Главная роль 6 - Павел Смолин
Словом — самоподдерживающаяся, почти уже не нуждающаяся в штатных оперативниках и всяческих кураторах машина получилась как надо, и с каждым днем только набирает ход. Сажает Франц-Иосиф новоиспеченную «крысу», и все ее друзья и родственники на репрессивный аппарат на это закономерно обижаются, частично записываясь в «Банду Крыс» явочным порядком. Лишенную лидеров, основанную даже не на горизонтальных связях, а чистом «флешмобе» сетку задавить в короткие сроки невозможно физически: у этой Гидры голов хватит очень надолго.
Управляемый хаос, как ни грустно, в первую очередь «хаос», и только потом «управляемый», поэтому свои «Банды Крыс» под предводительством не имеющих отношения к «Избе» господ ныне завелись везде, в том числе и у нас. Спецслужбы отработали как надо, вовремя возглавив местное движение и канализируя буйные порывы в безопасные для моего любимого государственные действия: разрисовывают стены, пририсовывают всякое к моим парадным портретам, немножко матерятся на полицейских, немножко бьют купцов (сие помогает новообразованному рынку частных охранных предприятий), а главное — шьют костюмы «Бетменов» и отливают «бетаранги», по нелегальным каналам продавая их ячейкам по всей Европе. Какое же золото мой Зубатов, сейчас слезы умиления потекут.
Глава 21
— Письмо от купчихи Марии Леонтьевой, — монотонно зачитывал содержимое папочки секретарь Федор.
Он у нас новенький, должность получил из-за нехватки у набора моих секретарей свободного времени — не один я пашу как раб на галерах — и благодаря качественной трехлетней работе в моей личной Канцелярии.
— Город Углич Ярославской губернии, состояние — около ста десяти тысяч рублей в деньгах, золоте и недвижимости.
Очень солидно — для провинции так вообще акула капитализма.
— «На закате жизни я осталась совсем одна в окружении алчных до моих капиталов лизоблюдов и мошенников. Единственным существом, которое любит меня всей душою, ныне является моя собачка дворовой породы Серко. В своей прозорливости он тонко чувствует людей и не подпускает к себе никого, кроме меня»… — секретарь сделал паузу и свернул пролог. — Георгий Александрович, описанию достоинств пса посвящены три листа из четырех.
— Пропускай, — от всей души одобрил я.
Фанатики от животноводства очень любят рассказывать, насколько их питомцы круче каких-то там безволосых обезьян. Ну еще бы — это же типа подконтрольного юнита, дрессируешь как надо и готово. Люди — несоизмеримо сложнее, а главное — у них есть свобода воли, благодаря которой идиота-«патрона» они могут и послать куда подальше. Обидно — зоолюбитель же уже записал в своей голове такого человека в «подконтрольные юниты», а тут раз — и никакой власти над другой божьей тварью у тебя оказывается и нет. Полюбишь тут собак — ее бьешь, а она руку лижет, вот бы с людьми так!
— «Прошу у Вашего Императорского Величества дозволения завещать все, что у меня есть, моему Серко».
Не удержавшись, я заржал. Федор письмо видел, поэтому не стал опускаться до подхалимского хихиканья в унисон со мною, ограничившись улыбкой и разведёнными руками: «понимаю и согласен», параллельно немного покачав письмом — сигнал «еще не всё».
Вытерев слезинку, я махнул продолжать.
— «Мы обсудили сие с уважаемыми господами из Городского совета, и я согласна с их предложением передать все мое имущество в городскую казну после того, как мой Серко присоединится ко мне в Царствие Небесном».
Что ж, неплохая сделка, но у меня тут вообще-то десятки миллионов подданных едва концы с концами сводят, но уже научились читать газеты или слушать, как их зачитывают сельские попы да старосты. Вот они рады будут, когда узнают, что непредставимые для среднестатистического жителя Империи деньжищи были оставлены собаке. Да, сие говорит лишь об исключительно дурном характере купчихи Леонтьевой, но всякие Ленины (не конкретно этот — Владимир Ильич пока развлекается другими вещами) потихоньку учат народ удобному для себя тезису «кошка бросила котят — то Георгий виноват», то есть приписывать все проблемы государственной власти, «аватарой» которой я тут и являюсь. Словом — нефиг.
Потарабанив пальцами по столу, я разразился итогами размышлений.
— Первое — вежливо попросить Льва нашего Николаевича написать купчихе Леонтьевой письмо с напоминанием о том, что собаки, как и любые другие животные, души не имеют, а посему в Царство Небесное попасть не могут, равно как и в Ад — нет в них ни греха, ни добродетели.
— Так точно, — отозвался секретарь, записав в блокнотик.
— Второе — спустить Госсовету указ проработать и принять закон, согласно которому право наследования имеют только люди. Если кому его окружение не любо, значит вот такой он человек — дерьмо к дерьму и липнет.
Секретарь гоготнул — Двору нравятся шуточки в стиле покойного Александра, равно как и всем образованным людям страны — интеллигент существо тонкое и робкое, и сам таких шуточек отмачивать избегает, через что ценность «солдатского юморка» в его глазах очень велика.
— Так точно, — подтвердил секретарь и это.
— Добавить в указ пункт о том, что в случае отсутствия должным образом заверенного завещания о передаче капиталов человеку и при отсутствии прямых родственников имущество подлежит передаче в городскую казну в соответствии с имеющейся в юридических документах процедурой.
— Так точно.
— Дальше, — велел я.
— Прошений нет, но инцидент, по нашему с товарищами по секретариату разумению, требует Вашего внимания, Георгий Александрович, — изобразил Федор смущение.
Инициатива нынче почти ненаказуема, но инерция мышления вещь очень прилипчивая — а ну как у меня день не задался, и Федору теперь за то, что принес фигню прилетит?
— Требует — значит требует, — кивнул я.
Секретарь поведал удивительное. Под Тверью еще в начале XVII века появилось ничем непримечательное поселение Каменное (или Каменское) — сколько таких на Руси было, есть и будет? «Ничем непримечательным» оно оставалось до того, как на него на исходе XVIII века обратил внимание граф Василий Петрович
