилась лагерем, готовая к атаке. Днем они собирались в огромный, в милю длиной шеврон, с тяжело вооруженными туньерийцами впереди, галеотами на левом фланге, тидоннийцами на правом, и навьюченными животными позади и в середине. Ночью разбивали лагеря плотными, концентрическими кругами, и не меньше четверти бойцов отправлялись в дозор, обходя по периметру лагерь. Строевые учения устраивались с нерегулярными интервалами, чтобы каждый человек знал свое место. Проявлявших вялость публично секли. Последние отряды в колонне назначались следить за отхожими местами.
Несмотря на нарастающую усталость, люди Великого Похода, отправляясь в путь, запевали песни, исполняя, как правило, заудунианские гимны, но порой звучали и народные песни с далекой родины. Одни были веселыми и скабрезными, другие печальными, но одна песня – «Плач нищего» – стала особенно популярна. Порой хор в тысячу голосов затягивал эту песнь, жалуясь на все вокруг – от натертых задов до язв на членах, – а в ответ многие тысячи разражались еще более вопиющими злосчастьями. Один из воинов, галеотский агмундрман по имени Шосс, приобрел популярность благодаря своим веселым стишкам.
Так Армия Среднего Севера, шутя, приближалась к Полчищу.
Но на вечерних советах Каютаса никакого веселья не наблюдалось. Принц-империал всегда начинал собрания с того, что у него нет никаких вестей из дома, поэтому забрасывал всех вопросами. Он объяснял, что его встречи со своим Святым отцом слишком редки и кратки, чтобы позволить себе такие расспросы, особенно когда перед ними стоит такая тяжелая задача.
Поставка провизии оказалась под угрозой настолько, что рабам, сопровождавшим Поход, урезали паек, в котором они нуждались для восстановления сил, больше, чем вполовину. От недоедания стали заболевать гораздо больше; каждый день слегало по дюжине, иные сразу умирали или обреченно плелись позади всех, и участь их была предрешена.
Наличие рабов, как напоминал Каютас командующим, было не больше чем уступкой Святого отца аристократам. Скоро придется ими пожертвовать. Принц-империал призывал вспомнить события Первой Священной Войны и бесславную бойню проституток, обслуживающих армию.
– Наступят времена, когда каждому придется убить своего раба, – говорил он. – Каждому. Тот, кто не решится на такое, будет казнен вместо раба. Помните, братья: жестокость на войне – является преступлением лишь в отсутствие необходимости. Сострадание. Щедрость. Все это скоро станет грехом чрезмерности.
Не было нужды говорить очевидное, что такая необходимость может прижать их буквально через несколько дней, если только фуражирам не удастся найти способ снабжать армию большим количеством дичи. Даже пони и вьючный скот не могли прокормиться из-за засухи.
И как всегда, обсуждение возвращалось к причине их бедствий: Полчищу. Каютас допрашивал одного командира за другим, добиваясь наиболее разумных соображений на основе их наблюдений: тактики выманивания шранков для их истребления, а также насколько агрессивнее сделает их голод.
Не было сомнений в том, что принц-империал был осведомлен о натиске врага, о том, что шранки становятся все ожесточеннее и наглее. Он провел сравнение со снегом, который собирается на высоких горных кряжах, накапливаясь неделю за неделей, из сезона в сезон, до тех пор, пока нижние слои уже не могут выдержать верхних.
– И тогда шранки обрушатся на нас, – заявил Каютас. – А когда они это сделают, их не так-то легко будет усмирить, как сейчас. Они будут все прибывать и прибывать, пока вы не возопите в своих молитвах о передышке.
– Сколько их? – спросил король Хогрим.
В армии не было недостатка в имперских математиках, бледных, как колдуны, под своими зонтиками от солнца, которые ежедневно совершали вылазки с Анасуримбором Моэнгусом во главе.
– Больше, чем нас, мой друг. Гораздо больше.
Король Нарнол, до сих пор пребывающий в скорби по любимому сыну, использовал этот момент, чтобы высказать мнение, общее для их сословия: о том, что раскол Великого Похода – дурные вести.
– Нам нужно держаться вместе! – запротестовал он. – Плечом к плечу с нашими братьями! Если разделимся, нас поглотят и сокрушат одного за другим. А если Великий Поход встретит Полчище целиком…
– Мы не в состоянии прокормить себя, как они, – возразил принц-империал. – Мы везем вчетверо больше пропитания, чем может увезти один, и все-таки голодаем. Держаться вместе – значит вместе голодать.
Но, несмотря на доводы, Каютас видел, что слова Нарнола, подкрепленные аргументами, вселили серьезные опасения в сердца командующих.
– Верьте в моего отца, – с нажимом сказал он, – который предвидел и запланировал решение этих проблем. Подумайте о том, что пятьдесят наших рыцарей могут разбить многотысячную шайку! Шранки бьются, как одержимые, без всякого плана и согласованности. Вам нечего бояться за фланги, нужно только удержать позиции! Рубить и сечь!
Он указал на свою сестру, Анасуримбор Серву, Гранд-даму Сваяли, чья красота была магнитом для праздных глаз.
– И самое главное, вспомните своих учителей и представьте, какие силы они могут обрушить на наших врагов! Не бойтесь, братья!
И Лорды Великого Похода вышли с совета, бия себя в грудь с новым воодушевлением. До чего легко распалить кровожадность людей. Даже заброшенных за тысячу миль от дома.
Смотреть в ясное, яркое небо и чувствовать невидимую тьму.
Воины Великого Похода шли, покрытые пылью, немногим отличаясь от теней. Зная о тучах, собирающихся вдали, они вглядывались вперед, обдумывая то, что не видели. Тяжелее всего было вынести нависшую угрозу, неизбежность столкновения, которая терзала душу так же, как набитые мешки натирали плечи. Они окидывали взглядом проклятую даль Истиули, обсуждая витавшие слухи о загадочном противнике. Полчище. Спорили о количестве, обменивались предположениями, обсуждали давние битвы, канувшие в прошлое. Кто-то втянулся в игру, подсчитывая сотни столбов пыли, по которым можно было узнать кидрухильцев, также патрули конных рыцарей, выступающих перед ними. Они спорили на пайки, кому принадлежит какой плюмаж, и забава эта стала такой популярной, что некоторые отряды возвращались под приветствия тысяч глоток.
На заставах всем уже казалось, что они дошли до края земли. Почва к этому времени превратилась под их ногами в пыль, и Полчище казалось пыльной бурей, клубящейся на горизонте, прибитой к неровной земле. Желтоватые облака сбились в одну большую завесу, что высилась в дымке, заслоняющей небо на севере, скрывая ночью низко висящие созвездия. Пыльные полосы тянулись от нее, будто прибитые, отмечая путь тех кланов, которые бежали позади всех, ослабев от недоедания. Пыльное облако все росло, поднимаясь к волнистой линии гор, прекрасное в своем неторопливом расцвете, поражающее невероятными масштабами. Чувство безнаказанности нарастало среди всадников, одно из тех бездумных убеждений, которые возникают, когда чего-то ждешь, а оно никак не прибудет. Они ехали по пути без следов, а невидимые полчища все отступали перед ними, постоянно отступали. Так повелось.
