Партизан - Василий Седой
В этой отчаянной атаке мои люди во всей красе показали, как надо воевать в нынешних реалиях. Перед столкновением с противником разрядили пистолеты. После того, как сошлись вплотную ещё раз, а дальше началась рубка, хотелось сказать, что лицом к лицу. Но нет, рубили уже удирающих французов, которым плюсом ко всему с фланга прилетел залп картечи от каких-то артиллеристов.
Не знаю, как далеко в этой атаке мы продвинулись, но в какой-то момент я почувствовал сильный удар в район поясницы, и через мгновение свет померк.
Глава 15
Очнулся я только на другой день, ближе к обеду. Лежал на животе в роскошной кровати и как-то мгновенно понял, что я не чувствую нижнюю часть тела вообще. Это настолько меня испугало, что захотелось опять потерять сознание в надежде очнуться уже без этого чувства беспомощности. Не получилось. Да и отвлекли меня от самоистязания. Степан преувеличенно бодрым голосом спросил, как я себя чувствую. Отвечать на вопрос я не стал. Вместо этого попросил попить и приказным тоном велел:
— Рассказывай все, и в подробностях.
Тот аккуратно меня напоил и рассказал. Лучше бы я не спрашивал.
В меня выстрелил из пистолета один из французских всадников, которого я умудрился обогнать, не заметив. Пуля попала в позвоночник и там застряла. Итог — раздробленная кость в месте попадания. Бойцы во главе с князем, как смогли, достали пулю. При помощи одного из ездовых костоправов сложили раздробленное, но, боюсь, не ходить мне больше на своих ногах. Я ничего не чувствую ниже пояса.
По окончании боя ко мне приводили какого-то суперкрутого врача, которого прислал император. Когда тот собрался лезть к ране, не помыв руки, князь его чуть не пристрелил. Все мои люди были напрочь заинструктированные и понимали вред от грязи. В итоге, только после мытья рук и обработки их местным самогоном врачу разрешили посмотреть рану. Вывод был неутешительный. Тот сразу сказал, что ходить я не буду.
Рассказав все это, Степан спохватился и собрался бежать к императору. Было велено поставить его в известность, когда я приду в себя. Кивком разрешил ему удалиться, а про себя подумал:
— Этому хрену ещё чего нужно?
Пока Степан бегал к государю, потом возвращался, я находился один и напряженно думал:
— Не хочу жить полупарализованным калекой. На хрен я такой никому не нужен, под себя непроизвольно гадящий. Лучше сдохнуть, чем так жить. Про непроизвольное опорожнение кишечника — не шутка. Я это понял по начавшему распространяться неприятному запаху. Не хочу так жить и не буду. А ещё больше не хочу, чтобы меня таким видела жена. Да и знать ей о подобном ранении не следует. Не нужны ей сейчас лишние волнения. Мне хочется, чтобы родился здоровый ребёнок. Хоть так оставлю память о себе.
Раздумывая подобным образом, поймал себя на мысли:
— Господи, как-же хочется жить. Не ценим мы то, что имеем, пока не случится горя. Не способны осознать всей радости жизни, пока не произойдет непоправимое. Это осознавать грустно и больно…
Мои самокопания прервали. В комнату буквально влетел император и сходу наехал:
— Сударь, кто вам позволил идти в атаку, как простому солдату? Зачем вы повели кирасиров в бой лично?
Охренеть наезд. Я повернул голову и увидел возле входа в комнату целое столпотворение народа, выставил руку в сторону разоряющегося императора и громко позвал Степана. Охреневший царь запнулся от такой наглости, а в комнату мимо не менее охреневших придворных просочился Степан. Увидев его, я произнес:
— Сделай так, чтобы нас никто не смог подслушать. Вообще никто.
Степан только кивнул в ответ и выскочил из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. Царь хотел что-то сказать, но я тем же жестом остановил его и тихо сказал:
— Одну минуту терпения.
Подождал, пока в коридоре стихнет поднявшийся шум, и кивнув сам себе головой, сказал:
— Вот теперь можно и поговорить.
Император тут же зачастил:
— А что это вы раскомандовались? Не много ли на себя берете?
— Стоп. Так разговора не получится. Давай, Саша, присядь и не горячись. Ни к чему это. — Сказал я и с интересом наблюдал за побагровевшим лицом императора, который, как рыба, вытащенная из воды, открывал и закрывал рот, пытаясь что-то произнести. Не дал ему такой возможности, предложил:
— Спорим, что, когда начну рассказывать сказку, ты забудешь про моё поведение и даже будешь просить, чтобы продолжил.
Пока я говорил, он, похоже, успел прийти в себя и успокоиться, потому что уселся на стул и произнес:
— Ну давай, удиви. Только помни, что слишком далеко ты зашёл.
— Хорошо, запомню. Так вот слушай, родился я…
Рассказал ему все. Как попал в этот мир, кем был в прошлом, все, за исключением попадания моего сознания в другой мир. Рассудил, что это лишнее. Не нужно его перегружать, ему теперь и так нелегко будет. Я ведь не забыл рассказать и о будущих событиях. Не все, конечно. Только то, что помнил. Но и этого немало.
Параллельно с рассказом отслеживал его реакцию на мои слова. Интересно было наблюдать за его лицом. Его можно было читать, как страницы книги. На нём сменяли друг друга эмоции от скепсиса с неверием до осознания, что это не розыгрыш, и все очень серьёзно.
Император долго обдумывал рассказанное. Я уже даже переживать начал. Как бы не поплохело человеку от избытка информации. Когда он очнулся от раздумий, то произнес совершенно не то, что я от него ждал:
— Теперь я понимаю сестру. Её всегда привлекало все необычное. Встретив такого, как ты, у неё не было ни одного шанса пройти мимо и не заинтересоваться.
Он немного подумал и продолжил говорить:
— Честно сказать, я шёл сюда уговорить тебя покончить с собой. Вон даже принёс с собой заряженный пистолет. Хочу счастья сестре. А какое счастье с таким калекой, как ты? Она ведь не откажется от тебя, характер не тот. Так и будет страдать всю жизнь. Вот и решил облегчить её участь. Если бы ты не согласился, верные люди помогли бы. А вот теперь, после всего рассказанного, мне впору самолично с тебя пылинки сдувать. Ума не приложу, как быть в этой ситуации.
Тут уже я вмешался в его размышления. Мне не нужно, чтобы он фигню всякую думал. Я уже принял решение, что делать. Поэтому,
