Александр Старшинов - Смерть императора
Но Тит очутился рядом. Молодец, парень, тоже прихватил свой щит из дома. Теперь он держал меч, как и положено римлянину в строю. Рядом встали Вонобий и Марк Антоний.
– Камни! – успел крикнуть Тиресий, как со стороны набегавших погромщиков на римлян обрушился град камней – кто-то за их спиной вскрикнул – несчастливцу из домашних Аттия досталось по спине. Асам Аттий тоже очутился рядом со своими гостями. Ни меча, ни щита у него не было, зато имелось два дротика. Шесть дротиков – один за другим полетели в набегавших на римлян погромщиков.
Трое пали сразу. Кто-то на бегу споткнулся об убитого и полетел кувырком, второй за ним. Третий успел перескочить, но его встретил Тиресий ударом клинка. А потом сверху из окон полетели камни – просто камнепад в горах – и обрушились они на голову бегущих навстречу римлянам мародеров.
Лишь двое успели отскочить к стене и тем ненадолго спастись – остальные остались лежать на мостовой. Этих последних двоих Тиресий и Марк Антоний успокоили быстро – благо у парней имелись при себе только ножи.
– Что теперь? – спросил Аттий, переводя дыхание.
Тиресий огляделся.
– То, что запланировали. Тела – в сожженный дом. Стену – закрасить.
* * *Ночью на соседней улице подожгли богатый особняк. Тиресий, стоявший в карауле на крыше, видел, как перекидывают через стену зажженные факелы беснующиеся мальчишки. Ему даже показалось, что это свои, с соседней улицы, решили под видом гостей из прибрежных кварталов заняться грабежом.
Налетел ветер, подхватил пламя, огонь мгновенно скакнул на крышу ближайшего дома. Кажется, там проживал египтянин. Потом загорелся третий домус, за ним четвертый. Пламя весело перебегало от крыши к крыше, рвалось из окон, тянулось к небу. Люди кричали. Не было пожарных, чтобы погасить огонь. Первозданный Хаос вырвался из глубины первозданного мрака и заливал темными волнами все вокруг. Ненависть, ярость, смерть срослись в ночного цербера, что разгуливал, рыча, по улицам города.
Тиресий поднял тревогу, разбудил всех – приказал непрерывно набирать в колодце воду, наполнять амфоры и кувшины, бурдюки. Несколько рабов, разбуженные Аттием, встали дежурить на стенах. Другие таскали туда ведра с водой, поливали черепицу. Тиресий, то и дело оглядывая с высоты соседние дома, видел как при свете пламени мечутся темные человеческие фигурки – то ли пытаются спастись, то ли исполняют какую-то жуткую радостную пляску.
– Можно нарисовать картинку пожара… – сказал один из живописцев, ставя рядом с центурионом ведро с водой. – Наверное, вот так же горел Рим при Нероне. А правда, что император стоял на акведуке и пел, подыгрывая себе на цитре?
– Байки.
– Смотрелось бы хорошо. Значит, станет правдой… – хмыкнул художник и полез вниз по лестнице – за новым ведром.
Вместо него наверх поднялся Аттий – принес запас дротиков.
– Можно как-нибудь выбраться из города? – спросил Аттий, садясь рядом с Тиресием.
Центурион покачал головой:
– Пока не вижу, как это сделать. Надо ждать, когда подойдут римские войска…
– К этому времени нас всех перебьют, – вздохнул бывший легионер. – Я решил уходить. Завтра вечером. Готовься и ты.
У Тиресия возникло подозрение, что никуда Аттий уходить не собирается, а попросту хочет выставить нежелательных гостей за дверь, чтобы никто более не рисовал на белых стенах его дома черных орлов. Какой глупец!
– Лучше остаться и продолжать оборону… – сказал Тиресий.
– Э, парень, тут ты мне не командир, – оборвал Аттий, чем еще больше уверил Приска в задуманной подлянке. – Я сам служил и знаю, что лучше.
– Понятно…
Тиресий вскочил и спустился вниз. Срочно собрал всех, кроме караульных, в перистиле.
– Я не уйду из дома и вам не позволю, мы все остаемся и будем обороняться. У нас достаточно сил, чтобы защищаться… – выкрикнул центурион. – Вонобий. Ты со мной?
Но человек из Кирены не ответил. Напротив, отступил. И это было плохим знаком – Тиресий ощутил это буквально кожей.
– Разорался тут… – раздался голос из темноты.
И вперед выступил смуглый грек с курчавой бородкой, а рядом с ним еще двое – сильно смахивающие на гладиаторов. До этого часа Тиресий их не видел и не знал. Как они вообще появились в доме – разве что хозяин сам их пустил вечером.
– К вечеру тебя, римлянин, не должно быть в моем доме! – объявил Аттий, выходя на середину дворика.
– Так ты никуда не уходишь. – Тиресий покачал головой. – Я так и знал…
– Разумеется, не ухожу. Уходишь ты. Вечером. Или к следующему утру умрешь.
Тиресий нахмурился. Если бы он был уверен, что Марк Антоний и Вонобий на его стороне, можно было бы попытаться прикончить эту троицу… но нет. Вонобий точно не будет драться. Да и на Марка надежда слабая. Эти александрийцы легионеру Двадцать Второго Дейторатова легиона куда ближе, чем пришлый центурион.
– Я с моими людьми уйду… – ответил Тиресий, и слова его более походили на рычание. – Но не пожалейте об этом…
* * *К утру пошел дождь, и пожар стал стихать. Тит и хозяйский мальчишка остались на крыше дежурить, а Тиресий лег спать. Аррия пришла к нему, легла рядом. Положила голову на грудь. Так бывало всегда. Она лежала тихо-тихо, не шевелясь, потом он просовывал руку под тунику, медленно задирал ее. Она не двигалась, только дыхание становилось прерывистее. Потом она начинала тихо поскуливать и делала слабую попытку вырваться, он удерживал ее и переворачивал на живот. Тогда она на миг замирала и лежала, будто оглушенная. Вновь пыталась вырваться, но он придавливал ее к тюфяку и брал, как берут полонянок, – грубо, жестко, без предварительных ласк и поцелуев. Иногда она лежала покорно, иногда начинала кричать. Тогда он поднимал ее на четвереньки и уж приходовал как в лупанарии. Потом она лежала бездвижная, совершенно безвольная. И тогда он начинал ее целовать, – погружал пальцы в лоно и ласкал холмик Венеры меж ее ног, пока она не начинала постанывать, пока ее тело не откликалось на ласки и не начинала уже Аррия придумывать всякие Венерины утехи. Если уж случался у них третий заход, тогда это было воистину буйство – до исступления, до криков, до сладостных стонов, от которых просыпался весь дом.
– Тирс… что ты со мной делаешь… – бормотала она в такие мгновения.
В этот раз они забылись только на рассвете.
А днем Тит разбудил их.
– Коли Аттий хочет, чтобы мы ушли сегодня, мы уйдем. Я придумал, как нам удрать из Александрии… – сообщил дак.
* * *План был отчаянный. Тит предлагал ближе к вечеру, незадолго до заката, выйти из дома небольшой группой, одетыми в иудейские и персидские одежды. Длинное платье из толстой ткани должно скрыть их римские туники, накладные бороды – бритые лица, шапки, платки – на римский манер остриженные волосы. Аррию предлагалось переодеть юношей и обрезать ей кудри. Тит решил отрубить головы трупам, что бросили в разрушенном доме на пожарище. Чем сильнее они будут обезображены, тем проще будет выдать их за казненных римлян. Еще Тит обещал принести снятую с трупа кожу. Вооруженные, измазанные кровью, размахивая жуткими трофеями, римляне дойдут до неохраняемых ворот (вся стража либо перебита, либо разбежалась) и окажутся на дороге в Аполлонию. Аполлония, правда, недалеко от Кирены, что приснилась Тиберию и стала его самым страшным кошмаром. Но там восстание стихло – после того как город был полностью разграблен, а мятежники двинулись дальше. Так, во всяком случае, донесли Аттию его друзья, которым удалось переговорить с одним из прибывших из Кирены мародером. В Аполлонии беглецы сядут на корабль и доберутся до Лептис Магна. А уж в Лептисе их защитит римское оружие. Когда восстание утихнет, они без труда вернутся в Антиохию. Уплана имелось два изъяна – как пройти по объятому восстанием городу среди резни, как миновать ворота – это первая трудность. А вторая – владелец корабля наверняка заломит огромную сумму. И где взять эти деньги, Тит представлял плохо. Как и Тиресий.
Если бы не Аттий, Тиресий предпочел бы не рисковать и не отправляться в сомнительное путешествие, а держать оборону. Но сейчас выбора не было. Даже если Тиресию силой удастся захватить дом Аттия, без потерь не обойтись. Вонобий и Марк Антоний тоже решили уходить, и уходить по одному. Так что оставалось одно – бежать.
– Римские войска подойдут не скоро, – решил Марк Антоний, – попробую вместе с конкубиной и сыном пробраться в лагерь. У Аттия тут я сидеть не хочу.
Тиресий тоже подумывал о том, чтобы пробраться в лагерь легиона. Но не был уверен, что ворота лагеря откроются перед беглецами. Мелкий Турбон – не тот человек, что станет рисковать даже ради спасения гражданина.
Тиресий оценивал шансы на то, что удастся выбраться из города, как неплохие. Пока что восставшие, в основном, разрушали храмы и термы, в дома врывались редко – это Аттию так «повезло». Разрушили гробницу Помпея Великого. Но Помпею после Фарсал было уже на все в этом мире плевать, а уж теперь, мертвому, плевать вдвойне – решил Тиресий.
