Ржавчина - Александр Баренберг
- С Божьей помощью! - уверенно произнес исследователь. - Я убеждён, что делаю богоугодное дело!
- Ты тут еретизмом, случайно, не заразился? - подозрительно взглянул на него агент.
- Причем тут еретики, Джеймс! Моя участь - принести нам чистый металл, пусть и ценой собственного спасения! - нервно возразил Хиннеган, сам, видимо, не очень убежденный в верности своих слов.
- Гм, - Виллейн с сомнением взглянул на ученого, но промолчал.
- Пойдемте уже, господа! - примирительно сказала Кэт, беря под руку своего мужа.
- А вам, мисс э… Джейкобс, тем более не стоило бы там околачиваться! - стоял на своем Джеймс.
- Если можно Генри, можно и мне! - без тени сомнения произнесла Кэт. - Тем более что по-английски Прабхакар практически не говорит, а его подмастерья вообще ни одного слова не знают. Кто-то же должен переводить?
- Это верно, я вчера намучился тут один! Уж очень не хочется "светить" наши интересы даже перед доверенными сотрудниками, больно это нехорошо пахнет! Так что никто, кроме нас троих, не в курсе данной затеи и, надеюсь, так это и останется никому неизвестным! - пробурчал Виллейн и направился к двери, где на пороге их уже, широко улыбаясь, ожидал хозяин, одетый в нарядную, как тот, видимо, считал, тряпку...
Первые дни работы на новом месте дались Хиннегану трудно. Слишком тут все было чуждо ему: и язык, и быт, и, разумеется, само железо. Как Генри ни старался, обойтись совсем без прямого контакта с металлом, делая все руками Прабхакара и его подручных, не выходило. Чтобы понять все процессы полностью и иметь возможность впоследствии воспроизвести их самостоятельно, приходилось участвовать во всех операциях самому. Ученому ежедневно приходилось переступать через внедренные в сознание с самого рождения запреты. Никогда в жизни он столько не молился, сколько за эти дни! И даже, по примеру Виллейна, несколько раз по вечерам посетил церковь, а в воскресенье провел там почти целый день. И все равно ощущение грехопадения не оставляло его, слишком сильные нравственные императивы довлели над ним. Несколько раз Хиннегана посещала мысль сходить на исповедь, но он, разумеется, сразу же гнал ее. Когда-нибудь, когда все это закончится, он обязательно сходит, но не сейчас! В конце концов, исследователь даже рассердился на самого себя. Ну что это за малодушие? Ведь он уже все давно для себя решил, теперь осталось лишь пройти по этой дороге до конца! Критическое мышление ученого сразу стало нашептывать ему, что подобным же образом наверняка размышляли все те, кто, в конце концов, стал еретиком. Однако Генри неимоверным усилием воли заставил надоедливый внутренний голос заткнуться.
Еще больше его удивляло отношение Кэт к данной проблеме. У Хиннегана сложилось впечатление, что девушку возможные последствия от нарушений религиозных предписаний не волнуют вовсе. Во время пребывания в мастерской она не старалась избегать контакта с металлом, а если и остерегалась, то, как казалось, исключительно из-за боязни испачкаться. На прямой вопрос Генри она ответила, что, как написано в Библии, жена должна следовать за мужем во всем, поэтому она и готова разделить с ним все, включая возможный грех. И Кэт действительно безропотно следовала за ним не только в мастерскую, но и в церковь, что сильно поддерживало Генри и наполняло чувством благодарности к ней, усиливая и так немалую привязанность к супруге. Что же касается работы, то Хиннеган надеялся вскоре обойтись без услуг Кэт в мастерской, где условия, по его мнению, совершенно не подходили для пребывания изнеженной женщины. Прабхакар, как оказалось, не так уж и плохо владел английским, а сам Генри быстро прогрессировал в хинди. Уже спустя несколько дней после начала работы, большинство профессиональных тем они вполне могли обсуждать без помощи переводчика.
Собственно же результаты практической работы приводили Генри в восторг. В кузне индийца присутствовали оба способа обработки железа, до сих пор знакомые ученому чисто теоретически. Вдоль одной из стен располагалось несколько примитивных открытых горнов, выполненных из кирпича и снабженных небольшими кожаными мехами для наддува воздухом. Здесь работали, в основном, подмастерья, занимавшиеся починкой старых железных инструментов. Для плавки металла, каковой процесс являлся предметом основного интереса исследователя, температура в горне, естественно, была совершенно недостаточной, однако первые дни Генри провел именно здесь, изучая на практике процессы разогрева, ковки и закалки железных изделий. Без этих базовых знаний в дальнейшей работе не обойтись! В отличие от самих кузнецов, ученый прекрасно знал, что образующиеся во время открытой работы с раскаленным металлом массы окалины являются ничем иным, как соединением кислорода с железом, то есть той же самой ржавчиной, только горячей. Ее следы оставались повсюду, а остывшие частицы оставляли темно-рыжий налет на руках и одежде, приводя Хиннегана в ужас. Однако избежать этого оказалось совершенно невозможно!
Но у горнов работали только уже с готовыми кусками железа. Процесс же добычи его из руды происходил у другой стены довольно обширного помещения. Там возвышалась большая закрытая кирпичная печь с металлическими дверцами и высокой, футов десять-двенадцать, трубой, проходившей сквозь легкий бамбуковый потолок. Огромные меха, обеспечивавшие нужный поток воздуха тут качало одновременно четыре человека. Это была весьма тяжелая работа, поэтому ей занимались две бригады, сменявшие друг друга каждые несколько минут. Через дверцы загружалась смесь угля с рудой и, по истечении положенного времени, извлекался относительно чистый металл, годный для последующей очистки и обработки. Правда, хозяин мастерской жаловался, что иногда много железа стекает вниз, и превращается в хрупкую массу, которую невозможно ковать. Многомудрый, по сравнению с туземным ремесленником Хиннеган понимал, что часть железа науглероживается сверх необходимого, превращаясь в описанный Парксом чугун, имеющий меньшую температуру плавления. Знал он и что с этим делать, но делиться информацией с мастером не стал. В конце концов, это Прабхакар получает от него деньги за обучение, а не наоборот!
В лабораториях Оксфорда имелись печи и посолиднее, где температура доводилась до гораздо более высокой,
